Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, среди работ есть и те, что явно попали в фонд Ворошилова совсем другими путями, не имеющими отношения к Политбюро. Это, например, анонимная (псевдонимная подпись «Овод») стеклографированная и раскрашенная оппозиционная листовка предположительно 1926 или 1927 года, рассмотренная нами ниже, печатные карикатуры из «Рабочей газеты» и из неустановленной немецкой прессы 1930‑х годов. В редких случаях это работы неизвестных авторов с совещаний другого уровня, возможно переданные Ворошилову коллегами из Политбюро, знающими об увлечении наркома этим жанром. Наконец, в собрании есть и одна гравюра, обсуждаемая ниже.
Но поскольку, как уже говорилось ранее, работа по сюжетной и временной атрибуции этой графики в основном уже проделана исследователями и целью нашей работы не является, для наших целей рационально рассматривать собрание так же, как рассматривали его непосредственные адресаты записок, их авторы и коллекционеры, – то есть как собрание однородных или по крайней мере одножанровых произведений со своим характерным языком. Мы должны понимать, что создание и обращение такой графики – это специфические практики, характерные для узкого круга постоянных участников совещаний, прежде всего Политбюро. Именно такой подход позволяет увидеть в материалах собрания уникальное явление – коллективный автопортрет / автореферативный текст за авторством высшего руководства РКП(б)/ВКП(б) 1923–1937 годов, создававшийся в очень специфических обстоятельствах и в силу этого дающий необычную возможность на основании анализа этого графического языка предполагать принципиально невидимые в другой оптике особенности идентичности этой узкой группы.
Стенограммы заседаний Политбюро и рабочих (в противоположность отчетным официальным) заседаний комиссий высокого уровня в Кремле в это время неизвестны – возможно, их и не существовало. Сразу отбросим искушение видеть в анализируемом материале буквальное или даже аллегорическое отражение тематики этих совещаний: хотя формально часть работ (особенно 1930‑х) можно считать таковыми, они редко оказываются именно зарисовкой с натуры – но почти всегда или шаржем (нередко изображающим отсутствующего на заседании человека – например, уже умершего Ленина или достоверно не участвовавшего в конкретном заседании Пятакова), или сюжетной любительской карикатурой, зачастую, как и у профессиональных карикатуристов того времени, сатирической графикой с неотъемлемым текстовым комментарием. В сущности, большинство работ этой группы не столько графика, сколько графическое расширение текста. Взятые вместе, они представляют собой скрытые реплики, части совещания. То, что нам известно о заседаниях Политбюро этого времени, свидетельствует о строгом и обычно выдерживаемом регламенте, где шутки и фривольные реплики – редкое и мало кому позволяемое отступление от официальных правил. Но была, как видим, и неофициальная сторона дела. Оборот и комментирование графических записок (возможно, и текстовых – но они не сохранились) во время этих весьма чопорных докладов (редкие репортажные фотографии не позволяют в этом сомневаться: полемика порой была горячей, но в силу серьезности обсуждаемых предметов вполне официозной), в сущности, напоминают нам сложившуюся сейчас «параллельную переписку» в чатах во время онлайн-совещаний 2020‑х годов: то, что происходит в официальной части в виде выступлений, участники могут свободно комментировать в формально отдельном групповом текстовом пространстве. Как и эти текстовые пространства современности, оборот графических записок, видимо, создавал на заседаниях Политбюро параллельный коллективный текст на те же темы, но с совершенно другим языком.
Мы считаем необходимым подчеркнуть, что этот текст – коллективный, несмотря на то что он имеет формальное авторство и не восходит к традициям коллективных литературных игр по типу буриме. Дело в двойственном положении авторов графики: это редкий случай, когда рисунок является в момент создания одновременно и публичным, и интимным документом.
С одной стороны, автор, изображающий что-либо в своих рабочих записях, на базовом уровне защищен и формальной интимностью такого рода рисунков (равно как и текстовых заметок, сделанных на совещании). В любой момент рисующий имеет полное естественное право одним жестом – просто скомкав листок бумаги – превратить его в формально никогда не существовавший. Эфемерность жанра «зарисовок на заседании» – это и статус черновика для любого документа, созданного вне формального документооборота: в любом случае это частные записи, которые автор вправе никому не демонстрировать. Мало того, исходно такого рода рисунки – настоящие маргиналии, что видно, например, на случайной, экспромтной зарисовке Бухарина на полях черновика (ил. 2 на вкладке). Этот портрет «святого Сергошвили» (очевидный намек на Орджоникидзе, всегда союзного Сталину-Джугашвили), держащего в руке окровавленный кинжал – «перед закланием жертв».
Рисунок сделан на «частном заседании перед пленумом ЦК и ЦКК 28/VII– 27 г.», на котором явно обсуждалась будущая судьба оппозиции – на самом пленуме, напомним, Троцкого и Зиновьева исключали из ВКП(б). Серго автор изображал почти машинально (на листе бумаги есть и абстрактные изображения, характерные для автоматического и бессюжетного письма и рисунка, хорошо известного каждому, кто имел дело с рабочими черновиками любых заседаний), без каких-либо попыток выстроить композицию, рядом с посторонними карандашными надписями. Обычная судьба таких рисунков – финальный взгляд после завершения рассеянной работы (необходимость слушать то, что говорят на самом заседании, никто не отменял) и отправка его в мусорную корзину.
По сути, все это не столько зарисовки с натуры (хотя в коллекции Ворошилова есть и такие попытки), сколько отражение небрежной, фоновой автоинтроспекции рисующего – он фиксирует на бумаге, как фиксировал бы и в текстовых рабочих заметках, то, что он думает о происходящем. Таков портрет Сталина, пребывающего в большой задумчивости (ил. 3 на вкладке).
На том же листе присутствуют геометрические фигуры, похожие на графики производства. Впрочем, вряд ли это они: в рабочие материалы для Политбюро именно графики и диаграммы (в отличие от общепринятых, хотя и нечастых таблиц в докладах) в 1926 году пытался, исходя из материалов его личного фонда в РГАСПИ, внедрить секретарь ЦК А. А. Андреев, но через несколько заседаний отказался от этой затеи – видимо, уровень образования коллег для инфографики был недостаточен. В любом случае то, что на зарисовке есть посторонние изображения, явно говорит: этой работой никто не дорожил даже в малой степени. Иногда это просто размышление о себе – и тогда тот же Бухарин рисует
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература