Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1. Отмежевание
К осени 1927 года оппозиционеры были готовы пойти со сторонниками ЦК врукопашную по всей длине фронта. С их точки зрения, терять было мало что. Принципы демократического централизма не соблюдались, настоящую дискуссию Сталин и Бухарин вести не соглашались. Платформа оппозиции не было услышана партийными массами. Значило ли это, что надо было искать новые организационные формы борьбы? Пришло ли время расстаться с партийной организацией, придумать что-то новое?
«Наша оппозиция, по существу, хочет организовать другую партию», – все чаще и чаще утверждали сторонники большинства ЦК, тем самым делегитимируя оппонентов. Лидеры оппозиции, со своей стороны, отметали столь крамольную мысль с не меньшим упорством: «Лозунг двух партий – не наш лозунг. Нам его навязывают его авторы – группа Сталина. Мы боремся за исправление линии партии внутри партии, в пределах ее устава»[761]. «С той же категоричностью и решительностью отвергаем мы обвинение в организации „второй партии“. Мы заявляли всегда, заявляем и сейчас, что мы боремся за свои взгляды внутри нашей партии. В какое бы положение оппозиция ни была поставлена, как бы ни затруднена была для нее борьба за свои взгляды внутри партии, несмотря на все господствующее ныне обострение борьбы против оппозиции, – мы останемся на почве единой ленинской партии»[762]. «Товарищи, – восклицал Троцкий еще на XIII съезде, – никто из нас не хочет и не может быть правым против своей партии. Партия в последнем счете всегда права, потому что партия есть единственный исторический инструмент, данный пролетариату для разрешения его основных задач. <…> Я знаю, что быть правым против партии нельзя. Правым можно быть только с партией и через партию, ибо других путей для реализации правоты история не создала»[763].
Три года спустя, в августе 1927-го, Троцкий повторил свое кредо: «Путь второй партии в СССР считаем, безусловно, гибельным для революции. Будем бороться всеми силами, всеми мерами против всяких тенденций к двум партиям. Столь же решительно и категорически мы осуждаем политику раскола. Мы будем выполнять все решения ВКП(б) и ее ЦК»[764]. «Нездоровая идея – так характеризовал призыв к созданию второй партии троцкист Карл Радек примерно в то же время. – Если вы на этом стоите, вы потеряны для нас»[765]. «Никогда революционное крыло рабочего движения не представляло идеи раскола в рабочем движении, – разъяснял он в августе 1927 года. – Ибо принципы революционного марксизма и принципы ленинизма есть единственная почва, на которой может быть объединен пролетариат для исполнения своей исторической роли. <…> оппозиция надеется исправить линию партии. Она не ставит вопроса о расколе»[766]. В своем письме Л. Б. Красину сторонник большинства ЦК А. В. Луначарский признавал, что это не пустые слова и оппозиция на самом деле не пренебрегает партийным единством[767].
Перед созывом XV партийного съезда в риторике даже умеренных оппозиционеров произошел некоторый сдвиг. Все чаще можно было услышать мнение, что власть оказалась в неправильных руках и что шансы на ее исправление изнутри сомнительны[768]. Тем не менее как могли оппозиционеры, отмежевывающиеся от сталинско-бухаринской группировки, быть уверенными, что они помогают правильной стороне, а не провоцируют раскол в рядах пролетариата, тем самым играя на руку буржуазии? Все зависело от эсхатологической сноровки: большевик должен был правильно ориентироваться во времени, знать, где проходит самый короткий путь к коммунизму. Ему полагалось уметь высчитывать углы различных «зигзагов» и «уклонов» – большинства или меньшинства ЦК в зависимости от его собственной точки зрения – и знать, когда нужно выправлять партийную линию. Только та группировка, которая правильно выбирала время для решающего вмешательства в ход исторических событий, считалась истинно большевистской. Если такие требования звучали в тот момент, когда партия была «здоровой», то нетерпеливые реформаторы рисковали повернуть историю вспять и прослыть контрреволюционерами. Однако в то же время осуждалось и бездействие: политический паралич знаменовал трусость и упадок – типичные качества аппаратчика, который, желая остаться в тепле и удобстве, клялся важностью партийного единства.
В центре внимания был исторический нарратив, предложенный Троцким. По мнению последнего, дискуссия о «Новом курсе» встряхнула партию. «Ядро оппозиции составляла группа старых революционеров. Но мы были уже не одни. Вокруг нас группировались сотни и тысячи революционеров нового поколения, которое впервые было пробуждено к политической жизни Октябрьской революцией, проделало гражданскую войну, искренне держало руки по швам перед гигантским авторитетом ленинского Центрального Комитета и только начиная с 23‑го года стало самостоятельно мыслить, критиковать, применять методы марксизма к новым поворотам развития и, что еще труднее, училось брать на свои плечи ответственность революционной инициативы»[769]. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК в июле 1926 года Зиновьев нехотя, но все же признал, что «сейчас уже не может быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 г., как это выявила эволюция руководящей ныне партии, правильно предупреждало об опасностях сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте аппаратного режима»[770].
Однако в устах поздних пришельцев история оппозиционного сознания звучала обычно все-таки несколько короче. Зиновьеву и Каменеву не очень-то хотелось одобрять борьбу троцкистов с большинством ЦК в 1923–1924 годах, поскольку в то время они сами олицетворяли собой это большинство. Они намекали, что троцкисты дискредитировали себя в дискуссиях своим радикализмом, что Троцкий имел наглость спорить даже с Лениным. Ответственность за блок с Троцким весной 1926 года ложилась лично на Зиновьева, который в результате потерял многих ленинградских сторонников, не понимавших, как можно брататься с человеком, которого совсем недавно третировали.
«Характерна та „внезапность“, с который осуществился наш блок с Троцким, – вспоминал Зиновьев. – Этот важнейший для всех дальнейших судеб зиновьевской группы акт совершился как будто „невзначай“, вне всякого нашего „плана“. Мы не столько вошли в блок с троцкистами, сколько очутились в этом блоке. Блок этот оказался совершеннейшим сюрпризом – и крайне неприятным сюрпризом! – для всей рядовой массы зиновьевцев в Ленинграде, воспитанной в свое время в духе непримиримой вражды к троцкизму. Да и для верхушки зиновьевцев, включая сюда и меня с Каменевым, все это развитие событий было довольно-таки неожиданным. Еще на XIV съезде мы и не представляли себе, что будем в блоке с Троцким. Ведь как ни много ошибались мы до XIV съезда, позиция наша в этот период все же проходила где-то между ленинизмом и троцкизмом. А блок с троцкистами явился во всем главном уже прямым переходом нашим на рельсы троцкизма!»
Не обошлось без споров в зиновьевской верхушке, но вскоре стало видно:
Спорили зря! Мы воображали, что
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература