Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ивахно опять просил своих пастырей в январе «помочь мне выбраться из тупика»[1678].
Кликунов и проверочная комиссия хотели разобраться в причинах политического недуга, «перевязать раны» оппозиционерам. Врачи и психологи, они должны были говорить в назидание отошедшим, искать способы преодолеть невыдержанность и бунтарство оппозиционеров, усилить качества их характера, которые могли бы в будущем предотвратить повторное отступничество. Исправление было трудным, рецидив – вероятным. Инакомыслие не было написано на лице, его нельзя было запросто вычислить по выражению лица и поведению. Это был секрет, темная сторона товарища, заявлявшего о себе. Оппозиционность была тем, в чем нужно было признаваться, и партпроверкомиссия вытаскивала ее наружу. Идеологические заблуждения необходимо было проговорить вслух: когда отступившемуся удавалось выразить свое глухое неповиновение словами, оно теряло свой яд[1679].
Итак, опрос студентов в партпроверкомиссии был в первую очередь проверкой совести и сознания. Принципы герменевтики души позволили Кликунову и компании установить, кто был вреден братству избранных, а кто не очень, какие оправдания можно было принять, а какие нужно было отклонить. Разворачивая перед читателем пестрый каталог герменевтических стратегий, проверочные протоколы перечисляют коммунистические грехи вместе с соответствующими оправданиями и наказаниями.
Пользуясь языком Дюркгейма, можно сказать, что в этом проявлялся Homo duplex коммунистов – антагонизм, изначально существующее напряжение между коллективной и индивидуальной (эгоистичной) сторонами их личностей. Индивидуальность ассоциируется с телом, ощущениями, изменчивостью чувственных наклонностей. Коллективная сторона – с душой, общими понятиями и моральной деятельностью. Дюркгейм подчеркивает, что двойственность понимания человеческой природы – это частный результат разделения мира на области сакрального (ассоциируемого с коллективными характеристиками человека) и профанного (ассоциируемого с эгоистическими качествами). Он пишет: «Когда какой-либо коллектив вырабатывает идеи и чувства, они уже в силу своего происхождения наделены влиянием, авторитетом, благодаря которому отдельные думающие о них и верящие в них субъекты представляют их себе в качестве господствующих и поддерживающих моральных сил. Когда эти идеалы приводят нашу волю в движение, мы чувствуем, как особые силы ведут нас, управляют нами, влекут нас – очевидно, что эти силы не происходят из нас самих, а навязываются нам. Мы чувствуем к ним уважение, почтительный страх, но вместе с тем и признательность за то, что от них мы получаем поддержку, ведь когда они общаются с нами, то всегда повышают наш жизненный тонус». А также: «Мы никогда не находимся с собой в полном согласии, поскольку мы не можем следовать за одной из составляющих нашей природы без того, чтобы другая от этого страдала»[1680]. Получается, что работники партии хотели не просто установить баланс между коллективным и индивидуальным. Их целью было восстановление именно доминанты социального (а значит, партийного) сакрального над оппозиционным профанным. Партию должны были уважать, ею необходимо было восхищаться и черпать в ее учении жизненные силы. В этом свете полные горечи и трагизма раскаяния некоторых оппозиционеров, их признания собственной «политической смерти» как раз иллюстрируют то давление и ту принудительность, которые способно оказывать коллективное (сакральное) на отдельных личностей. С другой стороны, показательны также описания тех, кто после возвращения в партию описывали успокоение и прилив сил, о которых пишет Дюркгейм[1681].
Для отделения сомневавшихся от инакомыслящих в первую очередь использовались «заявления об отходе». В текстоцентричном мире ЦК основной грех оппозиции имел «письменную» форму: это прежде всего тексты и только потом – слова. Но ориентация на выступления и публичные жесты тоже присутствовала. У Кутузова была репутация отменного, а потому опасного оратора. «Пастырская практика» в это отлично вписывалась: в работе контрольных комиссий протоколы были вторичны, первичными же были собеседования с грешниками (которые потом эти протоколы даже не видели, но им это было и не нужно).
Главным критерием в оценке покаянных заявлений была искренность. Текст, который в чем-то демонстрировал «двоемыслие», передавался в контрольную комиссию для пристального изучения[1682]. Проверочная комиссия предполагала, что признания воистину отрешившегося студента будут абсолютно честны. Действительно, что ему скрывать? Во время дискуссии он мог сомневаться, но, как только съезд провозгласил партийную линию, его сомнения тотчас развеивались. Если только речь не шла о троцкисте: многое скрывая, такой студент ждал подходящей возможности нанести партии удар в спину.
Подозрений в «неискренности» было достаточно, чтобы Андриевский, единственная провинность которого заключалась в разовом голосовании за кутузовские тезисы по сельскохозяйственной политике, оказался в черном списке бюро. «Никакой связи с оппозицией не имел, и последняя сторонилась меня, считая сторонником большинства». Но в бюро подметили неестественность в поведении Андриевского. Допуская, что «формально у Андриевского дело обстоит как будто ничего», Кликунов не доверял ему: «Мне припоминается наш разговор с ним в бюро. Получилось впечатление, что мы ловили друг друга как люди из разных лагерей. Что заставило Андриевского тогда мяться, дипломатически изворачиваться, для меня это до сих пор не ясно. Есть какая-то недоговоренность, нужно сказать откровеннее»[1683].
Партпроверкомиссии было известно, что «во время предсъездовской дискуссии в 1927 году» Иван Михайлович Самойлов «разделял точку зрения оппозиции», «голосовал за контртезисы» и имел связь с оппозиционерами, «выразившуюся в разговоре по вопросам положения оппозиции». Самойлов был новый человек в партии, рабочий-красноармеец, «состоял в других партиях, но неизвестно в каких, с марта 1919 по март 1920». Его политическая эволюция вызывала много споров. Подозревалось, что он все еще ориентируется на Зиновьева. Кликунов зачитал заявление Самойлова от 6 февраля, в котором тот признал «небольшую связь с местными некоторыми оппозиционерами, именно с Кутузовым и Пархомовым. С Кутузовым заключалась связь в том, что я с ним имел личные разговоры по вопросам предложения оппозиции и их „правильности“ взглядов. Разговоры с ним были только в стенах института и больше нигде. С Пархомовым. Он раза 2 приходил ко мне на квартиру. Я с ним беседовал тоже на такие примерно темы». В результате Самойлов подписал оппозиционную платформу, о чем он теперь очень сожалел. «Гадости для партии я наделал много. Я, как один из составных винтиков нашей партийной машины, тормозил ее работу, даже больше того. Я слепо в руках „наших оппозиционных лидеров“ вел предательскую линию. <…> Накажите меня как злейшего преступника,
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература