Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Партпроверкомиссия предложила рассказать подробнее, «как случилось, что стал оппозиционером».
– Сбил с толку меня Кутузов путем ложного освещения положения и снабжения нелегальной литературой. Я подписал заявление в ЦК об объявлении широким партийным массам платформы оппозиции. Благодаря тому что такие авторитеты, как Зиновьев, Каменев, не стеснялись в методах вербовки сторонников и борьбы с большинством ЦК, я на первых порах был уверен в правоте оппозиции.
Вопрос: В чем заключалась прежняя оппозиционность?
Ответ: В 1925 г., когда мы ездили на экскурсию, я в вагоне в разговорах защищал точку зрения Зиновьева. <…>
Вопрос: Когда отрешился от оппозиционных взглядов, до последнего письма Зиновьева или после?
Ответ: Я убеждался в неправоте оппозиции постепенно, а после письма окончательно.
Зная, что его подозревают в мимикрии под генеральную линию, Самойлов подчеркивал, что «нелегальные собрания не посещал». Инакомыслия не пропагандировал, «избегал, колеблясь в правоте оппозиции».
Вопрос: Во время дискуссии читал не только оппозиционную литературу?
Ответ: Читал тезисы и контртезисы. Ошибаться было легко, благодаря авторитетам обеих сторон.
Внутренний стержень у Самойлова отсутствовал. Он легко поддавался уговорам, часто менял свою позицию, лавировал. Даже если он действительно не участвовал в собраниях у Кутузова, его нынешняя лояльность была показной. Самойлов лицемерил, подстраивал свою политическую биографию под конъюнктуру – так подозревали многие в ячейке.
Но соглашались с такой оценкой не все. Волохов верил Самойлову. «Я знаю Самойлова по Самарскому рабфаку как выдержанного в то время еще кандидата партии со способностями. У меня впечатление, что он действительно ошибался» – искренне верил в оппозицию, искренне разуверился. А вот Образов считал, что «во всех ответах и мотивировках чувствуется неясность, запутанность. Не верится, чтобы он стал оппозиционером из доверия лоскуту бумаги. Ясно, что он до этого был основательно заражен. Налицо несерьезное, необдуманное отношение и неискренность признания».
Кликунов просил принять во внимание, что Самойлов – рабочий, «с заявлением явился по собственному почину (никто не знал, что он оппозиционер), что явно выраженной фракционной работы не вел, что подтверждается не только его словами, но и тем, что его фамилия совершенно не фигурирует среди оппозиционеров». Образов возразил: «Я не согласен с тем, что он откровенен, так как он путался в ответах; необдуманность таких решений с его стороны говорит за то, что его всегда можно сбить с толку. Есть остатки „ржавчины“, что доказывается подачей им голоса за оставление Кутузова в институте. Заслуги в том, что он сам подал заявление, я не вижу, так как он учел, что в конце концов будет известно о примыкании его к оппозиции».
В спор включился Федор Иванович Резенов: «Факт, что у Самойлова колебания кончились с опубликованием последнего письма Зиновьева, говорит за неискренность. Окончательно не осознал своей ошибки и опять может свихнуться. Но, принимая в расчет, что он рабочий, нахожу, что следует вынести только строгий выговор с предупреждением, взяв его в обработку».
Кликунов поддержал такую оценку. Постановили: вынести товарищу Самойлову строгий выговор, окончательно проверив его на общественной работе (семеро за против троих голосовавших за исключение).
В тех случаях, когда было установлено, что обвиняемый искренен, то есть заинтересован в правильной диагностике своего состояния, герменевтика получала свои права. Совместно с партийцем бюро начинало выяснять причины, продолжительность и серьезность его идеологических заблуждений. Оступившемуся коммунисту нужно было помочь.
Опрашиваемых призывали к активному участию в герменевтической процедуре. Многие из них пытались вникнуть в собственную душу и установить, были ли они оппозиционерами. «Я до сего времени не считаю себя оппозиционером», – говорил Уманец. Правда, поддержал меньшинство по крестьянскому вопросу, но дважды голосовал за тезисы ЦК. «Резолюция Кутузова по работе в деревне не давала оценки партийной линии, а дает ряд практических дополнений». «Я не считаю, что стоял в оппозиции, т. к. расценивал резолюцию, по которой голосовал, как дополнение к резолюции ЦК»[1685]. «Конечно, тебе неудобно сознаваться в том, что резолюция Кутузова о работе в деревне была противопоставлена резолюции большинства, – заметил Образов. – Такое объяснение можно назвать нечестным. Нужно сказать откровенно, нельзя члену партии с 20 года, активному партработнику запутаться в таких вещах». «За нейтральное поведение во время дискуссии и невыдержанный, непартийный тон на бюро ячейки» ему был вынесен единогласный выговор[1686].
В заявлении в Томскую окружную контрольную комиссию ВКП(б) от 15 января Беляев жаловался на недоразумение. «Благодаря моим выступлениям по ряду вопросов во время дискуссии, в которых некоторые из выставленных мною положений совпали с взглядами оппозиции, меня причислили к таковой. Настоящим заявляю, что ни в коей мере с оппозицией связан не был, следовательно, ни в какой фракционности не повинен». На ячейке Беляева спросили: «Считал ли ты себя оппозиционером?» – «Я думал, что тот оппозиционер, кто 1) подписал платформу 2) организационно с ней связан 3) ведет активную борьбу. Я же только голосовал за контртезисы»[1687]. Горсунов мыслил сходным образом: чтобы считаться «организационно связанным с оппозицией, то необходимо посещать собрания и заседания, которые у них были, а этого я не делал», тем более «не был на заседании у Голякова перед кустовым собранием»[1688].
Если бы аппарат интересовался фактами, то он бы учредил проверочные комиссии тотчас после завершения дискуссии и шел бы по свежим следам. Но ничего подобного не было[1689]. Некоторый временной промежуток перед партпроверкой был необходим, считали в ЦКК, для того чтобы партийные герменевтики имели возможность наблюдать за провинившимся. Только испытание временем могло установить, был ли отошедший оппозиционер искренним. Ведь партиец не может капитулировать с ходу, как объяснял Радек. Для «искренней» и «открытой» капитуляции он нуждался в работе над собой[1690].
Так как объектом рассмотрения со стороны партпроверки было «я» оппозиционера, то все, что он говорил, он начала и до конца, подлежало интерпретации. Представим себе обвиняемого, который отрицал любую вину, утверждая, что он вел себя во время дискуссии безупречно. Сразу же напрашивались две взаимоисключающие интерпретации: перед ячейкой стоит надежный большевик, который только хотел разобраться в спорных вопросах, или же симулянт, пытающийся скрыть свои козни. А теперь представим себе партийца, который признается в тяжких грехах: он хвалил Кутузова, раздавал нелегальную литературу, участвовал в подполье. И в этом случае был выбор между двумя интерпретациями: речь могла идти о неисправимом фракционере, который к тому же не стыдился содеянного, или же о перестроившемся товарище, признания которого доказывали его способность выйти из любого переплета. Никто не мог претендовать на безошибочный диагноз. К какому-то заключению нужно было прийти, но улики не могли окончательно установить, кто был исправим, а кто потерян для партии.
Целью рассмотрения «я»
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература