Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дневнике читаем: «30/IX – 26 г. Все дни таскали в контрольную комиссию и окружком. Ничего не добились. Хотели взять на удочку, но ведь я держу ухо востро и на нее не попался – ребят не выдал».
Семенов был арестован «на 10 суток». В эти годы с сибирскими оппозиционерами такое будет происходить нечасто. За решетку посадят в конце 1927‑го томских оппозиционеров Ивахно и Яковлева, но мы не узнаем обстоятельства их ареста, известно лишь, что он тоже был кратковременным. Интересно, что арест воспринимался коммунистами как менее серьезное и уж точно менее принципиальное происшествие, нежели вызов в контрольную комиссию. Правда, кратковременный арест в это время был распространенным средством администрирования населения, а нахождение под арестом не предполагало ни политического остракизма, ни дальнейших последствий со стороны работодателей – «дело житейское». С точки зрения Семенова, это была только уловка следователя контрольной комиссии, способ надавить на него:
…Смешно! Неужели нельзя ставить прямо вопроса? Неужели нельзя сказать: «Может быть, арест сломит?» <…> Я знаю истинную подоплеку ареста. Меня арестовали за то, что не умею пресмыкаться, лизать пятки и скрывать взгляды на вещи. Сталинцы на местах, партийные бюрократы, выработали еще один способ «идейной» борьбы – каменный мешок! Трусы! Люди, держащиеся за свои места! Стремящиеся к улучшению своего благополучия, где ваша идейность? Вы надеетесь, что стены камеры сломят наше упорство? Заблуждаетесь! Они крепят в нас силу для новой борьбы! Увеличивают уверенность в правоте начатого дела!
10 суток! Что ж, посидим, будем читать, писать, работать над собой.
Хорошо, что есть бумага, перо, чернила и свет. Что же еще нужно? Правда, холодное помещение не располагает к письменному изложению своих мыслей, но как убить время? Может быть, отберут письменные принадлежности; тогда при всем желании написать хоть слово – не сможешь, пока использую возможность ведения дневника, а там хоть трава не расти. <…>
Сейчас 10 вечера. Мерцает лампочка, холодновато, тишина. Люди спят. И один я сижу, как зверь в клетке, и бодрствую. Вот дверь <…> Только 1 ½ вершка отделяют меня от воли, а уйти не могу. Как еще слаб человек! Не может преодолеть полуторавершковую полудеревянную, полужелезную преграду. Стыдно! Силы мало! Эх, расправить бы плечи, сжать кулаки, двинуть, надавить и <…> что за пустые мечтанья.
2/X Риск я люблю. Вчерашний вечер, осматривая свою камеру, заметил, что под досками, наваленными в беспорядке в углу, имеется какое-то углубление. Осторожно раздвинув их, установил подкоп. Вспомнил, что в этом подвале раньше был склад и через подкоп провели его «очистку». Яму засыпали. От нечего делать стал рыть – поддается. Через 2 ½–3 часа работы добрался до воли. На улице никого, поверка в 4 утра. Пошел прогуляться. Встретил Т., он шел в маскарад. Черт возьми! Эврика! Есть! Идея! Зашел к нему. Взял костюм Пьеро, и поперлись. Весело провел время – в 3 обратно. Осторожно влез. Вход зарывать не стал – прикрыл досками, за «выход» не боюсь, т. к. он в темном углу разрушенного колчаковцами дома. Решил каждый день выходить освежаться.
Сейчас только что вернулся в свое «зало» и засел писать. Чернил нет (куда-то исчезли еще вчера днем). Добыл карандаш, буду им царапать[684].
Бытовые условия «арестного дома» в Минусинске не должны поражать: почти не охраняемое место заключения в разрушенном доме не воспринималось как что-то ненормальное: «домов, разрушенных колчаковцами» семь лет назад и не восстановленных до сих пор, в Минусинске было не один и не два.
Стоит обратить внимание на юмор дневниковых записей. Автор в игровой форме дистанцируется от происходящего, что сильно отличается, как мы увидим, от буквального языка 1930‑х. Любил Семенов и читать, весной успел проштудировать IX, XIV, XV и XVIII тома сочинений Ленина «и пришел к выводу, что т. т. Зиновьев, Каменев, Н. К. (Крупская) и др. правы». Условия содержания Семенова говорят о том, что он не враг: ему можно размышлять, думать – может, он вернется в лоно партии. Тюремный режим ничем не напоминает режим Большого террора. Например:
Сегодня произошел интересный инцидент. По положению у арестованных отбирают все острые предметы и оружие. Мне предложили сдать наган и перочинный нож; ответив «вещи мои, мне вы их не давали и поэтому не возьмете» – отказался выполнить приказ (иначе как ходить ночью?) После толков, судов и разговоров – плюнув, ушли. Я хохотал! И, пожалуй, первый раз в жизни так заразительно, что «бражка» тоже не могла удержаться.
Семенов был еще свой, его наказали, чтобы «вправить» ему мозги. Арест был пока лишь дисциплинарной мерой: заключенного перевоспитывали.
3/X Встал в 8 ½. Выспался основательно, хотя было холодно. В 10 принесли передачу. Встретиться ни с кем не пришлось. Кто приходил? Ломаю голову. Ребят знакомых до черта, кто вспомнил? Откуда узнали? Неужели мой арест известен в Минусинске? Если так, то ребята примут соответствующие меры в целях законспирации себя, ибо уже зашевелилось, с целью выявления «неблагонадежных». Я уверен, что по списку, составленному ими, будут вызывать и говорить: «Сознался Семенов, все рассказал». Они способны на все! Надо написать записку Ч. и передать ночью. Обязательно сегодня же! Во что бы то ни стало!
[?]/X Все дни прятал дневник, т. к. предполагался обыск. Произошел он вчера в 11 ½ ночи. <…> Искали и… ни с чем ушли. После их ухода прошел «прогуляться». В 2 ч. лег спать.
Сейчас 8. «Отсидки» – 13. Ничего, если высидел 17 000 минут, остальное высижу. Всего мне дали 240 часов. 1.104.000 секунд пройдут бесцельно, а сколько бы пользы, за вычетом времени, уходящего для сна, я мог принести. <…> Сквозь решетку наблюдаю за звездным небом. Оно сегодня необыкновенно красиво. По синему атласу кто-то разбросал мириады зерен золотой чечевицы. Из гигантской невидимой трубки вылетают клубы дыма, заслоняющие временами блестящий стручок (луны). Скрывающийся великан, набрав воздуху, дует на землю, заставляя шептаться деревья. Кто-то метнул вверх блестящий камень, он пролетел, как мысль, оставив на миг светящуюся черту <…> Протока бурлит, волнуется, рвется на простор, ее, как и меня, удерживают стены <…> Спешит выйти на волю, обняться с Енисеем и, успокоившись его лаской, держать один курс[685].
Срок арестант отбыл. Затем настало время решающей конфронтации:
22/X–26 г. Сегодня меня
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература