Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл
- Дата:13.07.2024
- Категория: Классическая проза / Русская классическая проза
- Название: Маскарад, или Искуситель
- Автор: Герман Мелвилл
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Маскарад, или Искуситель"
🎭 "Маскарад, или Искуситель" - захватывающая аудиокнига, написанная Германом Мелвиллом. В центре сюжета - загадочный герой, способный обольстить любого своим обаянием и хитростью. Он как искусный актер, надевает маску, скрывая свою истинную сущность.
Главный герой книги ведет игру, в которой каждый шаг - загадка, каждое слово - тайна. Он искусно манипулирует окружающими, создавая атмосферу загадочности и интриги. Каждый, кто вступает в его игру, рискует потерять себя в этом маскараде.
Автор Герман Мелвилл - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной и философским подтекстом. Его книги всегда вызывают интерес и заставляют задуматься над главными вопросами жизни.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения классической прозы, в том числе и "Маскарад, или Искуситель".
Погрузитесь в мир загадок и интриг с аудиокнигой "Маскарад, или Искуситель" и окунитесь в историю, где каждый персонаж - как актер на сцене, где каждое действие - часть большого плана.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но то, кем вождь теперь казался, не сделало их совершенно слепыми к тому, каким вождь был ранее. Не настолько, чтобы, пусть и в значительной степени под влиянием его изменившихся манер, они стали доверять ему полностью ради того, чтобы заключить договор с ним, и среди других статей договора с их стороны говорилось, что, хотя дружеские визиты должны быть взаимными между вигвамами и хижинами, всё же пяти кузенам никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя предлагать входить в дом вождя вместе. Замысел состоял в том, что если когда-либо под маской дружелюбия вождь задумает нанести им вред и нанесёт его, то он должен быть частичным, таким, чтобы некоторые из этих пяти смогли бы выжить не только ради своих семей, но также и для возмездия. Тем не менее Мокмохок стал на какое-то время с таким искусством и обходительностью завоёвывать их доверие, что привёл их всех вместе к застолью с медвежатиной и там же хитростью их и прикончил. Спустя годы после этого над их сожжёнными костями и тем, что осталось от всех этих семей, вождь, которого упрекнул за его предательство гордый охотник, ставший его пленником, посмеялся:
«Предательство? Бледнолицый! Это они нарушили своё же соглашение первыми, придя все вместе; это они нарушили его первыми, доверившись Мокмохоку».
В этом пункте судья сделал бы паузу и, воздев свои руки и вращая глазами, воскликнул бы весьма торжественным голосом: «Кругом хитрость и жажда крови. Сообразительность и гениальность вождя сделали его большим зверем».
После другой паузы он начал бы воображаемый диалог между переселенцем и его собеседником: «Но все ли индейцы такие, как Мокмохок?» – «Не все такие, но в наименее вредоносных может находиться зародыш зла. Есть индейская природа. „Индейская кровь течёт во мне“ – это уже угроза полукровки». – «Но бывают ли некоторые индейцы добрыми?» – «Да, но добрые индейцы главным образом ленивы и считаются простаками, – как правило, они редко бывают вождями; в вожди краснокожих попадают активные и считающиеся мудрыми. Следовательно, ввиду малочисленности этот вид индейцев имеет только частичное влияние. И добрые индейцы бывают вынуждены выполнять недобрые указания. Поэтому „остерегайся индейца, доброго или недоброго“, – сказал У. Даниэль Бун, который из-за них потерял своих сыновей». – «Но все ли ваши переселенцы так преследовались индейцами?» – «Нет». – «Хорошо, и в определённых случаях ко многим ли из вас отнесутся по-доброму?» – «Да, но редко кто среди нас оказывается с таким самомнением или столь эгоистичным, что сочтёт своё личное освобождение от индейца настолько типичным опровержением опыта столь многих людей ради того, чтобы вопреки общему мнению хорошо думать об индейцах; иначе, если он за это будет держаться, то стрела в его боку может породить подходящее сомнение».
Короче говоря, следуя судье, если мы во всём доверяем переселенцу, его настрою против индейцев, понятому правильно, то его стоит рассматривать как с нашей, так и с другой или совместно с обеих точек зрения. Верно то, что есть мало семей из известных ему, где некоторые их члены или связанные с ними не были бы индейцами искалечены или оскальпированы. Что за польза тогда, что один из индейцев, или два, или три отнесутся к переселенцу по-дружески? «Он боится меня, – полагает он. – Заберите у меня мою винтовку, дайте ему повод, и что произойдёт? Или если это не так, то как мне знать, что непреднамеренные приготовления могут происходить в нём из-за вещей, в настоящее время неизвестных ему так же, как и мне, – своего рода химическая подготовка в душе для преступного замысла, подобная химической реакции в теле из-за болезни».
Не то чтобы переселенец когда-либо использовал те слова, что вы слышите, но судья нашёл им выражение для передачи их значения. И этот пункт он завершил бы высказыванием, что «тот, кого называют „дружелюбным индейцем“, является очень редким существом; и хорошо, что это так, поскольку никакая жестокость не превышает жестокости „дружелюбного индейца“, обернувшегося врагом. Трусливый друг создаёт отважного противника».
Но к настоящему времени рассматриваемая страсть была рассмотрена как генеральная линия сообщества. Когда к этой существующей доле переселенец добавляет своё личное чувство, то у нас тогда появляется материал, из которого формируется, если формируется вообще, особенный индейский ненавистник.
Особенный индейский ненавистник, по определению судьи, это тот, «кто с молоком своей матери испил немного любви к краснокожим в юности или ранней зрелости и, прежде чем чувствительность стала закостеневшей, получил некий произвольный сигнал в отношении своей семьи или своего друга. Когда вся природа вокруг него докучает его одиночеству или предлагает ему поразмышлять об этом вопросе, он соответственно размышляет до тех пор, пока его мысль не разовьётся в некую привлекательную, как сильно разбросанные отряды паров со всех сторон собираются в штормовое облако, так и разбросанные другие мысли собираются вокруг ядра мыслей, поглощаются им и увеличивают его. Наконец, создав из элементов план, он приходит к его исполнению. Подобно Ганнибалу, он даёт клятву ненависти, – ненависти, которая вихрем всасывает самую удалённую щепку вины целого народа, что вполне обоснованно даёт почувствовать себя в безопасности. Затем он объявляет о себе и улаживает свои текущие дела. С торжественностью испанца оборачиваясь монахом, он прощается со своей семьёй, причём, скорее, у этих прощальных сборов есть какая-то ещё более впечатляющая законченность прощания у смертного ложа. Наконец, он сам приходит в первобытный лес, и там, пока его жизнь продолжается, он будет следовать спокойной, монастырской схеме стратегической, непримиримой и уникальной мести. Как когда-то на тихой тропе: хладнокровный, собранный, терпеливый, менее заметный, чем войлок, разнюхивающий, обоняющий – кожаный чулок Немезиды. В поселениях его больше не увидят; в глазах его старых компаньонов слёзы могут появиться от любого случайного слова, которое они скажут о нём; но они никогда не ищут его и не хотят искать; они знают, что он не придёт. Солнца и времена года проплывают, тигровая лилия вырастает и опадает, малыши рождаются и прыгают на руках своих матерей, но индейский ненавистник всё так же хорош, как надолго пропавший из дому, и „террор“ – его эпитафия».
Здесь судья снова непринуждённо сделал бы паузу, но последующее резюме было бы таково: «Очевидно, что в строгой речи не может быть биографии особенного индейского ненавистника большей, чем у одной из рыб-мечей или другого глубоководного жителя; или, что ещё менее вообразимо, чем у любого из мертвецов. Карьера индейского ненавистника по большей части неведома, как неведома судьба пропавшего парохода. Несомненно, ужасные события, которым суждено было произойти, вероятно, произошли; но силы природы решили, что они никогда не должны были стать новостями.
Но, к счастью для любопытных, существует разновидность нестойких индейских ненавистников, тех, чьё сердце оказывается не столь железным, как их мозг. Мягкие искушения семейной жизни также часто выманивают индейского ненавистника из аскетического лона; это монах, что выходит в мир время от времени. Так же как у моряка, находящегося очень далеко за границей, у него могут быть жена и семья в некой зелёной гавани, о которых он не забывает. С ним – как с папистскими новообращёнными в Сенегале: пост и умерщвление плоти становится тяжело соблюдать». Судья, с его обычным суждением, всегда думал, что стремление к одиночеству, на которое индейский ненавистник обрекает самого себя, оказывает сильное влияние на ослабление его клятвы. Он бы упомянул случаи, где после нескольких месяцев одиноких поисков индейского ненавистника внезапно охватывала своего рода тропическая лихорадка, заставляя его открыто спешить к первому же дымку, сознавая, что это – индеец, и объявлять себя потерявшимся охотником, отдавая дикарю свою винтовку, доверившись его милосердию, обнимая его с большой теплотой, прося привилегии проживания в течение некоторого времени в сладких товарищеских отношениях. И упомянул бы, что часто продолжение этого
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- На озере Фертё - Лайош Мештерхази - Классическая проза
- Воспоминания розы - Консуэло Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары