Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл
- Дата:13.07.2024
- Категория: Классическая проза / Русская классическая проза
- Название: Маскарад, или Искуситель
- Автор: Герман Мелвилл
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Маскарад, или Искуситель"
🎭 "Маскарад, или Искуситель" - захватывающая аудиокнига, написанная Германом Мелвиллом. В центре сюжета - загадочный герой, способный обольстить любого своим обаянием и хитростью. Он как искусный актер, надевает маску, скрывая свою истинную сущность.
Главный герой книги ведет игру, в которой каждый шаг - загадка, каждое слово - тайна. Он искусно манипулирует окружающими, создавая атмосферу загадочности и интриги. Каждый, кто вступает в его игру, рискует потерять себя в этом маскараде.
Автор Герман Мелвилл - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной и философским подтекстом. Его книги всегда вызывают интерес и заставляют задуматься над главными вопросами жизни.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения классической прозы, в том числе и "Маскарад, или Искуситель".
Погрузитесь в мир загадок и интриг с аудиокнигой "Маскарад, или Искуситель" и окунитесь в историю, где каждый персонаж - как актер на сцене, где каждое действие - часть большого плана.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Учитывая, – ответил другой несколько надменно, усиливая теперь красноречие, как и его прозелит, из-за всех его возражений, пропитанных убеждениями, – учитывая параметры, включающие заботу, учение и труд, превышающие обычные в родственных учреждениях, Философско-информационная служба вынуждена будет запросить несколько выше, чем принято вообще. Короче, наш сбор – три доллара вперёд. Что касается мальчика, то по счастливой случайности у меня сейчас на примете есть очень многообещающий маленький приятель – действительно очень подходящий маленький приятель.
– Честный?
– Какой долгий день! Я мог бы доверить ему несказанные миллионы. Судя, по крайней мере, по краевым обследованиям френологической диаграммы его головы, представленной мне матерью.
– Какого возраста?
– Полных пятнадцати лет.
– Высокий? Крепкий?
– Необыкновенно крепкий для своего возраста, как отметила его мать.
– Трудолюбивый?
– Как пчела.
– Бакалавр впал в беспокойную мечтательность. Наконец весьма неуверенно он сказал:
– Думаете ли вы теперь, что искренне – я говорю искренне, искренне – я могу иметь некое малое, ограниченное, некое слабое, в условной степени, доверие к этому мальчику? Искренне, теперь?
– Искренне – можете.
– Здравомыслящий мальчик? Хороший мальчик?
– Никогда ещё не знал ни одного такого.
Бакалавр снова впал в нерешительную мечтательность, затем сказал:
– Хорошо, сейчас вы предложили некие довольно новые взгляды на мальчиков, да и на остальных людей. Эти взгляды я в настоящее время конкретно отказываюсь разделять. Однако просто ради доброго научного эксперимента я испытаю этого мальчика. Я не думаю умом, что он ангел. Нет, нет. Но я испытаю его. Вот мои три доллара, и вот мой адрес. Пришлите его в течение двух недель, начиная с этого дня. Держите, вам нужны будут деньги для его проезда. Вот, – вручая их несколько неохотно.
– Ах, спасибо. Я забыл про его проезд. – Затем, поменяв тон и с серьёзным видом держа счета, продолжил: – Уважаемый сэр, никогда столь охотно я не дотрагивался до денег не то чтобы с чистой готовностью, нет, с определённым оживлением при оплате. Любой мне скажет, что у вас есть прекрасная и непоколебимая вера в меня (не беря теперь в расчёт мальчика), иначе я буду вынужден с уважением вернуть эти деньги.
– Возьмите их, спрячьте их!
– Спасибо. Вера – обязательная основа для всех видов деловых сделок. Без неё торговля между человеком и человеком, как между страной и страной, как часы, убежала бы и остановилась. И теперь, если, против существующего ожидания, парень после всего проявит некую небольшую нежелательную черту, то не стоит, уважаемый сэр, опрометчиво увольнять его. Имейте, но не терпение, а только веру. Недостатки переходного периода скорее, чем кажется, исчезнут и изменятся по звучанию, форме и даже превратятся в постоянные достоинства. Ах, – глядя на берег гротескной отвесной формы, – есть дьявольская шутка, как говорится: скоро прозвонит звонок к высадке. Я должен пойти посмотреть повара, припасённого для владельца гостиницы в Каире.
Глава XXIII,
где естественный пейзаж сильно воздействует на миссурийца, к которому, ввиду окольного пути вокруг Каира, возвращается его холодный припадок
В Каире старая застывшая форма Лихорадки всё ещё никак не закончит своё дело: это креольский могильщик Жёлтый Джек – его руки с мотыгой и лопатой не теряют своих навыков, в то время как дон Сыпной тиф, сохраняющий своё постоянное присутствие в компании со Смертью, Кэлвином Эдсоном и тремя могильщиками, с интересом нюхает зловонный бриз в болоте.
В сырых сумерках, наполненных москитами и искрящимися светлячками, корабль уже стоит перед Каиром. Он высаживает нескольких пассажиров и стоит, принимая новых на посадку. Склонившись над трапом, перекинутым на прибрежную сторону, миссуриец сквозь зыбкий туман видит, как болотиста и запущенна эта область, и самого его явственно грызёт его циничный ум, подобно собаке Апермантоса, глодающей кость. Он вспоминает о нём, о человеке с медной табличкой, который должен был высадиться на этом злодейском берегу, и по этой причине, если не какой другой, начинает сомневаться в нём. Будто пациент, начавший пробуждаться от предательски полученной дозы хлороформа, он также наполовину угадывает, что он, философ, был невольно превращён в совсем нефилософского простофилю. Что за человеческая превратность света и тени! Он рассуждает о тайне человеческой сущности вообще. Он думает, что сочувствует Скрещённым костям, своему любимому автору, сообщившему, как можно хорошо проснуться утром, воистину, с очень хорошим самочувствием и проворным, как козёл, спасибо автору, даже будучи больным перед сном; но не даётся никакого совета, как таким образом можно проснуться мудрым и в тихом согласии, очень мудрым и очень тихим, уверяю вас, и при этом перед наступлением ночи, подобно атмосферному обману, представлять из себя качающегося болванчика. Здоровье и мудрость одинаково дороги и одинаково дёшевы как недолговечное имущество, на которое можно положиться.
Но где проскользнул входящий клин? Философия, знание, опыт – оказались ли эти испытанные рыцари замка трусами? Нет, но неизвестный им враг, прокравшийся на южную сторону замка, приветливо – где там бдительность, привратник! – провёл переговоры. По сути, его снисходительная, слишком простая и общительная натура также предала его. Предупреждённый ею, он решает, что впредь должен быть немного желчным при общении.
Он разбирает лукавый процесс общительной беседы, во время которой, как ему показалось, человек с медной табличкой проник в него и сделал его таким дураком, как бы равнодушно убедив его отказаться от мысли, что разум при его исключительной недоверчивости слишком методически отнёсся к состязанию. Он пытается, но не может постичь манипуляцию – и ещё меньше манипулятора. Если человек – обманщик, то он таков скорее из-за любви к обману, чем из-за любви к добыче. Два или три грязных доллара – разве это повод для такого количества чистейших уловок? И вот полнота мыслей вынуждает его сдаться. Перед его внутренним взором – персоны: потёртый Талейран, обедневший Макиавелли, нездоровый Розенкрейцер – из-за чего-то, содержащегося в них во всех, он неопределённо причисляет его к ним – предстают теперь в виде головоломки. Вынужденно, с неохотой он решает разобрать логический казус. Доктрина аналогий возвращается. Довольно ошибочная доктрина, выступающая против какой-либо одной предвзятости, но в подтверждение чего лелеющая неправдоподобные подозрения. Аналогично он соединяет косые обрезанные фалды характерного пальто со зловещим блеском в его глазах; он рассматривает гладкую плутовскую речь в свете передаваемой окольной значимости гладких скосов потёртых пяток его ботинок, втирающуюся исподволь, по-холуйски волнообразную, подражающую тем лакейским животным, что всю жизнь ползают на своём животе.
От этой безрадостной мечтательности он пробуждается из-за сердечного удара по плечу, сопровождаемого пряным облаком табачного дыма, из которого исходит голос, сладкий, как голос серафима:
– Даю пенс за ваши мысли, мой добрый друг.
Глава XXIV
Филантроп обязуется переубедить мизантропа, при этом не опровергая его
– Уберите руки! – крикнул бакалавр, невольно прервав угрюмое уныние.
– Уберите руки? Это характерная для вас фраза. У кого из вашего общества нет искреннего желания ощутить ворс прекрасной ткани, особенно когда её носит мой славный друг!
– И кем из моих прекрасных друзей вы можете оказаться? Не из бразильцев ли? Птица тукан. Прекрасные перья на грязном теле.
Это неблагородное упоминание о тукане, весьма вероятно, касалось не оттенков цвета, а, скорее, пера незнакомца, совсем,
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- На озере Фертё - Лайош Мештерхази - Классическая проза
- Воспоминания розы - Консуэло Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары