Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томская контрольная комиссия описывала политическое развитие преподавателя обществоведения Валерьяна Степановича Алексеевского следующим образом: «Начиная с 1923 года Алексеевский идейно примкнул к троцкистской оппозиции, с XIV партсъезда примкнул к новой оппозиции, получил статью Устрялова и неопубликованное завещание». Алексеевский поспешил уточнить: «Относительно моих убеждений. Я назван троцкистом. Я так не называл бы себя. То течение, к которому я причисляю себя, возглавляется многими старыми вождями – Смилгой, Раковским и др. Если называют кого троцкистом, то с этим связывают многое: подразумевают реальные антипартийные уклоны, меньшевизм. Потому я протестую, когда меня называют троцкистом»[1458].
Формировалась ли оппозиция вокруг идейных убеждений? Или же целые группы партийцев заражались оппозиционными идеями, будучи заранее вполне дружескими коллективами? Реконструкция сборки оппозиционного альянса в провинции оказывается сложным делом. Отношения оппозиционеров в городе строились на личном доверии, часто – на случайных и непрочных политических союзах. В отличие от появляющейся системы номенклатуры и т. п. оппозиция могла быть сетевой структурой, в которой формально все были более или менее равны. В то же время у оппозиции были свои вожди и застрельщики. Инакомыслящие партийцы шли за авторитетами, с которыми были близко знакомы. Об этом говорил упомянутый в предыдущей главе вождь уральских оппозиционеров Сергей Николаевич Кузовников. «Вся наша работа здесь была построена в первый период и последний период на личной связи: лично знали Мрачковского, Уфимцева и других, знали меня. Люди, которые были вместе с нами в армии, шли за нами персонально, нам они доверяли, не разбираясь, не считая нужным разбираться в тех вопросах, которые мы ставили»[1459]. Главенствовали неформальные политические симпатии, основанные на совместном военном опыте или учебе на рабфаках Сибири, в московском Институте красной профессуры или в Коммунистическом университете в Ленинграде[1460].
Идентификация «оппозиционер» была широкой: противники большинства ЦК самых разных мастей доверяли друг другу, встречались на дому, делились информацией – у них было общее дело. В то же время оппозиционеры могли идентифицироваться очень узко, в категориях примыкания к тому или другому лидеру. Оппозиционные связи строились вокруг общего политического прошлого, старых симпатий, личной преданности. Недаром речь шла о «троцкистах», «зиновьевцах», «сапроновцах» и т. д. Сочинение платформ указывало на попытку обобщения, поиск солидарности на почве общей программы, а не на персоналии. Но и платформы часто назывались именем или количеством их именитых подписчиков: «программа Смирнова» или «платформа большевиков-ленинцев».
Например, у заведующего информационно-статистическим отделом Ставропольского окружкома Краснова получилось «обособление общей политически-организационной линии». Он даже приблизительно не смог определить, к какому лагерю принадлежит. С одной стороны, «мне несвойственны были ультралевые взгляды, я встал на защиту интересов „зажиточного“ и „крепкого“ середняка в деревне», писал он. С другой стороны, «в части организационной линии я своеобразно поддерживал взгляды оппозиции. Это неправильное разделение политически-организационной линии заставляло меня болтаться от одного берега к другому, от меня отказывались товарищи, защищавшие линию ЦК ВКП(б), и товарищи, защищавшие линию оппозиционной группы»[1461].
Два документа начала 1928 года показывают, насколько зыбки – и в то же время принципиальны – были политические различия внутри оппозиционного лагеря и как они активизировались после XV партсъезда.
Член Дальневосточного оппозиционного центра в Хабаровске, организованного Иваром Смилгой, Василий Афанасьевич Финашин представлял Томской окружной комиссии свое видение эволюции оппозиционных идентичностей. Нарратив Финашина выделялся чувством превосходства троцкистов: после съезда «мы <…> прибрали к рукам зиновьевцев», обескураженных капитуляцией вождей. Если прежде разница между троцкистами и зиновьевцами заключалась в тонкостях программы, то теперь зиновьевцем был тот, кто капитулировал, а троцкистом – тот, кто остался в оппозиции. Финашин видел в троцкистах более принципиальную часть оппозиционного лагеря. Он «проанализировал после XV партсъезда методы и самую борьбу оппозиционеров, а в частности, свою деятельность с 1921 г.» и пришел к выводу, что фракция делится на два лагеря, на «слабых» и «твердых», причем руководство, безусловно, находится в руках последних. К «группе твердых» причислялись троцкисты, а к «группе слабых – зиновьевцы, ибо мы с начала действия объединенного блока не верили зиновьевцам». После съезда тактика оппозиции была соответственно перестроена, кто-то уходил в глубокое подполье, кто-то оставался на виду и продолжал агитацию. Предлагаемые лозунги также отличались: «не нужно количество, а качество» – для твердых. Слабым же говорилось: «Наша беда в том, что мы мало уделили внимания массам. Сейчас они уже к нам приближаются, и мы победим»[1462].
Хотя Финашин свидетельствовал, что участники какой-то части лагеря «убеждены в своей неправоте и в своих ошибках <…> и физически и идеологически разбиты», но троцкисты считали своим долгом продолжать борьбу, «частенько употребляя крылатое словечко „дело чести“. Вот эта „честь“ дала нам возможность прибрать к рукам „зиновьевцев“ – они всегда были слабее нас, „троцкистов“. Решения XV партсъезда по вопросу об оппозиции и заявление, [поданное] Каменевым и Зиновьевым, дали нам возможность окончательно убедить товарищей в правоте взглядов и линии Троцкого. Зиновьевцы потеряли веру в своих вождей <…>. В своей же, т. е. троцкистской группе мы рассматривали эти решения съезда ошибочными, давшими нам возможность лишний раз ругать Зиновьева и Каменева и отбить окончательно часть „зиновьевцев“, теперь уже сделавшихся ярыми троцкистами». В Хабаровске группа зиновьевцев хотела подать заявление Далькрайкому того же содержания, какое подали Каменев и Зиновьев XV съезду, «но мы приняли ряд мер, проводили беседы, доказывали, что наша линия правильная, и все зиновьевцы безоговорочно подчинились. <…> С этим расчетом мы и перестраивали свою подпольную организацию, ушли в глубокое подполье, чтобы ГПУ не сумело нас раскопать»[1463].
В то время как сказанное Финашиным было пронизано ощущением превосходства троцкистов над зиновьевцами, сосланные в Барнаул ленинградцы оценивали ситуацию противоположным образом. Попов и Селюнин блокировались с троцкистами нехотя и со множеством оговорок. Кроме того, «весь Сибцентр состоял исключительно из зиновьевцев, в нем не было ни одного троцкиста», и на совещании, где вырабатывалась оппозиционная стратегия, первую скрипку играла Злата Ионовна Лилина. «До подачи известных пяти заявлений лидерами оппозиции XV съезду, – писали они, – [оппозиция разделяла] тактическую установку на глубокое подполье». Это «очень недвусмысленно» было сказано Попову в Новосибирске: «Фракцию не распускайте, организационно закрепляйтесь»[1464].
Будучи исключенными из рядов ВКП(б), барнаульские оппозиционеры продолжали действовать сообща. «Неоднократно собирались на специальной квартире и обсуждали вопросы дальнейшей фракционной работы, как зиновьевцы, так и троцкисты, типа Ходорозе, Голева и
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература