Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл
- Дата:13.07.2024
- Категория: Классическая проза / Русская классическая проза
- Название: Маскарад, или Искуситель
- Автор: Герман Мелвилл
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Маскарад, или Искуситель"
🎭 "Маскарад, или Искуситель" - захватывающая аудиокнига, написанная Германом Мелвиллом. В центре сюжета - загадочный герой, способный обольстить любого своим обаянием и хитростью. Он как искусный актер, надевает маску, скрывая свою истинную сущность.
Главный герой книги ведет игру, в которой каждый шаг - загадка, каждое слово - тайна. Он искусно манипулирует окружающими, создавая атмосферу загадочности и интриги. Каждый, кто вступает в его игру, рискует потерять себя в этом маскараде.
Автор Герман Мелвилл - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной и философским подтекстом. Его книги всегда вызывают интерес и заставляют задуматься над главными вопросами жизни.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения классической прозы, в том числе и "Маскарад, или Искуситель".
Погрузитесь в мир загадок и интриг с аудиокнигой "Маскарад, или Искуситель" и окунитесь в историю, где каждый персонаж - как актер на сцене, где каждое действие - часть большого плана.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своём изодранном однобортном сюртуке, кое-как застёгнутом до подбородка, скрытый мыслитель отвесил ему по клон, который, из-за любезности, подошёл бы виконту, затем повернулся с тихим обращением к незнакомцу. Но незнакомец сидел, ещё более, чем когда-либо, напоминая холодную призму, одновременно демонстрируя увлечённость привлекательной женщиной-янки, уже придав своему выражению мистическую форму и добавив дополнительные сосульки своему облику. Весь вид его, казалось, говорил: «От меня – ничего». Отвергнутый проситель бросил на него взгляд, полный задетой гордости и разрушительного презрения, и пошёл своим путём.
– Ну-ну, – сказал космополит немного укоризненно, – вы должны сочувствовать этому человеку; скажите мне, сочувствуете вы или не сочувствуете? Вы посмотрите на его трактат – вполне трансцедентального направления.
– Извините меня, – сказал незнакомец, отодвигая трактат. – Я никогда не покровительствую негодяю.
– Негодяю?
– Я обнаружил в его, сэр, убийственном взгляде чувство – проклятие, я бы сказал так; есть ощущение подлости в кажущемся сумасшествии. Я считаю его хитрым бродягой, ловко играющим роль сумасшедшего. Разве вы не заметили, как он вздрогнул под моим взглядом?
– Действительно? – изображая долгий, удивлённый вздох. – Я едва ли смог угадать в вас характер, настолько невероятно подозрительный. Вздрогнули? Будьте уверены, он такой и есть, бедняга; вы прониклись его хромотой. Что касается его ловкой игры в сумасшедшего, отдельные критики могли бы так же выступить против одного или двух бродячих волхвов в эти дни. Но это – вопрос, о котором я ничего не знаю. Но ещё раз, и в последний раз, чтобы вернуться к отправной точке: почему сэр, вы предупредили меня относительно моего друга? Если это станет доказательством того, что вы хотите быть уверенным в моём друге на основании столь же зыбком, как и ваше недоверие к сумасшедшему, то я буду рад это узнать. Ну, почему вы предупреждали меня? Изложите это, я умоляю, в нескольких словах, и английских.
– Я предостерёг вас относительно него потому, что он подозревается – так говорили мне – как Миссисипский мошенник, о котором известно на этих кораблях.
– Мошенник, ах? Он мошенничает, не так ли? Мой друг тогда является кем-то, кого индейцы называют Великим шаманом, не так ли? Он мошенничает, он обчищает, он лишает достатка.
– Я чувствую, сэр, – сказал незнакомец, оставаясь невосприимчивым к откровенной шутке, – что ваше понятие о том, кого называют Великим лекарем, нуждается в коррекции. Великий шаман среди индейцев не менее важен, чем человек, серьёзно почитающий благоразумную проницательность.
– И разве мой друг не благоразумен? Разве мой друг не проницателен? По вашему собственному определению, разве мой друг не Великий шаман?
– Нет, он – мошенник, Миссисипский мошенник, двуличный тип. В том, что он такой, я мало сомневаюсь, мне указали на него как на жаждущего приобщить меня к какой-то небольшой авантюре в этой западной области, где я никогда прежде не путешествовал. И, сэр, если я не ошибаюсь, вы здесь также чужестранец (но, действительно, не каждый ли чужестранец в этой чужой вселенной?), и это – причина, почему я почувствовал толчок, чтобы предостеречь вас относительно компаньона, который не может быть никем иным, как опасным для человека бескорыстного и доверчивого. Но я повторяю, что надеюсь, что к настоящему времени, по крайней мере, он не преуспел с вами, и верю, что и в будущем не преуспеет.
– Спасибо за ваше беспокойство, но я едва ли смогу аналогично поблагодарить за столь твёрдо отстаиваемую гипотезу о неприемлемом характере моего друга. Правда, я завёл с ним знакомство сегодня впервые и мало знаком с его прошлым, но это не кажется мне простой причиной, почему его натура не должна сама по себе внушать доверие. И, учитывая, что ваших собственных знаний о джентльмене, по вашим же собственным словам, столь точных, как это необходимо, нет, то вы простите мне, если я откажусь воспринимать дальнейшие сообщения, нелестные для него. Действительно, сэр, – доброжелательно, – давайте сменим тему.
Глава XXXVII
Мистик представляет практикующего ученика
– И то и другое, тему и собеседника, – ответил незнакомец, вставая и дожидаясь возвращения прогуливающегося в удалённой точке палубы человека, только что развернувшегося кругом и направлявшегося к нему.
– Эгберт! – сказал он, подзывая его.
Эгберт, хорошо одетый, выглядящий как коммерсант, джентльмен приблизительно тридцати лет, окликнутый на ходу, поразительно почтительный и через мгновение стоящий рядом, в отношении своего вышестоящего компаньона был, очевидно, его верным последователем.
– Это, – сказал незнакомец, беря Эгберта за руку и подводя его к космополиту, – это – Эгберт, ученик. Я хочу, чтобы вы знали Эгберта. Эгберт был первым среди людей, кто отредактировал для практического применения принципы Марка Винсама, – принципы, ранее считавшиеся менее адаптированными к жизни, чем туалет. Эгберт, – оборачиваясь к ученику, который с кажущейся скромностью немного сжался от таких похвал, – Эгберт, это, – с приветствием к космополиту, – как и все мы, иностранец. Я хочу, чтобы вы, Эгберт, называли этого иностранца братом; пообщайтесь с ним. Особенно если в настоящее время по каким-либо причинам его любопытство невелико, то оно должно быть возбуждено точным характером моей философии, и я полагаю, что вы не оставите такое любопытство неудовлетворённым. Вы, Эгберт, просто сформулировав ваши принципы, можете сделать больше для объяснения моей теории, нежели я сам смогу сделать это при помощи простых слов. Действительно, именно вы лучше всего понимаете меня самого. Поскольку у каждой философии есть определённые оборотные составляющие, весьма важные составляющие, то они, как затылок, лучше всего заметны при отражении. Теперь, как в стакане, вы, Эгберт, в вашей жизни отражаете для меня наиболее важную часть моей системы. Тот, кто одобряет вас, одобряет философию Марка Винсама.
Хотя части этой речи могли, возможно, по фразеологии показаться самопочитанием, всё же никакого следа самодовольства не было заметно в поведении говорившего, которое всецело было простым, скромным, достойным и мужественным; учитель и пророк, казалось, скрывались больше в идее, как говорится, чем в том, кто был её носителем.
– Сэр, – сказал космополит, который, казалось, весьма заинтересовался этим новым кругом вопросов, – вы говорите об определённой философии, более или менее оккультной, и намекаете, что она касается практической жизни; прошу, скажите мне, склоняется ли исследование этой философии к некоторым формам, характерным для мирового опыта?
Да, это так, и это – испытание её истинности; если какая-либо философия вступила в противоречие с мировым опытом и склоняется к созданию противоречий с ним, то такая философия обязательно должна стать всего лишь обманом и мечтой.
– Вы немного удивляете меня, – ответил космополит, – из-за вашей открывшейся проницательности, а также из-за ваших намёков на глубокий труд Платона по богословию; казалось бы, не естественно ли предположить, что если вы – создатель какой-либо философии, то она должна быть глубокомысленной, чтобы оказаться выше примитивного практического применения?
– Вы не ошибаетесь относительно меня, – присоединился другой. Затем, смиренно став в позу Рафаэля: – Пока золотые тени древних мраморных Мемнонов всё ещё остаются загадочными, то никто не в состоянии предугадывать приобретения или потери каждого живого человека. Сэр, – со спокойствием, – человек пришёл в этот мир не для того, чтобы сидеть и размышлять, затуманивая себя тщетной утончённостью, а чтобы подпоясать ремнём свою поясницу и работать. Тайна заключена в утре, и тайна заключена в ночи, и величайшая из тайн находится повсюду; но, тем не менее, простая правда остаётся, и тот же рот и тот же кошелёк должны быть наполнены. Если к настоящему времени вы приняли меня за провидца, то у вас открылись глаза. Я также не одержим одной идеей, не более, чем провидцы до меня. Разве Сенека не был ростовщиком? Бэкон – придворным? И Сведенборг, хоть и с одним невидящим глазом, разве не полагался на другой? Наряду с тем, что мне дано, я –
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- На озере Фертё - Лайош Мештерхази - Классическая проза
- Воспоминания розы - Консуэло Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары