Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Субкультура «старых большевиков», основная для партийного руководства 1920–1930‑х годов, может рассматриваться как частный вариант советской культуры этих времен. Характер взаимовлияния субкультурной идентичности властной группы и формирующейся общекультурной советской идентичности – вопрос очень сложный. Обнаруживая в той же коллекции Ворошилова нечто отклоняющееся от наших представлений о нормальном и допустимом в нынешнем времени, мы часто не можем ответить на вопрос, связано ли наблюдаемое с общекультурной или специфической для описываемой субкультуры нормой, которая отличается от современной. Иными словами, нам сложно сказать, какова причина того, что в картинках, например, постоянно изображаются гадящие петухи на ветках: это элемент знаковой системы оппозиции в верхушке РКП(б), понятный символ в среде Политбюро 1920‑х годов или же общепринятый знак в советской культуре этого времени, не специфичный ни для оппозиции, ни для верхушки большевиков в целом?
Тем не менее мы предполагаем, что в рамках узкой, субкультурной идентичности революционер-профессионал из большевиков не только мог, но и обязан был использовать в нужный момент предельно мощные аргументы для отстаивания своей позиции, в том числе во внутрипартийной борьбе; это, собственно, было его долгом перед историей, способом ускорения движения к коммунизму, поэтому он не должен был останавливаться перед «низменностью» применяемых средств борьбы. Ибо мораль в понимании большевиков была классовым понятием, а ее мерилом выступала эффективность средств борьбы.
Рассматривать экспонаты коллекции Ворошилова под этим углом вполне продуктивно. Но ту же самую когнитивную операцию следует, видимо, в части случаев производить и в отношении советской политической карикатуры 1920–1930‑х годов: тот же Борис Ефимов не должен восприниматься как автор унижающей оппонентов сатиры, поскольку это унижение в какой-то мере (неполной – поскольку мы не можем гарантировать полную большевистскую идентичность карикатуристов этого времени, учитывая их дореволюционный опыт и профессионально-цеховую идентичность) неперсонально, необходимо и оправданно, а следовательно, не может оскорблять тех, кто стоит на верной классовой позиции[1830].
В сущности, в этой логике само чувство оскорбленности предположительно и должно квалифицировать классового врага. И в этом аспекте советская карикатура 1925–1938 годов может рассматриваться как еще один инструмент выявления врага народа: это тот, кто считает такую карикатуру неприемлемой. Сложнее с шаржем, но у нас нет сведений о том, что кто-то всерьез обижался на шаржи. К тому же шарж мог быть проявлением большевистской критики, а истинный большевик просто не может быть задет критикой: будучи верной, она – сигнал к самокритике и исправлению, будучи неверной, она или просто ошибочна, или же является открытой и дерзкой вылазкой классового врага, каковым при ближайшем рассмотрении мог оказаться не только карикатурист, но и шаржист. Дружеский шарж на члена Политбюро мог быть истолкован как прямое свидетельство политической близости к оппозиционерам. Ворошилов не боялся своей коллекции шаржей – возможно, потому, что они в любой момент могли быть объявлены уместной и актуальной в политическом моменте карикатурой. Карикатура на оппозиционера (а оппозиционером мог стать в любой момент любой высокопоставленный большевик – разногласия были неизбежны) могла доказать факт принадлежности автора или владельца карикатуры к партийному большинству. Фактическое доказательство того, что автор рисовал именно дружеский шарж на Троцкого, а не выявлял визуально его гнилую сущность, строго говоря, было невозможно. Именно поэтому было незачем уничтожать «графику Политбюро» даже в разгар Большого террора, и мы сейчас имеем возможность воспроизвести ее ниже.
Материал, с которым мы работаем, – это известные с 1990‑х годов собрания непрофессиональной графики в фондах РГАСПИ, главным образом в личном фонде Климента Ворошилова. Значительная ее часть опубликована в 2007 году в работе Ватлина и Малашенко, которые останавливались главным образом на сюжетном аспекте работ в этом собрании[1831]. Впрочем, уже в этой книге, как и в более ранней работе Ватлина 2003 года, привлекаются и материалы из других личных фондов высокопоставленных партийных деятелей. Например, знаменитая «свиная лисичка» – автопортрет Бухарина – происходит из собрания де-факто неразобранных рукописей самого Бухарина из его фонда в РГАСПИ и не содержит следов пребывания в коллекции Ворошилова.
Сам по себе статус «коллекции» нуждается в обсуждении. Временные рамки ее – 1923–1937 годы. Мы практически ничего не знаем о том, как и когда формировалось это собрание. Другие документы Ворошилова из этого же фонда позволяют предположить следующую картину. Одна и самая большая часть собрания – это собираемая сначала самим Ворошиловым по итогам заседания Политбюро ЦК РКП(б)/ВКП(б) с 1923 года графика, или являющаяся маргиналиями на полях рабочих заметок или черновиков участников таких заседаний, или же созданная на отдельных малоформатных листках, предназначавшихся для пересылки записок от одних участников заседания другим. В ряде случаев для этих же целей – как для графических сообщений, так и для чисто текстовых записок – использовались личные бланки участников заседаний с их места работы. Культура бланков в обиходе советских партийных и госчиновников начала формироваться еще в конце 1917 года, соответствующий бланк являлся во многом вариантом удостоверяющего авторство записки элемента: они, как правило, персонализированы (редко – буквально, с фамилиями и указанием статуса, чаще – по должности), однако в собрании Ворошилова это скорее исключение: большинство рисунков сделано на тех же неатрибутированных бланках для записок из обихода кремлевской канцелярии, в изобилии встречающихся в рабочих бумагах Сталина, Бухарина, Андреева и других членов Политбюро с середины 1920‑х годов и оставшихся практически неизменными до конца 1950‑х годов. По всей видимости, бóльшая часть этих записок по окончании заседания уничтожалась или авторами, или получателями, или техническим персоналом: они не представлялись ценностью. Рисунки – редкое исключение. С 1930‑х эта часть графики в фондах РГАСПИ носит следы дальнейшего обращения в среде Политбюро. При этом в части случаев такое «творчество» рассматривалось прямо на заседаниях Политбюро, возможно, Оргбюро ЦК и на рабочих совещаниях различных рабочих комиссий ЦК и его подразделений – в этом случае графика, «путешествовавшая» по небольшому залу заседания, обрастала иногда замечаниями участников, в том числе Сталина, Бухарина, Ярославского. В редких случаях возможно предположить, что работа обращалась и позже в рабочих посланиях друг другу самих членов Политбюро.
Со второй половины 1930‑х в обращение графических работ-записок по неизвестной причине вмешивается Лаврентий Берия, пополнявший коллекцию Ворошилова (но иногда также отсылавший работы Жданову и другим членам Политбюро) новыми работами. Когда точно это происходило – уверенно сказать невозможно. Впрочем, судя по присутствию в этой коллекции нескольких коллажных работ, дублированных
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература