Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Голяков говорил не от имени той или иной партийной группировки, а от имени самого рабочего класса – не случайно он считался самым левым в институте. Сама партия переродилась снизу доверху, и было непонятно, можно ли ее спасти. Голяков вдавался в тонкости, видел различия, но к заключениям приходил не самым утешительным: «Следовательно, первая группа, не разобравшаяся в вопросах, не революционная, пришла в партию уже переродившаяся, вторая группа – работники аппарата, аппарат их переродил, усталая, оторвавшаяся от рабочего класса, и третья группа – революционная, но в ней аппаратная верхушка, оторвавшаяся от пролетариата, и отсюда поражение идеологии „Ленинцев“-оппозиции». Отсюда делались самые радикальные выводы: «По всем вопросам т. Голяков дает примерный образчик обвинения партии в перерождении и термидорианстве».
Подборка цитат показывает, как следователь выбирал и составлял запись: сам Троцкий отправляется Голяковым в лагерь перерожденцев. При анализе отчетов Тюлькина можно говорить о прагматике монтажа: в случае с Голяковым понятно, чтó тот хотел сказать партии и каким образом Тюлькин находил в его словах состав преступления. Монтаж имел целью представить обвиняемого как окончательно разочаровавшегося товарища (ведь даже «носители истины» и те разложились), но нет уверенности, что это именно то, что думал сам Голяков. Ему было важно заявить, что последний оплот истины – пролетариат – находится вне аппарата, а потому не страдает его болезнями. Именно с ним Голяков самоидентифицировался – это следует из его слов, что партия «по существу, отходит от нашего настроения, [настроения] рабочего класса». Если прислушаться к Голякову, то рабочие были одним, а партия – другим, не плоть от плоти рабочих, а внешнее по отношению к ним существо. В лице Голякова и его единомышленников рабочие обретали точку опоры, с которой можно было критиковать официальный язык ЦК.
Живые, записанные от руки стенограммы опросов Томской контрольной комиссии позволяют нам услышать голоса оппозиционеров. Но говорили эти люди под большим давлением, взвешивая каждое свое слово. Они понимали, что их партбилет, а может, даже и свобода под угрозой. Чтобы услышать оппозиционера в полный голос, нам нужно отправиться в Минусинск и погрузиться в ход следствия 1926 года над молодым, 22-летним коммунистом Дмитрием Николаевичем Семеновым.
Семенов родился в 1904 году в семье рабочего, в 16 лет окончил краткосрочные курсы в московской губсовпартшколе. Ушел добровольцем в Красную армию, стал политруком роты. После Гражданской войны исполнял функции заместителя секретаря Шадринского окружного комитета комсомола на Урале, где попал в немилость за поддержку Троцкого и Зиновьева и был сослан в Восточную Сибирь.
Случай Семенова стоит нашего внимания в силу того, что у нас есть редкий документ – дневник, где Семенов описывает свои хождения по контрольным комиссиям. Тон описания заметно отличается от знакомого нам по Томску: нарратив ведет подследственный, а не следователь. Семенов доверил дневнику свои первые впечатления по приезде:
6 марта 1926 года после 2‑х недельной дороги я прибыл по командировке ЦК партии в далекий захолустный Минусинск. Ничем не отличающийся от сотен других мелких сибирских «центров»: та же грязь (в жизни), сплетни, небольшие домики с геранью в окнах, те же «кумушки», он на меня большого впечатления не произвел. Я ожидал большего. Первое время устроился на работе в местном отделении «Хлебопродукт», а с 3 апреля окружком перебросил меня в распоряжение окротдела ОГПУ. Работой увлекся, отдавая ей все, что у меня было: время, здоровье, соображение. Я был горд. Еще бы! Ведь партия мне, оппозиционеру, сосланному с Урала в Сибирь «для практического изучения географии, быта, населения и геологических особенностей бывшего места ссылки Ильича», доверила серьезную ответственную работу, поставив в ряды бойцов своего передового вооруженного отряда.
Более того, Минусинский окружной отдел ОГПУ пригласил Семенова к сотрудничеству. Новоиспеченный чекист встречался со ссыльными меньшевиками, работал с агентурой. Уже из этого довольно явно следует, что по крайней мере на уровне рядовых отделений ГПУ оппозиционность на тот момент не рассматривалась как непартийность – очевидно, политический надзор за бывшими представителями запрещенной РСДРП(м) можно было доверить только человеку «в периметре» большевизма, а не сомнительному элементу. Возможно, что Семенов скрывал от коллег по ГПУ свои оппозиционные убеждения, но от его работодателя никак нельзя было скрыть, за что именно новый сотрудник был сослан в Сибирь.
От инакомыслия избавиться не получалось. «После поездки в Москву (12 мая–7 июня), встречи с некоторыми ребятами и разговоров с ними о политике ЦК, о съездах (комсомольском и партийном) у меня старые настроения всплыли вновь. Письмо Кольки с указанием действий сталинцев дало толчок к энергичной защите взглядов „оппозиции“». Семенов поделился с местными коммунистами информацией из столиц, а также нелегальными документами. «В первых числах августа я встретил некоторых местных партийцев (Г., О., И., Л. и др.), разговорился и пригласил их к себе. За чашкой чая в тесном товарищеском кругу О. спросил, как я попал в М-ск. Рассказал все, не скрывая, разговор перешел на взгляды „оппозиции“. Ребята опасались говорить, чувствуя, что среди них сидит чекист, данное мною честное слово партийца о том, что я никому ничего не скажу, разрядило атмосферу недоверия. Начались споры, брались за Ильича – доказывали, а часа через четыре разошлись».
На другой же день о вечеринке стало известно окружкому. «Янайт, вызвав меня, предложил назвать фамилии присутствовавших на „собрании“(?) Я отказался, он пригрозил Нарымом (это один из методов сталинской „демократии“, широко применяемой в наше время).
„В борьбе с врагом все средства хороши“, – говорит старая пословица».
Дмитрий Николаевич отказался отвечать, кто из партийцев собирался у него, поскольку это могло повлечь неприятные последствия для вышеуказанных товарищей. Но Минусинск был окружным центром, на полтора десятка районов, и краевое руководство опасалось, что Семенов пытается создать подпольную оппозиционную ячейку.
«Не успокоившись, начинают создавать „дело“».
Парадоксально, но предложить ОГПУ уволить подозреваемого из своих рядов Янайту просто не приходило в голову, и это при том, что «в Нарым» отправлять новоявленного чекиста-оппозиционера должна будет именно эта организация. Речь шла о чисто партийном деле – оппозиция партии в этот момент не была равна оппозиции государственной машине, метафора «партия-государство» в это время еще неполноценна.
Возмущенный распространяемой в его отношении «ложью» Семенов подал заявление в партячейку с более подробным отчетом о том, как он использовал свои связи с центром:
В первой половине августа с. г. мною от одного из ленинградских партийцев было получено
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература