Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф
- Дата:27.10.2025
- Категория: Классическая проза / Поэзия / О войне / Русская классическая проза
- Название: Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы
- Автор: Аттила Йожеф
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насколько неудачной была эта третья девочка, настолько красивым был первый ребенок — мальчик! Умный, работящий, честный, смелый. Фери рассказал о нем небольшой эпизод.
В середине тридцатых годов однажды летом прошел такой ливень, что вышли из берегов все три речки и околица села превратилась в настоящее озеро. Неожиданно возникший потоп унес в канаву телеги, вороха виноградных лоз, бороны. Одного молодого паренька разлив настолько захватил врасплох, что тот со своей повозкой не мог найти лазейки ни взад, ни вперед. Вода кругом все прибывала, а у него не хватило ума вовремя выпрячь коров. Ему грозила опасность, что животные с колодой на шее утонут. Паренька спас сын дядюшки Иштвана, Шани. Был у него прирученный конь, он въехал на нем прямо в середину потока, вытащил занозу из ярма испуганных животных, пустил их на свободу и, посадив позади себя паренька, вывез его. Был ли это подвиг? Он сделал это вполне естественно. И в самом деле никто не вспоминал об этом, пока Шани не погиб на войне.
След его затерялся в излучине Дона. Погиб? Но родители не получили извещения о его смерти. Попал в плен и там умер? Или не умер, но, живя по законам войны, впутался в такое дело, за которое его послали на принудительные работы? Отец, который сходил с ума не только по работе, но и по сыну, просто не верил, что он умер. Уверенность в том, что сын не погиб, с годами не ослабла, а стала еще настойчивее. Он искал сына в мире, сметенном в один стог, как в сказке некто искал иголку. Стоило ему услышать, что кто-то был в излучине Дона, он разыскивал его или писал письмо, не видел ли тот его сына? Это неверие в смерть было трогательным и покоряющим. И спустя шесть лет он нашел, наконец, соломинку, за которую мог ухватиться. Примерно в сорок восьмом году вернулся в эти края один пленный, который знал Шани и даже видел его в январе 1943 года. Они встретились в одном донском селе. У Шани в руках был бидон с бензином. Сколько раз приглашал он к себе этого мужчину и сколько раз воспроизводил с ним все ту же картину! Снова и снова расспрашивал, что у него было в руках. Бидон? Бидон с бензином? К сожалению, нашелся мошенник, которой поддерживал в нем жар. Прослышав где-то, что он разыскивает сына, написал ему, что был с ним вместе в таком-то и таком-то лагере, правда, недолго, но когда они встретились, сын еще был здоров. Дядюшка Иштван по нескольку дней принимал его у себя в гостях, заставлял рассказывать, и, наверное, ему и в голову не пришло, что тот может врать. Он настолько верил всему, что даже не считался с возможностью обмана.
В тщетном ожидании прошло десять лет. Его надежда не угасла, а лишь превратилась в навязчивую идею. Он все более утверждался в том, что сын в плену, только его не отпускают домой. Его веру подкрепляли и неожиданные случаи, ведь еще в пятьдесят втором году он мог слышать о возвращающихся из плена.
В годы политического и экономического нажима, когда подобные ему богатые хозяева один за другим отказывались от своих земель или бросали все, осознав свою беспомощность, он придумывал тысячи уловок, чтобы сохранить, сберечь свое имущество. Его принуждали, запугивали? Он все выдерживал. Он защищался воспоминаниями о сыне, постепенно превращающимися в фантом. Он трудился с его молодой энергией, а время шло, и исстрадавшаяся в муках душа старела. Жизнь его превратилась в несгибаемую формулу накаленного ожидания и нечеловеческого терпения. Пожалуй, пойми он, что сын его уже пятнадцать лет — мертвая, нескладная кучка костей, покоящихся в земле, судьба его была бы легче. Оставлять кого-то годами непогребенным — горшая тоска, нежели схоронить однажды. А он не хотел хоронить! По мере того, как ему надо было удаляться от того мира, к которому еще принадлежал его сын и который в ходе исторического движения все более ускользал от него, он все сильнее цеплялся за сына. Что тот мог умереть, он впервые подумал — через семнадцать лет, — когда его заставили вступить в кооператив. Он оторвался уже не только от своей земли, привычек, самопринуждения, но и от своего фантома. Пора было очнуться: Мальчик-призрак умер, Мальчик-призрак оставил его, не нужна ему земля, потому что не вернулся он домой…
С тех пор прошло три года. Избавился ли он от адской борьбы за сына?
Ясно одно, что он уже никому не пишет вымученными буквами писем, никуда не ездит. Фери, он однажды говорил о сыне, как о мертвом: поверишь ли, Ференц, иногда гляжу я на вас, как вы бегаете, хлопочете, и думаю, как подходил бы вам мой сын. Ты ведь знал его, вряд ли кто так разбирался в земле, в скотине, как он. Он был вашим приятелем, а с тобой, коли память мне не изменяет, ходил в один класс. Я всю жизнь работал, как вол, прости меня господи. Говорят, он был сыном своего отца. Я все думаю, был бы он жив, может, как раз по этой дороге приходил бы к нам сюда. По вечерам заглядывал бы в хлев, здоровался, справлялся бы, все ли в порядке. Я, наверное, старею, потому что часто, когда я остаюсь один с этими животными, а кругом темно, ловлю себя на том, что разговариваю. Повторяю про себя, что бы я сказал Шандору, если б он вернулся и застал меня здесь…
Слушая Фери, я начал все больше бояться этой встречи.
- Сказки народов мира - Автор Неизвестен -- Народные сказки - Детский фольклор / Прочее
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Холодный крематорий. Голод и надежда в Освенциме - Йожеф Дебрецени - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Пути и вехи. Русское литературоведение в двадцатом веке - Димитрий Сегал - Языкознание
- Собирается буря - Уильям Нэйпир - Историческая проза