Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл
- Дата:13.07.2024
- Категория: Классическая проза / Русская классическая проза
- Название: Маскарад, или Искуситель
- Автор: Герман Мелвилл
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Маскарад, или Искуситель"
🎭 "Маскарад, или Искуситель" - захватывающая аудиокнига, написанная Германом Мелвиллом. В центре сюжета - загадочный герой, способный обольстить любого своим обаянием и хитростью. Он как искусный актер, надевает маску, скрывая свою истинную сущность.
Главный герой книги ведет игру, в которой каждый шаг - загадка, каждое слово - тайна. Он искусно манипулирует окружающими, создавая атмосферу загадочности и интриги. Каждый, кто вступает в его игру, рискует потерять себя в этом маскараде.
Автор Герман Мелвилл - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной и философским подтекстом. Его книги всегда вызывают интерес и заставляют задуматься над главными вопросами жизни.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения классической прозы, в том числе и "Маскарад, или Искуситель".
Погрузитесь в мир загадок и интриг с аудиокнигой "Маскарад, или Искуситель" и окунитесь в историю, где каждый персонаж - как актер на сцене, где каждое действие - часть большого плана.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот повернулся, рассматривая говорившего; голубоглазый человек, рыжеволосый, саксонского типа, возможно, сорока пяти лет; высокий, но для собственной угловатости хорошо скроенный; мало интересующийся мнением о себе самом, но с вполне уместной простой пуританской внешностью и своего рода фермерским достоинством. Его возраст, казалось, читался больше по его лбу, вдумчивому и спокойному, чем по его общему виду, молодому и зрелому, иногда специфичному для обычного здорового тела, как оригинальному дару природы, или, в какой-то степени, как эффекту или вознаграждению из-за умеренности к страстям, сохраняемому, возможно, его конституцией так же, как и моралью. A опрятная, миловидная, почти румяная щека, холодная и свежая, как красный цветущий клевер в холодном рассвете, была тёплым цветком, достойно сохранённым на холоде. Каждый человек, общавшийся с ним, отмечал в нём проницательность и тонкость, необычайным образом смешанные; таким образом, он казался смесью янки-коробейника и татарского священника, хотя, как казалось, в стеснённом положении первый не стал бы, по всей вероятности, играть вторую скрипку по отношению к другому.
– Сэр, – сказал космополит, поднявшись и раскланявшись со сдержанным достоинством, – если я не могу из чистого наслаждения намёком указать на человека, кто просто чокался общим стаканом со мной, то, с другой стороны, я не расположен недооценить повод, который в данном случае смог вызвать такой намёк. Мой друг, место которого ещё не остыло, удалился на ночь, оставив в своей бутылке какое-то большое или малое содержимое. Умоляю, сядьте на его место и выпейте со мной; и затем, если вы далее решите не намекать на что-то неприятное о человеке, дружелюбное тепло которого частично перейдёт к вам, то его приветливость пройдёт через вас – и пусть будет так.
– Весьма недурная самонадеянность, – сказал незнакомец, уже по-менторски и артистически разглядывая живописного оратора, как будто он был статуей во дворце Питти. – Весьма недурная. – Затем с самым серьёзным интересом: – Ваша душа, сэр, если я не ошибаюсь, должна быть душой красивой – исполненной всеобщей любви и веры, поскольку там, где красота, там и они должны быть.
– Прекрасная вера, – согласился космополит, начав говорить тем же тоном, – и, признаться, она давно нравилась мне. Да, вместе с вами и с Шиллером я рад полагать, что красота в основе своей несовместима со скверной, и не потому ли я так эксцентричен, что уверен в скрытой доброте этого красивого существа, гремучей змеи, чья отполированная спираль гибкой шеи из желтовато-коричневого золота столь ловко завивается вверх на солнце, что никто в прерии не может созерцать её без удивления?
Когда он выдохнул эти слова, то, как показалось, серьёзно проникся их духом, – так некоторые описываемые серьёзные ораторы подсознательно наклоняются и взбивают хохолок на своей голове, пока он не окажется почти таким же, как у описанного существа. Тем временем незнакомец воспринял их с некоторым удивлением, очевидно, в более мистическом ключе, и тут же сказал:
– Когда вы бываете очарованы красотой этой гадины, разве вам никогда не приходит мысль поменяться с ней местами? Почувствовать, что это вы должны были стать змеёй? С незримым скольжением в траве? Ужалить, убить при малейшем прикосновении; разве не всё ваше красивое тело – это переливающиеся ножны смерти? Короче говоря, разве никогда у вас не появляется желание почувствовать себя освобождённым от знаний и совести и насладиться некоторое время беззаботной радостной жизнью абсолютно инстинктивного, недоброго и безответственного существа?
– Такого желания, – ответил другой, неощутимо взволновавшись, – я должен признаться, у меня сознательно никогда не возникало. Такое желание, воистину, едва ли смогло бы прийти в обычном воображении, и сам я не могу рассуждать столь изысканно.
– Но теперь, когда идея предложена, – сказал незнакомец с младенческим любопытством, – разве она не вызывает желание? Едва ли. Хотя я не думаю, что у меня есть какое-либо твёрдое предубеждение против гремучей змеи, тем не менее я не хотел бы быть ею. Если бы я сейчас был гремучей змеёй, то не было бы такой проблемы, как быть приветливым с людьми: люди боялись бы меня, и тогда я должен был бы стать очень одинокой и несчастной гремучей змеёй.
Правда, люди боялись бы вас. И почему? Из-за вашего треска, вашей гулкой дроби – звука, как говорится, подобного тряске маленьких сухих черепов в мелодии Вальса смерти. И здесь мы имеем другую красивую правду. Когда какое-либо существо становится недружелюбным к другим существам, природа по ходу дела помечает это существо даже ярче, чем яд, сделанный аптекарем. Поэтому, кто бы ни решился уничтожить гремучую змею или другое вредное существо, это – его собственная ошибка. Они должны были уважить этикетку. Об этом говорит и отрывок из Священного Писания:
Кто пожалеет заклинателя, который укушен змеёй?
– Я пожалел бы его, – сказал космополит, возможно, немного прямодушно.
– Но вы же не думаете, – возразил другой, всё ещё сохраняя свой бесстрастный облик, – вы же не думаете, что для человека пожалеть там, где природа безжалостна, немного предпочтительней?
– Позвольте казуистам заниматься казуистикой, но пусть сердце само за себя решит вопрос сострадания. Но, сэр, – становясь серьёзным, – из того, что я сейчас впервые понял, вы с того момента, как в жизнь было введено слово «безответственность», не использовали его. Теперь, сэр, тем не менее, из-за духа терпимости, в который я верю, я стараюсь изо всех сил никогда не пугаться любого предположения, если оно следует чести, и всё же на этот раз я должен признать, что, действительно, процитированный вами пункт вызывает моё беспокойство, потому что надлежащее представление о вселенной, то представление, которое призвано порождать соответствующую веру, учит, если я не ошибаюсь, что поскольку все явления разумно управляются, то не так много живых существ не должны следовать обязательствам.
– Действительно ли гремучая змея имеет обязательства? – спросил незнакомец со сверхъестественным холодом, глядя драгоценными камнями прозрачно-голубых глаз так, что он казался скорее метафизическим водяным, чем чувствующим человеком. – Разве гремучая змея имеет обязательства?
– Если я и не подтверждаю этого, – ответил другой с осторожностью опытного мыслителя, – то я и не буду этого отрицать. Но если мы предположим, что это так, то мне не стоит говорить, что эти обязательства ни ваши, ни мои, ни Суда по гражданским делам, ни кого-то более превосходящего всех перечисленных.
Он продолжал говорить, пока незнакомец не прервал его; но только лишь прочитав его аргумент в его взгляде, космополит, не ожидая момента, когда он будет высказан словами, сразу заговорил с ним:
– Вы возражаете против моей гипотезы, но только с той позиции, что место гремучей змеи – не манифест её природы; но может ли почти такое же существо иметь предубеждение против человека? Это сводится к абсурду… доказывать обратное тщетно. Но если теперь, – продолжал он, – вы считаете, что у гремучей змеи существует способность к нанесению вреда (заметьте, я не обвиняю её в том, что она вредна, но я говорю, что она способна быть такой), то можете ли вы полностью избежать допущения, что есть не совсем симметричное представление о вселенной, которое должно поддерживаться кем-то; в то время как подразумевается, что запрещено убивать без судебного решения, и у его товарища, обладающего той же способностью гремучей змеи, допускающей свободу убивать любое существо, рождается капризная обида – и человека тоже? Но, – утомлённым голосом, – это невесёлый разговор; по крайней мере, это не для меня. Рвение непосвящённого тяготит меня. Я сожалею об этом. Умоляю, сядьте и отведайте этого вина.
– Ваши предложения для меня новы, – сказал другой со своего рода снисходительной благодарностью, как тот, кто, обладая знанием, смотрит свысока на получающего его крошки, тем более нищего, – и поскольку я, совсем как афинянин, приветствую новую мысль, то не могу согласиться позволить ей так резко упасть. Итак, гремучая змея…
– Хватит о гремучих змеях, я умоляю, – с отчаянием. – Я должен
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- На озере Фертё - Лайош Мештерхази - Классическая проза
- Воспоминания розы - Консуэло Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары