Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф
- Дата:27.10.2025
- Категория: Классическая проза / Поэзия / О войне / Русская классическая проза
- Название: Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы
- Автор: Аттила Йожеф
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поблизости топчется, глазеет уйма ребятишек; многие торчат на заборах и деревьях. Наверняка нашлось бы немало желающих испробовать карусель. Но нет! Судя по всему, он сам хочет испытать ее. Моторчик все быстрее кружит сооружение. Плывут, разворачиваются и сталкиваются в воздухе свободно парящие качели, а среди них одиноко стоит Слепой, разрывая сеть завистливых детских взглядов. Светит солнце, день чудесный, ясный. Если бы он мог видеть, то и он сейчас заглянул бы в ближние дворы, помахал бы девушке на противоположном дворе, которая лущит мак.
Кружит, скользит Слепой. На мгновение он кажется мне мрачной сказочной птицей. Потом я задумываюсь, что было бы, если б он взлетел и рухнул на землю или крыши домов. Усугубило бы это тот ужас, что приключился с ним в пятьдесят шестом? Только усугубило бы его и напомнило и мне тоже, что случилось с нами всеми? Головокружительное вращение заупрямившейся Большой Карусели? Драму, разыгрывающуюся в умах? Я чувствую, что если буду смотреть, меня замутит, и отвожу от него взгляд. Дядюшка Антал замечает это и заговаривает со мной.
— А взгляните, до чего красива отсюда новая часть села, вот там, у леса. Я еще раньше хотел показать вам. Десять лет назад самые красивые дома были возле церкви; вот эти, в форме буквы L, просторные, с широкими дворами, с пристройками. А теперь? Вот те, у леса! Совсем как городские. Живи и радуйся. В большинстве из них, говорят, есть ванные комнаты, самих ванн, правда, еще нет, но скоро наверняка будут. Смотрите, дома едва видны из-за плодовых деревьев. Полно беседок и, знаете, еще чего? Удивитесь, если скажу, — цветов! Кое-где их даже слишком много, прямо голова разболится, если там походишь. Нечего бояться, что коровы выщиплют. Вы думаете, там держат коров? Ни в одном дворе нет хлева. Говорят, если надо, можно молоко принести из кооператива. Так, правда, городу меньше достается. С коровами возятся уже только прежние хозяева.
Все признаки указывают на то, что бывшие неимущие, которые — именно вследствие своей бедности — менее привязаны к прежнему укладу крестьянской жизни, теперь гораздо более свободны и подвижны. Они станут предшественниками современного крестьянства, они будут прокладывать ему путь? Я был бы счастлив подбодрить их; пошли вперед, как можно быстрее! Вперед, разнесите сто раз скрепляемые проволокой развалившиеся хлевы, конюшни, вонючие скопища мух, ну, и конечно, я поддержал бы и тех старых крестьян, которые косили траву даже по обочинам канав, чтобы прокормить корову. Они — хранители традиций. Я думаю, еще долгое-долгое время будет нужна их сдерживающая сила.
В это самое мгновение начинают бить башенные часы. Дядюшка Антал выжидает, пока звон полностью замирает, и только тогда берется за веревку.
— Заткните уши, — говорит он мне.
Я подчиняюсь и зажимаю. Начинает звонить большой колокол. Поднимается такой раздирающий голову шум, такая колокольная симфония, что у меня начинает учащенно биться сердце. Я не мог бы выговорить ни одной разумной фразы. В таком шуме нельзя думать. В таком шуме можно только улыбаться, краснеть от волнения, как в детстве, двадцать лет назад, там, дома, на замойской колокольне.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
На поле ржи в двести пятьдесят хольдов кружат четыре тракториста. Вчера после обеда прибыли они сюда и с тех пор уже порядком наработали. Дождя давно не было, и разрываемая четырьмя плугами земля пылится, как обваливающиеся стены при сломе дома. Напрасно трактористы соблюдают расстояние в двадцать пять-тридцать метров, — они все равно задыхаются от пыли, и не от той, которую поднимает впереди идущий, а от той, что взметает их плуг. Когда они поворачивают на межу, я здороваюсь с ними, но они отвечают лишь кивком, потому что здесь, на краю участка, нужно быть особенно внимательным. Прежде всего следить, чтобы не раньше и не позже дернуть поднимающий плуги трос и так проложить борозды, чтобы не осталось ни одного необработанного клочка земли, похожего на мель. Мне довольно хорошо видны лица трактористов. Я не знаю ни одного из них, но думаю, что все они местные. Или я только не узнаю их? Они напоминают шахтеров, выходящих из шахты, с той разницей, что они не угольно-черные, а пыльно-серые, и глаза у них более страшные, налитые кровью. Едва видимые клещи пыли впиваются в кожу, даже проникают под кожу, и если бы не смывал их пот, они, пожалуй, оставались бы там и оседали. А так, превращаясь в грязь, они выходят по невидимым трещинкам в коже. Я смотрю им вслед, и вдруг мне приходят на ум возмутительные стихи о них и то отвращение, что я испытал из-за этих стихов несколько позднее. Как странно устроен мир! Одно время трактористы были светилами лжи, рыцарями схематизма. Их машины постоянно грохотали по жнивью литературы, но борозду, которую они проложили, никто не засеял. Политический снобизм избрал их в качестве символа, но в то время как лица их печатали на плакатах, их забыли, оставили на настоящих полях в дожде, в поднятых ветром облаках минеральных удобрений, в плену железного седла, отбивающего почки. С сознанием вины думаю я: хорошо бы однажды написать о них стихи, чтобы все забыли те, прежние; написать стихи — и не о том мгновении, когда они сидят наверху, в кабине, а когда они ночью, пригнувшись, прячутся от ветра за большим задним колесом, а ветер проносит над ними луну, словно небесное перекати-поле. В потонувшем во тьме краю не слышно человеческого голоса, кроме того,
- Сказки народов мира - Автор Неизвестен -- Народные сказки - Детский фольклор / Прочее
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Холодный крематорий. Голод и надежда в Освенциме - Йожеф Дебрецени - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Пути и вехи. Русское литературоведение в двадцатом веке - Димитрий Сегал - Языкознание
- Собирается буря - Уильям Нэйпир - Историческая проза