Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл
- Дата:13.07.2024
- Категория: Классическая проза / Русская классическая проза
- Название: Маскарад, или Искуситель
- Автор: Герман Мелвилл
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Маскарад, или Искуситель"
🎭 "Маскарад, или Искуситель" - захватывающая аудиокнига, написанная Германом Мелвиллом. В центре сюжета - загадочный герой, способный обольстить любого своим обаянием и хитростью. Он как искусный актер, надевает маску, скрывая свою истинную сущность.
Главный герой книги ведет игру, в которой каждый шаг - загадка, каждое слово - тайна. Он искусно манипулирует окружающими, создавая атмосферу загадочности и интриги. Каждый, кто вступает в его игру, рискует потерять себя в этом маскараде.
Автор Герман Мелвилл - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной и философским подтекстом. Его книги всегда вызывают интерес и заставляют задуматься над главными вопросами жизни.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения классической прозы, в том числе и "Маскарад, или Искуситель".
Погрузитесь в мир загадок и интриг с аудиокнигой "Маскарад, или Искуситель" и окунитесь в историю, где каждый персонаж - как актер на сцене, где каждое действие - часть большого плана.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я соглашаюсь с вами, – сказал космополит, всё ещё серьёзно собранный, – но вы не курите.
– Сейчас, сейчас курите вы. Поскольку я говорил о…
– Но почему вы не курите? Прошу вас. Вы же не думаете, что табак в союзе с вином слишком сильно усиливает свойство этого же вина, – короче говоря, при определённых условиях имеет тенденцию ослаблять самообладание, не так ли?
– Так думать – это изменять дружеским отношениям, – горячо отказываясь от ответственности. – Нет, нет. Но факт в том, что сейчас у меня во рту нехороший аромат. Поев дьявольского рагу на обеде, я не буду дымить, пока не смою затянувшееся послевкусие от него этим вином. Но вы продолжайте курить и, прошу, не забывайте пить. Между прочим, в то время как мы сидим здесь нашей компанией, давая свободу общению ни о чём, ваш необщительный друг, Енотовый хвост, из-за чистого контраста переносит к воспоминанию. Не отсутствуй он здесь и сейчас, он увидел бы, скольких реальных сердечных радостей он лишает себя из-за своего неотёсанного вида.
– Почему же? – подчёркнуто медленно беря его сигару. – Я решил, что я отрезвил вас там. Я думал, что вы пришли к лучшему пониманию моего эксцентричного друга.
– Ну, я тоже думал так, но первые впечатления вернулись, знаете ли. По правде говоря, теперь, когда я думаю о нём, меня убеждают сделать вывод из случайной новости, которая пришла от Енотовой шкуры во время небольшого интервью, которое я имел с ним, из которой следовало, что он родом не миссуриец, а несколько лет назад приехал на Запад, сюда, молодой мизантроп с другой стороны Аллеган, не с целью нажить состояние, а сбежать от людей. Теперь, когда легкомысленно говорят, что иногда эффект оказывается больше результата, я не должен задаваться вопросом, что если бы его история была исследована, то было бы понятно, что косвенным порождением этой печальной особенности в Енотовой шкуре стало его отвращение к прочитанному в детстве совету Полония Лаэрту, – совету, который внушает эгоизм и стоит почти наравне со своеобразной балладой на экономические темы о получении прибыли и который иногда замечают приклеенным напротив столиков мелких розничных торговцев в Новой Англии.
– Я действительно надеюсь теперь, мой дорогой друг, – сказал космополит тоном, содержащим мягкий протест, – что в моём присутствии, по крайней мере, вы не выкажете никакого предубеждения к сынам пуритан.
– Воистину, сейчас, несомненно, лучшая пора и славные времена, – уязвлённо воскликнул другой, – для пуританских сынов! И кто такие пуритане, что я, алабамец, должен их почитать? Из ряда неприятных тщеславных старых Мальволио, над которыми смеётся Шекспир, наполняя ими свои комедии.
– Уверен, что вы собираетесь сказать что-то относительно Полония, – заметил космополит с мягкой снисходительностью, выразившейся в терпимости более умного собеседника к раздражительности менее умного. – Как вы охарактеризуете его совет Лаэрту?
– Как ложный, фатальный и клеветнический, – воскликнул другой с уровнем страсти, приличествующей моменту нанесения клейма на семейный гербовый щит, – и для отца, дающего его сыну, – чудовищный. Обстоятельство, которое вы видите, является таковым: сын уезжает за границу, и впервые. Что делает отец? Благословляет его? Взывает к Библии? Нет. Наполняет его принципами моего лорда Честерфилда, принципами Франции, принципами Италии.
– Нет, нет, не быть благотворителем, совсем нет. Да ведь не говорится ли им среди прочего:
Друзья твои, что есть, которых ты принять старался,
Сцепились ли железными крюками с душой твоей?
– Это совместимо с принципами Италии?
– Да, Фрэнк. Разве вы не видите? Лаэрт должен проявить важнейшую из забот о своих друзьях – своих верных друзьях – на том же самом принципе, на котором этот решающий винный довод проявляет важнейшую из забот, что эти бутылки и доказывают. Когда бутылка получает острый удар и не ломается, он говорит: «Ах, разве я буду держать эту бутылку?» Зачем? Потому что он любит её? Нет, у него есть особая возможность для её использования.
– Дорогой, дорогой! – повернувшись со страдальческой мольбой. – Это такая критика – фактически это не так.
– Разве это не правда, Фрэнк? Вы настолько благодушны ко всем, но посмотрите на интонацию его речи. Теперь я адресую её вам, Фрэнк; есть ли что-нибудь в ней поучительного для высоких, героических, бескорыстных усилий? Что-то вроде «продайте всё, что вы имеете, и раздайте бедным»? И в других пунктах разве не состоит самое большое желание отцовского ума в том, что его сын должен лелеять благородство для себя или быть настороже относительно противоположного свойства у других? Предостерегающий безбожник, а совсем не набожный советник этот Полоний. Я ненавижу его. И при этом мне непереносимо слышать, как ваши ветераны во всём мире утверждают, что тот, кто идёт по жизни с советом старого Полония, никогда не окружит себя недоброжелателями.
– Нет, нет, я надеюсь, что никто не утверждает этого, – возразил космополит, спокойно отстраняясь и укладывая свою руку на всю длину стола. – Я надеюсь, что никто не подтверждает этого потому, что, если совет Полония взять в вашем понимании, тогда его рекомендация опытным людям, казалось бы, содержит более или менее неприглядное отражение человеческой натуры. И всё же, – озадаченным тоном, – ваши предложения представили вещи в таком странном свете, что я фактически пришёл к небольшому изменению моих предыдущих понятий о Полонии и о том, что он говорит. Буду откровенным, из-за вашей изобретательности вы неразрешимы для меня до такой степени, что для совпадения наших мнений в целом я почти должен признать, что я сейчас постепенно начинаю чувствовать вредное действие на незрелый ум, слишком много общающийся со зрелым, за исключением первых основных общих принципов.
– Реально и истинно, – вскричал другой со своего рода щекотливой скромностью и благодарностью, – моё понимание слишком слабо для того, чтобы выбросить якорь и сжать в объятиях другого. Я действительно в эти дни услышал неких великих учёных, хвастовство которых состоит в том, что они получили меньше последователей, чем жертв. Но для меня, имей я власть так поступать, желать этого бессердечно.
– Я верю вам, мой дорогой Чарли. И всё же я повторяю, что вашими комментариями о Полонии вы, я не знаю как, но расстроили меня; поэтому теперь я не вижу точно, какие имел в виду слова Шекспир, которые он вложил в уста Полония.
– Некоторые говорят, что он хотел с их помощью открыть глаза людям, но я так не думаю.
– Открыть им глаза? – отозвался эхом космополит, медленно раздвигая руки. – На что в этом мире можно открыть глаза? Я имею в виду – на что вы обратили внимание?
– Ну, одни говорят, что он хотел испортить нравы людей; и ещё есть другие, говорящие, что он не имел никакого специального намерения вообще, но в действительности открыл им глаза и испортил их нравы одним действием. Всего этого я и не приемлю.
– Конечно, вы отклоняете столь сырую гипотезу; и всё же признаюсь, что, читая Шекспира в моём туалете и поразившись некоему пассажу, я положил вниз том и сказал: «Этот Шекспир – странный человек». Время от времени представляясь безответственным, он не всегда кажется надёжным. Иногда он производит определённое впечатление – как я назову его? – скрытое солнце, скажем о нём, однажды просиявшее и мистифицированное. Теперь я должен бояться говорить о том, что я иногда думаю, – что скрытое солнце, возможно, он и есть.
– Вы думаете, что это свет истины? – с тайной сердечностью снова наполнив стакан другого.
– Я тут предпочёл бы отказаться отвечать на категорический вопрос. Шекспир должен быть своего рода божеством. Благоразумные умы, бесспорно тайно
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- На озере Фертё - Лайош Мештерхази - Классическая проза
- Воспоминания розы - Консуэло Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары