Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имелось право вообще отказаться от дачи показаний, но в таком случае коммунист поставил бы себя вне партии. Говорить со следователем нужно было спокойно, уважительно, не поддаваясь на провокации. Использование ненормативной лексики, как сделал Беляев, только провоцировало конфликт. Гораздо умнее было увиливать и «придуриваться». Возвращаясь с допросов контрольной комиссии, Пищалко «гордился своим остроумием при ответах, говорил о своей непоколебимости в оппозиционных взглядах». «Если Троцкий откажется от своих слов, то же сделаю и я», – заявлял Пищалко и удивлялся, что с «ним долго нянчатся», вызывают по несколько раз на «товарищеское собеседование». Он иронизировал над «гуманностью контрольной комиссии», говорил: «если бы наши взяли перевес в стране, то мы с ответственными работниками партии не церемонились бы»[1572].
Несмотря на то что стенограммы опросов часто сохраняют свежесть живого документа, они не воспроизводят сказанное в кабинете точь-в-точь. Некоторые замечания на полях показывают, как было устроено делопроизводство. «Я думаю, так сделаем, – сказал Зосе после опроса Финашина, – стенографистка отпечатает, я сам исправлю и что нужно еще добавлю». «Хорошо», – согласился Львов. Решили отпечатать три экземпляра протокола опроса, «два из которых передать тов. Финашину для добавлений»[1573]. У опрашиваемых регулярно спрашивали, соблюдены ли их права, правильно ли зафиксирована их мысль. «Со слов записано верно», – стоял обычно ответ[1574]; или: «все записано с моих слов буквально»[1575]. Арефьев из Мариинска сказал про протокол, «что неправильно записаны мои слова о том, что будто <…> можно наблюдать, что у нас просто голосуют механически»[1576]. «В целом [записано с моих слов] правильно, – отметил томский педагог Валерьян Степанович Алексеевский, – но некоторые частности неверны»[1577]. Кутузов давал подробную информацию следователю Тюлькину «в порядке частной беседы», с тем чтобы оная не стенографировалась[1578]. Голяков отказался подписать стенограмму опроса, фиксировавшую его разговор с некой Букиной, в ходе которого он просил материал о предательских разговорах студента Николаева. Он переписал текст сам и ни словом не обмолвился об этом эпизоде[1579].
Шапиро признавался в Новосибирске, что «между собою у нас были разногласия по вопросу об отношениях к троцкистам, когда они <…> не хотели даже подписать первое наше заявление о подчинении решениям партии, подписанные 121, точно так же при подаче второго заявления. Тогда наметился полный откол товарищей». Вот как выглядит стенограмма в этом месте:
– Фамилии не назовете тех, кто из Вашей группы остался троцкистом сейчас?
Шапиро: …. … … троцкист.
– Еще кто?
Шапиро: Отчасти можно назвать тов. …, …, …, …. Он выбрал середину: не пошел с нами и не пошел к партии[1580].
Налицо инструкция убрать имена и фамилии: полная версия текста предположительно передавалась в ОГПУ.
Оппозиционеры знали, чего ожидать на опросах, многим это было не впервой. Напрашивается вопрос: как же добивались от них откровенности, если они так тщательно готовились к опросам? Дело в том, что партия для них была частью самих себя и от нее ничего нельзя было таить. Фракционная дисциплина требовала не выдавать себя и товарищей, но одновременно нельзя было лгать контрольной комиссии: это было нечестно. Если уж опрашиваемые кривили душой, то так, чтобы правда оказывалась на поверхности. Они отказывались раскрыться, но делали это с бравадой, обнажающей их критический настрой. Скрывая свои политические убеждения из соображений оппозиционной дисциплины, они одновременно обнажали их из соображений дисциплины партийной.
Начнем с «непримиримых» оппозиционеров Марии Ивановой, Ивахно и имевших меньшее отношение к СТИ, но хорошо известных Кутузову сестер Виноградовых и Алексеевского. Все они сопротивлялись, все саботировали работу контрольной комиссии, но делали это по-разному. Иванова заняла непримиримую позицию: «Формальное исключение из партии не есть практическое. Я буду считать себя в рядах коммунистической партии. <…> Фракционной работы вести не буду, но от взглядов отказаться не могу. Платформа оппозиции – это платформа ленинская».
Ивановой партия виделась в двойной перспективе: идеальная партия и партия реальная. Партия считалась имманентной жизни. Для Пятакова, например, идея и реальность партии совпадали, поэтому партия могла творить чудеса. Для Ивановой же существовал разрыв между сущностью и явлением. Она желала остаться на стороне реальности, лишь формально соблюдая предписанный съездом ритуал.
Т. Львов: А Вы не считаете, что платформа – это программа второй партии?
Т. Иванова: Нет. Это детализация некоторых пунктов программы партии.
Тут Львов зачитал выдержку из заявления «гр. Зиновьева и Каменева» (в протоколе стоит «граждане», а не «товарищи», так как оба этих вождя лишились партийных билетов), где говорилось об опасности второй партии. «С этим заявлением никто не согласится», – отвечала Иванова.
Тридцатишестилетняя учительница Анна Виноградова считала себя «вполне оформившейся оппозиционеркой» и заявляла, что «ее дальнейший путь, путь с оппозицией, считает коммунистическим». Партию в ее нынешней форме Виноградова называла «оппортунистической» и предпочитала «остаться в меньшинстве»[1581]. На ноябрьской «беседе» со следователем контрольной комиссии она заявила: «Я своего мнения ни по каким вопросам не имею, а имею мнение всей оппозиции и являюсь ее составной частью». У Виноградовой форма совпадала с содержанием, как и у Пятакова, но в вывернутом наизнанку виде: для нее партия, творящая чудеса, – это оппозиция[1582].
На опросе в контрольной комиссии в ноябре ее сорокалетняя сестра Клавдия Виноградова, инструктор просвещения Томской железной дороги, заявила: «Я в настоящее время себя считаю вполне оформившейся оппозиционеркой, и мой путь есть не путь ЦК партии, а путь оппозиции, по которому должна идти»[1583]. В январе она все еще отказывалась капитулировать:
Тов. Зосе: Платформа означает вторую партию, троцкистскую. Вы сейчас в двух партиях.
Т. Виноградова (Клавдия): Я не могу согласиться с такой постановкой вопроса.
Казалось бы, Виноградовы противоречили сами себе: они говорили об отдельном пути оппозиции, являющемся истинно коммунистическим, хотели остаться в меньшинстве, не связывая себя с большинством ЦК. Но противоречие разрешалось без труда: вторая партия, которой боялся ЦК, – оппозиция – была для них первой и единственной партией.
Т. Зосе (Клавдии): Основной вопрос – снимаете Вы подпись или нет?
Т. Виноградова: Нет, не снимаю. <…> Не могу я сразу изменить свои взгляды[1584].
Отношение сестер Виноградовых к контрольной комиссии было скептическим. Не желая отвечать на вопросы, Анна Виноградова отделывалась репликами типа «ну?», «неужели?», «что ты?», «разве?», «вот еще?». Анна Виноградова возвращала контрольной комиссии ее
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература