Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как свидетельствуют барнаульские материалы, неоднократные опросы вызванных для объяснений партийцев «не дали нужных результатов в том отношении, что фракционеры, несмотря на очевидную доказанность обвинений <…> упорно настаивали на том, что они едва друг друга знают». Привлеченные к опросам стремились запутать дело, прятали концы в воду и обвиняли разоблачителей во лжи. Так, например, некий Кухтин был, по их словам, если не отъявленная «сволочь», то, во всяком случае, «мерзавец», «шпион контрольной комиссии» (Селюнин). На вопрос о том, что говорилось на фракционных собраниях, давались увиливающие ответы: «Говорили о погоде, что хорошая погода, если собираются товарищи в Барнауле, о чем же они могут говорить, кроме как о погоде?» (Попов)[1546].
Согласно инструкциям авторитетных оппозиционеров, при попадании в лапы контрольной комиссии следовало отпираться. «Плохим будет тот оппозиционер, который назовет присутствующих на собраниях». «Партийная дисциплина не требует говорить об этом партийным органам»[1547]. Опрошенные на комиссии спешили поделиться информацией с товарищами, известить, что рассказали, а что утаили, согласовать версии. «Сапронов просил меня зайти еще раз рассказать ему про допрос Финашина Московской контрольной комиссией», – рассказывала Коган историю 1926 года[1548]. Информируя личного секретаря Зиновьева Я. Дальдера о своем допросе в ЦКК и о допросе Белайса, Ян Авен отметил: перед вызовом «участники группы были заранее предупреждены и на допросе все отрицали»[1549]. Белайс, в свою очередь, добавил, что, «если кто-либо из участников организации уже известен в партийных кругах как оппозиционер, можно не скрывать своих убеждений, но об участии в организации ничего не говорить». Он, Белайс, так и держал себя на допросе: признался, что получал какие-то материалы, «но определенно заявил, что ни в какой организации не состоял, несмотря на то, что считает себя сторонником оппозиции». Он добавил, что их оппозиционные группы «нигде активно не выступали, и если все участники будут при допросах давать такие же показания, как он, то ЦКК не сумеет доказать существования организации. За распространение же строго секретных партийных документов и оппозиционных материалов некоторым могут объявить строгий выговор, но оснований к исключению их из рядов партии ЦКК иметь не будет»[1550]. При вызове на опрос важно было «держать себя устойчиво, никого не выдавать»[1551]. Прибегать ко лжи рекомендовалось «лишь в крайнем случае, если умеешь»[1552]. «Контрольная комиссия потрепала старых подпольщиков, но при допросах все равно ничего не добилась», – хвастались омские оппозиционеры[1553]. Звучали «иронические» фразы, что опросы в контрольных комиссиях – это хуже, чем при Колчаке: тогда территории переходили из рук в руки, легче было затеряться, а теперь скрыться негде[1554].
«Приложения» оппозиционеров к официальной резолюции кустового партсобрания в Иркутске 4 октября 1927 года предлагали: «– в интересах товарищеской спайки предложить окружной контрольной комиссии пересмотреть вопрос об исключенных из партии оппозиционерах» (Приложение 2); или «– отмечаем неправильность в работе окружной контрольной комиссии по поводу охраны единства рядов нашей партии». Был исключен целый ряд членов партии Свердловского района, «являющегося важнейшим рабочим районом Иркутска» (Приложение 3)[1555]. Оппозиционеры утверждали, что контрольная комиссия превратилась в орган сыска, а не товарищеского разбора, исследовали «методы работы ГПУ, которая собирает сведения для ЦК»[1556]. «ГПУ ведет борьбу с членами партии и с беспартийными, активно стремящимися устранить ненормальности, – утверждалось в обращении в ЦК, подписанном «члены ВКП(б) Сибкрая». – Контрольные комиссии в этом помогают и вместе с ГПУ занимаются арестами»[1557]. Инструкция из центра «левейшей оппозиции» в Москве утверждала: «Контрольная комиссия пошла работать вместе с ГПУ, продолжая арестовывать членов партии»[1558]. Говорили, что контрольные комиссии «являются подсобными органами борьбы и склоки, установившими систему внутрипартийного сыска, слежки, доносительства и провокации»[1559]. А. Г. Шляпников особенно жаловался на «полицейские вопросы» контрольной комиссии[1560]. Много шума было вокруг плаката, вывешенного 7 ноября 1927 года на здании Университета трудящихся Китая имени Сунь Ятсена с надписью: «Волею зажимной всепартийный городовой Сталин и его ищейка Ярославка». На плакате Сталин был изображен царским жандармом, а член Президиума ЦКК Ярославский – верным псом у его ног[1561].
Организовывался встречный сыск. Высказывая в октябре 1927 года предположения о том, кто их мог выдать, оппозиционеры Москвы называли имена подозреваемых; некоторых «было решено бойкотировать», на других «собрать более подробные сведения»[1562]. У оппозиции были свои «информаторы». В Мариинском райкоме поговаривали, что одним из них мог быть пропагандист Королев. Разговор между Вязовых и секретарем райкома Ивановым о Старовойтове на другой день был уже известен последнему, при этом присутствовал Королев, сделавший для себя соответствующие выводы. Аргумент «Королев ничего не понимает» отметался: «этот номер не пройдет!»[1563]
У демократических централистов не было сомнений: «Вся деятельность контрольных комиссий, включая и ЦКК, показала, что они являются не орудием борьбы против раскола и против несовместимых с пребыванием в партии поступков и поведения отдельных ее членов, а подсобными органами фракционной борьбы и склоки, установившими систему внутрипартийного сыска, слежки, перлюстрации писем членов партии, доносительства и провокации»[1564]. Состав контрольных комиссий «должен быть в корне обновлен. Основное ядро их должны составлять рабочие от станка, периодически сменяемые, во избежание отрыва от масс»[1565].
После съезда томских оппозиционеров начали вызывать на улицу Бакунина, 12, на очередной тур опросов. Если, по словам контрольной комиссии, «первый период вызовов», с 18 ноября и примерно по 15 декабря, носил характер «выявления степени глубины убеждения товарища в каждом отдельном случае», то второй период был «следственный». Оппозиционеров «привлекали к партийной ответственности»[1566]. На этот раз от них требовали не объяснения своего инакомыслия, а отречения от него. Укрывательство расценивалось как признак враждебности. Впервые исключение из партии стало применяться как наказание за инакомыслие. Если с ноября 1925 года по ноябрь 1927‑го из партии было исключено 970 оппозиционеров, то за последние два месяца 1927 года – уже 22 270; еще 3098 коммунистов официально заявили о своем выходе из оппозиции[1567]. В Томске местная окружная контрольная комиссия «привлекла» до конца декабря рекордное число – 60 коммунистов; «за фракционную работу» исключила 13, объявила 3 «выговора» и сделала еще ряд «разъяснений» и «внушений». Об исключении пятерых было доведено до сведения партийной организации «путем опубликования в печати»[1568]. Остальные оппозиционеры еще не были полностью опрошены, их дела находились в стадии «следствия и выяснения»[1569].
Когда студент Томского технологического института В. Ф. Беляев был вызван в контрольную комиссию, он
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература