Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следователь: Вам известен приезд жены Троцкого сюда?
Шапиро: Нет, неизвестен. Зиновьева жены (Лилиной. – И. Х.), вы хотите сказать? Это известно. Я жил вместе в Бердске на даче в одной квартире с Пекарем. Она приезжала отдыхать в Бердск. Она большая подруга Тужилкиной (жены Куклина). Они были вместе в подполье, хорошие друзья, она приехала в Бердск отдохнуть.
Спор о языке набирал обороты: «Вы ее приезд называете дружбой. А не командировалась ли она?» Отвечая, что «нет», Шапиро отрицал не действие, а его описание. «У вас в связи с ее приездом было собрание в Бердске?» «Собрание» тоже могло быть не самым подходящим словом: «В Бердске не нужно было собираться, потому что мы жили все рядом. Зачем было собираться? Садись на лавочку и разговаривай (курсив рукописный. – И. Х.). Мы фактически не имели партбилета, не вели протоколов, но уже то, что у нас было, – это было зародышем новой партии», – признал Шапиро под конец. Не принимая официальный язык, он не мог рассчитывать на прощение[1189].
Самый высокопоставленный оппозиционер, который наведывался в квартиру Пекаря-Орлова, Александр Сергеевич Куклин, держался той же линии, что и Шапиро. Он тоже не понимал, чего, собственно говоря, от него хотят, почему вмешиваются в его личные отношения и приписывают ему всякие нарушения Устава. Всесоюзно известный ссыльный оппозиционер, он что – должен был жить в полной самоизоляции? Ему нельзя было звать друзей в гости? У следователей же не было сомнений, что происходившее по улице Максима Горького в доме 78 в конце ноября заслуживало называться «нелегальным фракционным собранием». Версия Куклина отвергалась: «Т. Куклин предъявленные ему обвинения отрицает, объясняя, что они собирались и на квартире Пекарь-Орлова, и у него, и у других товарищей, но эти сборы не носили характера собраний, а лишь были товарищескими посещениями друг друга, как ленинградских [земляков], а на вопрос, почему такие дружеские посещения были с количеством от 10 человек и больше и одновременно, тов. Куклин объясняет – это случайности, что при „дружеских“ „случайностях“ были разговоры и на темы внутрипартийного положения, и о других пар[тийных] вопросах. О выработке оппозиционных директив и проработке оппозиционных материалов на этих собраниях – отрицает. Но наличие обозначенных материалов не отрицает, отказавшись категорически указать источник их получения»[1190].
Как же не заключить: «клятва, что единство партии для них дороже всего» – это уловка оппозиционеров для того, чтобы «усыпить бдительность партии, выиграть время, [чтобы] сколотить остов новой партии, оформить свой аппарат от ЦК до районного комитета»[1191]. Активность оппозиции «направлена к сколачиванию кадров другой, не ленинской, но меньшевистско-троцкистской партии»[1192]. Задавая тон, ЦКК настаивала на существовании «подпольного Центрального Комитета», который руководил фракционной работой в разных городах, давал директивы[1193]. Местные контрольные комиссии обнаружили «Московский фракционный центр»[1194], «Сибирский оппозиционный центр» в Новосибирске[1195], «Бюро омских оппозиционеров»[1196], «комитет оппозиции» в Барнауле»[1197]. Наконец, в Томске орудовала «оппозиционная группа Тарасова»[1198], к которой примыкали Кутузов и Голяков из СТИ[1199]. По версии аппарата, оппозиционеры старались скоординировать свои организации, называя их «центрами литературы и пропаганды»[1200]. «Оппозиция прибегнула к организованному оформлению внутри нашей партии, отступив от целого ряда постановлений наших съездов и конференций. Конкретно это выразилось в создании своего, скрытого от партии, руководящего комитета, выделении ответственных организаторов по районам, организации фракционных групп-кружков, имеющих своих секретарей, кружководов»[1201].
Массовое исключение оппозиционеров, представлявших себя легитимным течением внутри партии и Коминтерна, обострило дискуссию о «второй партии». Мы уже видели, что в организации последней троцкистов обвиняли еще в 1927 году и что они от такой линии всячески открещивались. Если учесть, что известные троцкисты, уже будучи беспартийными, создавали подпольные структуры «большевиков-ленинцев», то центры теневой организации действительно создавались. Противовес «сталинцам» формировался – пусть по умолчанию, пусть вопреки самому себе. «У нас всегда был центр», признавали некоторые адепты Троцкого конца 1920‑х, но «мы никогда не подписывались „Всесоюзный центр“, потому что не хотели оформляться». О том же совсем открыто писали те редкие троцкисты, которые уехали из страны, например В. Серж и А. Цилига[1202].
Так все-таки: создали ли оппозиционеры вторую партию? Существовали ли действительно сплоченные организации, с уставом и дисциплиной, с ядром и периферией? Или же речь шла о слабоструктурированных сетях, случайных сборищах сходным образом мыслящих людей? Партия – а с ней и мы – вернется к этим вопросам после убийства Кирова в конце 1934 года, но пока необходимо поразмышлять.
Бесспорно, некоторое организационное отмежевание оппозиционеров имело место. Где-то шли частные собеседования во время застолья, а где-то организовывалось подполье с «тройками» и «пятерками». Все говорит о том, что были и промежуточные варианты, например «группы» с печатными средствами и каким-то бюджетом, но без всякой внутренней дисциплины. Имел место вопрос о статусе и чести: принадлежность к той или иной группе инакомыслящих означала, что человек становился «своим», что членство в новом коллективе было престижней партбилета: оппозиционер жертвовал карьерой и удобствами ради правды и долга. В других случаях о каком-либо объединении говорить не приходится – перед нами просто цепь личных связей. Кто-то тянул кого-то на какое-то собрание, часто превалировали семейные отношения, муж приводил жену (случай Тужилкиной в Новосибирске), сестра сестру (сестры Виноградовы в Томске). Состав собраний не был постоянным, списки «кадров» находились в хаотическом состоянии.
Кроме того, трудно говорить о четкой иерархической структуре «оппозиционной организации». Скорее перед нами сеть. Томск находился не только в прямых отношениях с Москвой, но и в опосредованных – через кого-то в Новосибирске (Иванов-старший). Важные столичные оппозиционеры (Беленький и Финашин) оказались в Иркутске, Спасске или на Дальнем Востоке и руководили оттуда не хуже, чем из Москвы. Белайс ездил с материалом в Севастополь, Бакаев колесил между Вяткой, Москвой и Ленинградом. Люди разъезжали, развозили информацию, письма и сплетни, огромные расстояния страны пересекались за одну-две недели туда и обратно.
При первом приближении метафора «сети» противоположна метафоре «черной мессы». Ведь у сети не может быть четкого центра, а если «черная месса» оппозиционеров стремилась воспроизвести практики и ритуалы, вывернув их наизнанку, то должен был существовать у оппозиции и свой анти-ЦК. В этом контексте следует обратить внимание на то, что локализация анти-ЦК в партийном воображаемом также представляла проблему. Часто сторонники большинства писали
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература