Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тов. Львов: Но ведь съезд решил, что оппозиционные взгляды несовместимы с партией. Как Вы хотите согласовать вот что: Вы говорите, что вы подчиняетесь решениям съезда, а Ваши взгляды?
Тов. Кутузов: В своем заявлении я пишу, что не только подчиняюсь решениям съезда, но ставлю себе задачей и изменить свои взгляды подчинить свои взгляды и дальнейшую свою работу с решениями партии.
Редакторское вмешательство Кутузова – курсив и зачеркивания – говорит о многом: он как будто специально исправил документ так, чтобы в нем проглядывала двойственность. Исправление «изменить свои взгляды» на «подчинить свои взгляды» намекало на то, что он отказывается менять свои взгляды и остается при своем. Прижатый к стене, Кутузов выходил на конфронтацию – пусть и завуалированную – с контрольной комиссией. Он отбивался, не отвечая на вопросы прямо. Отказываясь изливать душу, он целенаправленно закрывался, делал себя непрозрачным. Если контрольная комиссия, вызывая его на откровенность, пыталась понять, что значит для него подчиниться решениям съезда, то сам Кутузов не признавал за ней этого права. Он понимал желание откровенности как требование, директиву, которая должна быть исполнена буквально.
Кутузов утверждал, что только что закрывшийся съезд перевернул его взгляды. Но если проследить хронологию его заявлений и сравнить ее с информацией в руках контрольной комиссии, напрашивается другая реконструкция политических расчетов и обращений. Ключевым событием оказывается вечеринка у Тарасова 21 декабря, через два дня после закрытия партийного съезда в Москве. В контрольной комиссии подозревали, что томские оппозиционеры разными способами и увертками хотели обмануть партию и сохранить свои кадры – об этом неоднократно писалось в прессе[1608]. Львов не скрывал своих подозрений:
– Получается как-то странно. Еще 19 декабря вы не были согласны со съездом, а теперь как будто иное. И как раз в промежуток между 19 декабря и 23 декабря у Вас было на квартире у Тарасова собрание. <…> На Ваше последнее заявление можно смотреть как на тактический ход.
Тов. Кутузов: Ничего такого, о чем Вы говорили, не было. (Я имею в виду разговоры).
Кутузов редактировал протокол, хитрил. Определенные вещи он признавал, другие фактами не считал. Спорили о языке: «явка» или «квартира», «собрание» или «будто собрание». «Вообще, – заметил Кутузов, – при опросе мне усердно приписывают какую-то работу, по какой-то тактике. <…> Я на партийной коллегии говорил, что на вечеринке 21 декабря <…> у Тарасова мы играли в преферанс и больше ничего. Почему-то это в протокол не занесли?»
Кутузов опротестовывал «отдельные необоснованные обвинения», например приписывание ему «фракционной работы после съезда». Были вопросы, которые он считал каверзными, например «где у вас была явочная квартира?» и особенно «когда приняли решение сжигать материалы?».
От оппозиционеров ожидали, что они сдадут архивы, как сделал, например, уже не раз упоминавшийся С. Н. Кузовников, который передал фамилии более двух десятков «уполномоченных» большевиков-ленинцев по Уралу[1609]. Была информация, что Сибирский центр инструктировал «весь оппозиционный архив припрятать»[1610]. Соответственно, готовность раскрыть, где и у кого хранится литература, считалась лакмусовой бумажкой истинной капитуляции[1611]. Барнаульские оппозиционеры, например, поступили как требовалось. Приложив к своему покаянному заявлению богатый оппозиционный материал, они выдали подробнейшую справку, что и у кого еще осталось: у одного товарища «два экземпляра Платформы (один неполный), „Завещание“ и „Заявление по поводу ареста членов оппозиции и относительно раскрытия легальной типографии“». У двух других «по одному экземпляру Платформы, копия статьи Устрялова, речь Зиновьева на июльском пленуме и Завещание». У третьих восемь экземпляров «Завещания», несколько экземпляров заявлений Зиновьева, Петерсона, Смилги, Преображенского, Шарова и Серебрякова; заявление Вуйовича; речи Зиновьева, Каменева и Троцкого на июльском пленуме ЦК 1926 года по вопросу об Англо-русском комитете, «Вынужденный ответ» Зиновьева, письмо Зиновьева по поводу демонстрации 17 ноября в Ленинграде в честь сессии ВЦИКа, три экземпляра платформы, из которых один типографический; итоги комсомольского пленума, заявление секретаря Профинтерна Нин. Где-то валялись и другие «мелкие документы»[1612]. На фоне такой инвентаризации понятно требование к Кутузову «дать нам все оппозиционные материалы, какие у Вас есть». Но он продолжал упорствовать: «У меня сейчас ничего нет».
Тов. Зосе: Знаете решения по поводу оппозиции, о пропаганде взглядов и т. д.?
Тов. Кутузов: Я думаю, что эти решения имеют отношение к организационной стороне вопроса <…>.
Тов. Зосе: Согласны ли Вы заявить публично на ячейке, на активе, в печати, что Вы снимаете подпись с платформы?
Тов. Кутузов: Да, что в организационном отношении снимаю подпись.
Тов. Зосе: А идейно?
Тов. Кутузов: Я говорил на партколлегии, что поскольку оппозиционеры одиночки, что наводит на сомнение в правильности взглядов оппозиции, т. к. странно, если бы все ошибались, и я ставлю себе задачей еще раз проработать все вопросы, подвергнуть критике те взгляды, которых я в последнее время держался. Но сказать сейчас, что 2 дня тому назад я держался таких взглядов, а теперь держусь других, т. к. понял свою ошибку, – да ведь этому никто и не поверит![1613]
Опрос шел к концу. Пошли последние уточняющие вопросы:
Тов. Зосе: Итак, организационно вы считаете возможным разоружиться?
Тов. Кутузов: Да, я уже разоружился.
Тов. Зосе: А идейно вы согласны?
Тов. Кутузов: Нужно время, чтобы взгляды изменились. Я буду изучать эти вопросы, буду думать над ними. Ряд решений съезда не расходится с моими взглядами, например по вопросу о хозяйственных трудностях <…> по вопросу о бюрократизме, об установке в Китае.
«Выходит, – подытожил Зосе, – что для того, чтобы вам остаться в партии, не хватает одного – идейно разоружиться. – Затем он начал думать вслух: – Мы должны в точности проводить решение съезда. Организационного разоружения недостаточно <…>. Я считаю вопрос в достаточной степени ясным. Мы можем сейчас принять определенное решение». В Политбюро отрицали различие между «подчинением» решениям партии о недопустимости организационной связи с антипартийными группами и прекращением их идейной «поддержки».
– До чего у людей выветрилось из головы элементарное понятие о партийности! – восклицал Сталин 9 августа 1927 года. – Сегодня, скажем, ВКП(б) исключает из партии Мясникова, известного всем вам своей антипартийностью. Завтра Троцкий приходит и говорит: «я не могу отказаться от поддержки Мясникова, потому что решение ЦК неправильно, но я готов порвать с ним организационные связи, как вы мне приказали». Завтра исключают группу «Рабочей правды», тоже известную вам своей антипартийностью. Троцкий выходит и заявляет: «Я не могу отказаться от поддержки этой антипартийной группы, потому что вы ее неправильно исключили». <…> Ну, а что, если не только Троцкий, но и другие члены партии захотят поступать так же, как Троцкий? Ясно, что эта партизанщина, эта атаманщина поведет лишь к уничтожению партийности. Не будет больше партии. Но будут личные мнения отдельных атаманов[1614].
Защита Кутузова
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература