Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл
- Дата:13.07.2024
- Категория: Классическая проза / Русская классическая проза
- Название: Маскарад, или Искуситель
- Автор: Герман Мелвилл
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Маскарад, или Искуситель"
🎭 "Маскарад, или Искуситель" - захватывающая аудиокнига, написанная Германом Мелвиллом. В центре сюжета - загадочный герой, способный обольстить любого своим обаянием и хитростью. Он как искусный актер, надевает маску, скрывая свою истинную сущность.
Главный герой книги ведет игру, в которой каждый шаг - загадка, каждое слово - тайна. Он искусно манипулирует окружающими, создавая атмосферу загадочности и интриги. Каждый, кто вступает в его игру, рискует потерять себя в этом маскараде.
Автор Герман Мелвилл - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной и философским подтекстом. Его книги всегда вызывают интерес и заставляют задуматься над главными вопросами жизни.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения классической прозы, в том числе и "Маскарад, или Искуситель".
Погрузитесь в мир загадок и интриг с аудиокнигой "Маскарад, или Искуситель" и окунитесь в историю, где каждый персонаж - как актер на сцене, где каждое действие - часть большого плана.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Со всей сердечностью. – И немедленно сошёл с балкона, указывая космополиту на диван, стоявший на палубе поблизости. – Туда, сэр, вы сядьте там, а я буду сидеть здесь около вас – вы желаете послушать о полковнике Джоне Мердоке. Ну, этот день в моём детстве отмечен белым камнем – тогда я увидел винтовку полковника с прилагающимся пороховым рожком, висящую в хижине на западном берегу реки Уобаш. Мы с моим отцом двигались на запад в долгом путешествии по дикому краю. Был почти полдень, и мы остановились в хижине, чтобы расседлать лошадей, отдохнуть и поесть. Человек в хижине указал на винтовку и сказал, чьей она была, добавив, что полковник в тот момент спит на волчьей шкуре в амбаре, находящемся выше, поэтому мы не должны были говорить очень громко, поскольку полковник отсутствовал всю ночь, охотясь (из-за индейцев, полагаю), и было бы жестоко тревожить его сон. Горя любопытством увидеть того, кто был столь известен, мы ждали два часа в надежде, что он вскоре выйдет; но он не вышел. Нам было необходимо добраться до следующей хижины перед сумерками, поэтому мы должны были наконец уйти прочь, не удовлетворив своего желания. Хотя, по правде говоря, я, со своей стороны, не ушёл полностью неудовлетворённым, поскольку в то время, как мой отец чистил лошадь, я проскользнул назад к хижине и, шагнув на ступеньку или две по лестнице, пропустил свою голову через перекладины и всмотрелся. В амбаре было немного света, но напротив, в дальнем углу, я увидел то, что принял за волчью шкуру, и на ней какую-то связку, вроде кучи листьев, и на одном её краю то, что показалось кочкой мха, и над всем этим ветвились оленьи рога; и рядом маленькая белка спрыгнула с кленовой чаши с орехами, легко коснувшись мшистой кочки своим хвостом, пролезла через щель и, пискнув, исчезла. Эта часть лесной сцены была всем, что я видел. Если полковник Мердок был там, то эта мшистая кочка и была его вьющейся головой, видимой со стороны затылка. Я бы подошёл и выяснил, но человек снизу предупредил меня, что хотя из-за своих армейских привычек полковник и мог спать во время грома, но по той же самой причине удивительно быстро мог проснуться при звуке шагов, пусть даже мягких, и особенно человеческих.
– Извините меня, – сказал другой, мягко кладя свою руку на запястье рассказчика, – но я боюсь, что у полковника был подозрительный характер – минимально доверчивый. У него был немного недоверчивый нрав, не так ли?
– Совсем нет. Знал слишком много. Никого не подозревал, но не был невежественен относительно индейцев. Хорошо: поскольку вы подытожили, что я никогда не видел человека полностью, но всё же я, так или иначе, слышал о нём почти столько же, сколько и о любом другом; в частности, я слышал его историю снова и снова от друга моего отца, Джеймса Хола, известного судьи. Поскольку в каждой компании ему предлагали рассказать эту историю, которую никто не мог лучше поведать, судья наконец попал в такой методический стиль, что вы могли бы подумать, что он говорил меньше слов простым слушателям, чем невидимому секретарю, вроде разговора для прессы; воистину, с очень внушительным видом. И я, имея одинаково восприимчивую память, думаю, что вкратце могу передать вам слова судьи про полковника почти дословно.
– Так сделайте же, чего бы это ни стоило, – сказал космополит, очень довольный.
– Вам представить философию судьи – и всё?
– Относительно этого, – возразил серьёзно другой, приостановив наполнение чаши трубки, – желательно, чтобы человек определённого ума понимал, что существование какой-либо философии у другого человека весьма зависит от того, к какой философской школе тот принадлежит. По какой школе или системе он судил, умоляю, скажите?
– Да хоть он и знал, как читать и писать, но у судьи никогда не было серьёзного образования. Но я должен сказать, что он принадлежал, во всяком случае, к системе бесплатной школы. Да, истинный патриот, судья приобрёл знания в бесплатной школе.
– В философии? Человек определённого ума, затем уважаемый патриотичный судья, не безрассудный и с замечательной способностью рассказчика, такой, как у него, мог бы, возможно, благоразумно отказаться от мнения о предполагаемой судейской философии. Но я не упрямствую: продолжайте, я прошу; про его философию или нет, как пожелаете.
– Ну, я пропустил бы, главным образом, ту часть, где только начало, где есть некоторое изучение почвы в философском плане, которую судья всегда считал обязательной для незнакомых с нею. Поэтому вы должны знать, что ненависть к индейцам отнюдь не была монополией полковника Мердока; но страсть, в одной или другой форме и в известной степени, более или менее, в основном разделялась среди того класса, к которому он принадлежал. И ненависть к индейцам всё ещё остаётся и, без сомнения, продолжит существовать, пока индейцы существуют. Ненависть к индейцам тогда должна быть моей первой темой, и полковник Мердок как ненавистник индейцев – тема следующая и последняя. С этими словами незнакомец, устроившись на своём месте, начал. Слушатель платил ему вниманием, медленно куря; его взгляд тем временем уставился на палубу, но своим правым ухом он так расположился к говорившему, чтобы атмосферное вмешательство в каждое слово было настолько минимальным, насколько это было возможно. Чтобы обострить слух, он, казалось, опускал взгляд. Никакая любезность простой речи не могла бы быть настолько лестной или выражать такую поразительную вежливость, как это немое красноречие, исполненное терпеливого внимания.
Глава XXVI,
говорящая о подоплёке ненависти к индейцам у человека, расположенного к ним не столь дружелюбно, как Руссо
Судья всегда начинал с этих слов: «Дикая ненависть к индейцам бывает сильной по нескольким причинам. В более ранние времена граница продвигающихся переселенцев определялась как уже существующая. Но поскольку индейцы грабили главным образом те области, где они когда-то численно доминировали, то филантропы удивлялись, что ненависть к индейцам не имела конца. Они задавались вопросом, почему переселенцы всё ещё относятся к краснокожим почти так же, как присяжные относятся к убийцам или ловцам диких кошек – существам, милосердие к которым применять неразумно, перемирие с которыми неоправданно, а потому они должны быть наказаны».
«Это любопытный пункт, – продолжил бы судья, – который, возможно, не все, даже после объяснения, могут полностью понять, в то время как любому необходимо приблизиться к его пониманию как к факту, или, если они его уже знают, то принять во внимание эту черту характера переселенца; что же касается манер индейца, то многие о них уже знают из истории или из собственного опыта.
Переселенец – человек одинокий. Он – человек вдумчивый. Он – человек сильный и бесхитростный. Он легко возбудим, он – тот, кого кое-кто мог бы назвать беспринципным. Во всяком случае, он своеволен; он тот, кто мало готов выслушать то, что другие могут сказать о нём самом, чтобы затем посмотреть на самого себя, увидев то, каков он есть. Если вам в трудный час кто-то может помочь, то он должен зависеть от себя самого; он всё время должен обращаться к самому себе. Следовательно, он уверен в своих силах на уровне поддержки своего собственного суждения, пусть и одинокого. Не то чтобы он считает себя никогда не ошибающимся (слишком много ошибок в последующем доказывают обратное), но он думает, что природа предназначила такую же проницательность, какую предназначила и опоссуму. Для этих жителей дебрей их врождённая проницательность – это наилучшая форма самоподчинения. Если у кого-то случится ошибка, если чутьё опоссума приводит его к ловушке или переселенец, заблуждаясь, попадает в засаду, то в дальнейших последствиях его вины нет. Как у опоссума, у переселенца инстинкты превалируют над предписаниями. Как и опоссум, переселенец представляет существо, живущее исключительно среди божьих творений, но всё же, право, стоит признать: в его породе мало благочестивого ума. Вот
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- На озере Фертё - Лайош Мештерхази - Классическая проза
- Воспоминания розы - Консуэло Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары