Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ситуация быстро переходила из бытовой в политическую. Вмешалась контрольная комиссия, во главе которой стоял недавно переведенный из Томска в Минусинск Эдуард Фрицевич Лагздин. Согласно записи Лагздина от 23 сентября 1926 года, вызванный на опрос Семенов признал, что «все высказывались против линии партии». Процитировав мнение Н. И. Бухарина о том, что доходность частного сектора много выше государственного, Семенов задавал риторический вопрос: «Не преобладают ли у нас капиталистические элементы? <…> Я читал заграничные газеты, – говорил он Лагздину, – где они иронизируют, например, какая разница между политбюро и цирком, и пишут, что в цирке один укротитель заставляет себя слушать несколько львов, а политбюро не может укротить одного льва (Троцкого), или расшифровывают комсомол как „компанию, сосущую молоко“»[681]. Хороший анекдот – и подтверждение тому, что в это время острые политические анекдоты еще не рассматривались как предмет уголовного обвинения даже в случае, если такой анекдот повторял окружной комсомольский секретарь.
Вернемся к дневнику самого Семенова:
23/IX меня вызвали в контрольную комиссию ВКП(б). Разговор с т. Лагздиным длился 4 ½ часа. Он меня убеждал отказаться от моих взглядов, предлагал выдать товарищей, осознать свою ошибку (какую?) и стать честным партийцем (а разве я бесчестный?).
24‑го [IX] такая же, но менее продолжительная (двухчасовая) «история»…
Двухчасовой разговор на политические темы считался относительно недлинным – можно лишь удивляться выносливости тогдашних партийцев: несколько часов опроса-допроса в КК на повышенных тонах для них не были чем-то удивительным и травмирующим. Интересно, что на основном месте работы каких-либо претензий к многочасовым и очень частым отсутствиям сотрудника на работе, видимо, не предъявлялось: партийное дело заведомо было выше рабочего, которое могло и подождать.
25/IX. Сегодня с утра до 3 ½ ч. дня торчал в окружкоме и контрольной комиссии. Т. Лагздин опять старался доказать, что я неправ, указывая на необходимость выдачи товарищей.
Товарищи из окружкома, М. М. Ноздрин и Прелов, к которым Семенов пошел позднее, тоже не отставали: «Я был возмущен тем подходом, который они применяли».
Стенограмма беседы сжата, но она пересказывается с симпатией к оппозиции:
Вот черновик разговора:
Н[оздрин]. – …Или с нами, или против нас. Или за партию, или за группу. Что для тебя дороже – честное слово (вернее, фракционное слово) или интересы партии?
Я – Для меня дорого и то, и другое.
Н. – Ты за единство партии или против?
Я – Безусловно, за стальное единство Ленинской партии и за чистоту учения Ильича.
Н. – Как ты смотришь: к чему может привести политика партии?
Я – Это ясно. Во-первых, ввиду того, что партия из Ленинской начинает превращаться в Сталинскую, а следовательно, проводить линию последнего, Ленинская прямая линия начинает превращаться в зигзагообразную. Толка от такой политики не будет, она пагубна для дела Революции. Не видеть врага, затушевывать вопросы, комкать учение Вождя – преступление перед массами, доверяющими нам, а во-вторых…
Здесь стоит обратить внимание на довольно необычный риторический ход: сталинское большинство чаще обвиняли именно в прямолинейности, «дуболомстве», а в речах оппозиционеров нередко можно было даже до октября – ноября 1927 года слышать слово «маневр». Здесь же Сталин и его соратники обвинялись в обратном: в маневрировании, в отказе от партийной «прямоты», которая присваивалась оппозиции – честным ленинцам, которые не могли позволить себе уловки, процедурные финты, изощренную политическую технику.
П[релов].– Имеешь ли ты «завещание Ленина»?
Я – К сожалению, нет. Но постараюсь достать. Кстати, попутно вопрос: почему XIII съезд запретил его печатать и положил в секретный архив ЦК?
Н[оздрин]. – Так было надо.
Я – Для кого и для чего?
Н. – Для партии.
Я – А именно?
Н. – Оставим этот разговор. Говори прямо – назовешь группу или нет?
Я – Нет.
Н. – Это твое последнее слово?
Я – Да.
Н. – Советую подумать до понедельника. Ведь вопрос идет о твоем пребывании в партии.
Я – Я взвесил и обдумал все. Последствий не боюсь. Делайте что хотите. Решения не изменю.
Н. – Так, хорошо, зайди в понедельник в 9.
Я – Зачем?
Н. – Без разговоров. Можешь идти.
Я – С конвоем или без?
Н. – Шутки в сторону. Я говорю не как партиец, а как секретарь Окружного Комитета.
Ноздрин явно пропускал подразумеваемое прилагательное – «обычный партиец». Он демонстрировал иерархичность устройства ВКП(б) и насаждал партийную дисциплину, тогда как «обычный партиец» в общении с оппозицией имел право только на полемику и на голосование в первичной партийной ячейке. Мы могли бы предположить, что речь идет о столкновении «горизонтальной» и «вертикальной» моделей партийной полемики, но, скорее всего, это преждевременно: секретарь окружного комитета имел в партии власть гораздо большую, чем власть определять, кто, с кем и как может полемизировать.
Я – Коль так – то точка.
Н. – Подумай. Предупреждаю о серьезных последствиях.
Я – Я не глухой, так что повторяться не стоит[682].
Затем следовало описание переживаний подследственного:
Я вышел. Хлопнула дверь. Кто-то прошел мимо. В общем, часы пробили 3 ½. Злоба, обида душили, заливали сердце, оно сжималось <…> Голова трещит <…> Пошел домой. Мозг волнами электрического тока мысли сменяет одну за другой <…>. Тяжело. Как быть? Продать убеждения, выдать товарищей, стать предателем <…> и взамен этого получить возможность спокойно существовать и остаться в партии – или действовать так, как мыслишь, скрыть имена присутствовавших у меня и остаться вне партии? Или – или. Середины нет! Неужели партии нужно мое предательство? Неужели ленинец, большевик, коммунар должен быть предателем? Нет. Нет. И тысячу раз нет! Лучше лишусь партии, хотя это для меня равносильно политической смерти, но останусь честным. Пусть мои друзья не будут иметь возможности упрекать меня. Пусть в их глазах я останусь честным стойким революционером[683].
Даже ведя дневник, Семенов делал это в формате беседы. Опираясь на старинный жанр – описать что-то как разговор кого-то с кем-то, – Дмитрий Николаевич пытался найти себя в формате диалога.
Есть у нас и реакция следователя, Лагздина, на конфронтацию со столь самоуверенным оппозиционером. Эдуард Фрицевич писал в Новосибирск зампреду Сибирской контрольной комиссии Я. М. Банковичу, что в Минусинске оппозиционно настроенные коммунисты стали организовываться в особую группу и в августе
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература