Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл
- Дата:13.07.2024
- Категория: Классическая проза / Русская классическая проза
- Название: Маскарад, или Искуситель
- Автор: Герман Мелвилл
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Маскарад, или Искуситель"
🎭 "Маскарад, или Искуситель" - захватывающая аудиокнига, написанная Германом Мелвиллом. В центре сюжета - загадочный герой, способный обольстить любого своим обаянием и хитростью. Он как искусный актер, надевает маску, скрывая свою истинную сущность.
Главный герой книги ведет игру, в которой каждый шаг - загадка, каждое слово - тайна. Он искусно манипулирует окружающими, создавая атмосферу загадочности и интриги. Каждый, кто вступает в его игру, рискует потерять себя в этом маскараде.
Автор Герман Мелвилл - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной и философским подтекстом. Его книги всегда вызывают интерес и заставляют задуматься над главными вопросами жизни.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения классической прозы, в том числе и "Маскарад, или Искуситель".
Погрузитесь в мир загадок и интриг с аудиокнигой "Маскарад, или Искуситель" и окунитесь в историю, где каждый персонаж - как актер на сцене, где каждое действие - часть большого плана.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пригласить меня сесть с вами – весьма гостеприимно, – одновременно соглашаясь сейчас же поменять тему, – и легендарное восточное гостеприимство по сути своей приятный аравийский роман, что также очень романтичная вещь сама по себе, – поэтому я всегда слышу выражения о гостеприимстве с удовольствием. Но что касается вина, то моё отношение к этому напитку столь своеобразно и я так боюсь разрешить ему насытить меня, что удерживаю свою любовь к нему в долгих рамках непроверенной абстракции. Короче, я осушил огромные порции вина со страниц Хафиза, но я редко делаю глоток вина из чаши.
Космополит спокойно взглянул на говорившего, который теперь, заняв стул напротив него, уселся там, целиком сияя холодом, как призма. Казалось, можно было почти услышать его стеклянный звон и перезвон. В тот момент космополит остановил проходящего мимо официанта, которого попросил принести кубок воды со льдом.
– Лучшего льда, официант, – сказал он, – и теперь, – обратившись к незнакомцу, – вы, пожалуйста, объясните мне свою причину предупреждений, которые вы мне сначала адресовали.
– Я надеюсь, что они не были такими же предупреждениями, как большинство предупреждений, – сказал незнакомец, – предупреждения, которые не предупреждают, но осмеивают, приходят после случившегося. И всё же что-то в вашем предложении, как я теперь полагаю, безотносительно скрытого мнения, которое ваш самозваный друг, возможно, имел о вас, пока ещё остаётся незаконченным. Вы распознали, кто он.
– И что тут сказать? «Это – приветливая душа». Итак, вы видите, что вы должны или бросить свою доктрину этикеток, или же ваше предубеждение против моего друга. Но скажите мне, – с возобновившейся серьёзностью, – за кого вы его приняли? Кто он?
– Кто вы? Кто я? Никто не знает, кто есть кто. Данные, которые жизнь предоставляет для составления истинного мнения о любом существе, так же недостаточны для этой цели, как в геометрии одной стороны недостаточно для определения треугольника.
– Но не эта ли доктрина треугольников некоторым образом противоречит вашей доктрине этикеток?
– Да, но что из того? Я редко хочу быть последовательным. В философском представлении последовательность – определённый уровень во всех случаях, поддерживаемый при работе ума. Но так как природа почти всегда состоит из холмов и долин, то как же может каждый естественным путём продолжать продвигаться в знании, не подчиняясь естественной неравномерности движения? Продвижение в знаниях точно такое же, как движение по великому каналу Эри, где, в зависимости от характера местности, изменение уровня неизбежно; вы заперты и ограничены снизу бесконечными несоответствиями, и всё же всё время вы преуспеваете, в то время как самая унылая часть из всего маршрута – это та, которую лодочники называют «долгим уровнем», – бесконечно-плоская равнина в шестьдесят миль по стоячим болотам.
В одной детали, – подхватил космополит, – ваше сравнение, возможно, неудачно. Ну сколько времени после всех движений вверх и движений вниз в более высокой равнине вы, в конце концов, выдержите? Не хватит ли подавать это как пример? С молодости я приучен почитать знания, и вы должны простить мне, если на этот счёт я отвергну вашу аналогию. Но, действительно, вы неким образом околдовываете меня своей заманчивой беседой так, что я продолжаю неожиданно отклоняться от своей точки зрения. Вы говорите мне, что не можете, конечно же, знать, кто или каков мой друг; тогда умоляю, как вы догадались, кто он тогда?
Я угадал, что он тот, кого среди древних египтян называли… – используя некое неизвестное слово.
…! И кто это?
…Это тот, кого Прокл в небольшом примечании к своей третьей книге по богословию Платона определяет как… «изрекающего греческие сентенции».
Держа свой стакан и постоянно разглядывая его на просвет, космополит возразил:
– Это настолько определённая вещь, что Прокл отнёс её к современным понятиям, воспринимаемым в самом кристальном свете, чего я не буду опрометчиво отрицать; тем не менее, если бы вы могли вставить определённые слова, подходящие для моего восприятия, то я должен был бы принять их к использованию.
– Благо! – немного приподняв свои холодные брови. – Благо брака я воспринимаю как узел из белых лент, как весьма красноречивое отражение чистоты истинного брака; но и другие блага я всё же должен знать; и, тем не менее, в неуловимый момент слово, которое вы используете, кажется мне неприятным обозначением в основном какого-то скверного, трусливого подчинения тому, кто хорош уже сам по себе.
В этот момент был принесён кубок с замороженной водой и по знаку космополита был поставлен перед незнакомцем, который прежде, чем выразить признательность, отпил глоток, очевидно, освежаясь, – сама его неприветливость, как это бывает с некоторыми людьми, оказалась полностью неподходящей.
Наконец, поставив назад кубок и мягко вытирая со своих губ бусинки воды, недавно уцепившейся там, как в створке коралловой раковины на рифе, он обернулся к космополиту и в более холодной манере, по возможности, наполовину овладевшей им, сухо сказал:
– Я придерживаюсь метемпсихоза; и кем бы я ни был теперь, я чувствую, что был однажды стоиком Аррианом, и есть намёки на то, что я был также озадачен словом на соответствующем языке его времени, которое, что очень вероятно, соответствовало вашему слову «благо».
– Вы благодарны за мои пояснения? – вежливо спросил космополит.
– Сэр, – ответил незнакомец почти без серьёзности, – я люблю ясность во всех вещах и боюсь, что я едва ли окажусь в состоянии удовлетворения разговором с вами, если вы не примете её во внимание.
Космополит в размышлении следил за ним некоторое время, затем сказал:
– Лучший путь для того, чтобы выйти из лабиринта, как я слышал, это вернуться той же дорогой. Я соответственно восстанавливаю свой путь и спрашиваю, поможете ли вы мне. Короче говоря, ещё раз вернуться к вопросу: по какой причине вы предостерегаете меня против моего друга?
– Тогда кратко и ясно: потому что, как прежде было сказано, я предполагаю, что его место среди древних египтян…
– Умоляю, сейчас, – с искренним осуждением космополит, – умоляю, скажите, зачем теперь тревожить покой этих древних египтян? Что нам их слова или их мысли? Разве мы – нищие арабы, без нашего собственного дома, кто должен вернуться поселенцами к мумиям, лежащим среди пыльных катакомб?
– Самый бедный из формовщиков фараоновых кирпичей с большей честью покоится в своих тряпках, нежели император Российской империи во всех своих шелках, – словно оракул, сказал незнакомец. – По отношению к смерти путь у червя величественен, в то время как жизнь, пусть даже и у короля, презренна. Этот разговор не против мумий. Он – часть моей миссии научить человечество долгу почитания мумий.
К счастью, эту бессвязную речь остановил, или, скорее, изменил её направление приблизившийся измученный, вдохновлено выглядящий человек – сумасшедший нищий, испрашивающий милостыню как торговец вразнос напыщенным трактатом, самостоятельно составленным, формулирующий свои требования при помощи некоего напыщенного апостольства. Хотя он был рваный и грязный, в нём не было никакого следа вульгарности, отчего по своей природе его поведение не было грубым; его худое тело казалось большим из-за широкой, дикой налобной повязки на его лбу, спутанной со взъерошенной массой чёрных, как вороново крыло, завитков, бросающих ещё более глубокую тень на худое тело, подобное сушёной ягоде. Ничто не могло превзойти его облика живописных итальянских руин и революций, усиленного, как казалось, всего лишь аргументированным мерцающим взглядом, недостаточным для того, чтобы придать ему необходимую продолжительность, но, возможно, подходящим для того, чтобы время от времени предположить возникновение скрытых мучительных сомнений в том, была ли его заплесневелая мечта о славе верной.
Приняв предложенный ему трактат, космополит посмотрел на него и, казалось, увидев, что это было, закрыл его, положил его в свой карман, одновременно следя за человеком, затем наклонился и подал ему шиллинг, сказав ему добрым и внимательным тоном:
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- На озере Фертё - Лайош Мештерхази - Классическая проза
- Воспоминания розы - Консуэло Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары