Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шевелев-Лубков в процессе следствия отказался не только писать свои показания, но даже подписать версию контрольной комиссии. Он все отрицал или отмалчивался:
Следователь: Почему Перцев врет?
Лубков: Я не знаю.
Следователь: Считаешь ли поступок Перцева предательством?
Лубков: Я не знаю, что хотел Перцев. Это не предательство, а просто Перцев хотел показать свое рыцарство.
Следователь: Почему ты раньше говорил, что не хочешь быть предателем и выдавать товарищей?
В протоколе записано: «Лубков молчит». Контрольная комиссия отмечала, что в разговорах у него часто «проскальзывали нотки сочувствия Троцкому». Хорошо знал постановление ЦК и ЦКК по делу Лашевича, он это «предупреждение всем оппозиционерам» проигнорировал[1254]. «Мы знаем его революционное славное прошлое, помним Лубкова как крупного командира партизанских отрядов. <…> Но это не может рассеять мнения, что Лубков действительно знал, от кого получил документы или кого подозревает в высылке [их] ему»[1255].
Буинцев и Старовойтов знали, в какую передрягу угодил их кумир, но отмалчивались. Обоим влетело: «Они ведут тактику скрывать от партии и хвастать, что „мы в течение 22 лет революционной деятельности не были замечены в чем-либо“. Это, конечно, не доказательство ]дисциплинированности]»[1256]. Тем более что Ковешников хорошо знал Буинцева и Старовойтова по «красному бандитизму, где они играли не последнюю роль»[1257]. После окончания Гражданской войны часть бывших партизан настаивала на сохранении своих органов власти и управления. Такая «партизанщина» вела к самоуправству, местничеству, нарушению законов со стороны отдельных сотрудников революционных комитетов и мешала советскому строительству. Отказ какой-то части бывших партизан подчиниться разоружению и роспуску, дезертирство и внесудебные расправы над сторонниками Колчака стали уголовно-политическим явлением, получившим название «красный бандитизм»[1258]. В сентябре 1920 года ЧК арестовала Шевелева-Лубкова, на то время заместителя председателя Щегловского (Кемеровского) совета рабочих и крестьянских депутатов, за нарушение «революционной законности» – но вскоре он был освобожден.
Обвинений в бунтарстве и мародерстве, тем более в трусости Буинцев стерпеть не мог: «О моих политических убеждениях скажу следующее: я – партизан, и этот дух во мне остался и выработался в определенную форму, не то что было в 1920 году. Теперь я уже кое-что в политике понимаю, поэтому с лозунгом оппозиции о термидоре я не согласен и в корне отрицаю». Во многом Буинцев перерос своего учителя Шевелева-Лубкова, но партизанскую удаль не утратил: «Если бы я был оппозиционер, я бы не боялся и сказал»[1259].
Но своих визави он этим не убедил: Буинцева из партии исключили[1260].
На итоговом заседании бюро райкома выразило недоверие Старовойтову и Марковцеву. «Их выступления <…> свелись к тому, что „Я не я, телега не моя, конь не мой и я не извозчик“. Мы знаем, что вся тактика оппозиции построена на том, чтобы не говорить правду. <…> Старовойтов в своем выступлении, кроме демагогии и хвастанья своей революционной деятельностью, ничего не сказал». В свою очередь, «т. Марковцев умалчивает об оппозиционных похождениях <…> помнит только то, что ему напоминаешь»[1261].
Завершим наше посещение Мариинска еще одной зарисовкой. Она принадлежит уже процитированному выше архибдительному коммунисту Л. И. Сафронову, и ее можно назвать «вербовка под алкогольными парами». Передавая историю своих встреч и разговоров с рабочим Гаврилом Васильевичем Арефьевым, Сафронов иллюстрировал положение сибирского аппарата, отмечая, что «„прощупывание“ новых членов группы большей частью проводится за бутылкой пива или водки»[1262]:
Не помню теперь числа, но было дело в конце ноября [1927 года]. Вечером часов 7 или 8 вышедши из кино, я зашел закусить в столовую. Не прошло 10 минут, как заходит туда же т. Арефьев пьяный (в полном смысле этого слова). Увидел меня и сел за мой стол. Я спрашиваю его, по какому это случаю ты сегодня напился? Он ответил, что был у Осипова (бывший зав. организационного отдела райкома), а потом собрались с ним идти куда-то в гости. Но он по дороге потерял Осипова и забежал сюда выпить пива (дословно слова т. Арефьева). Затем спрашивал меня: хочешь пива? Я говорю, не стоит, ты и так пьяный. Арефьев сидит на стуле и качается, шарит в карманах, не может найти денег. Нашел около 45–50 копеек и попросил 1 бут[ылку] пива и папирос. Буфетчик ему сказал, что папиросы есть только за 70 копеек, но он все же просит и говорит, что потом уплачу. В общем, я его уговорил и он, успокоившись, начал пить пиво и разговаривать со мной. [Сафронов втерся в доверие, его собутыльник смяк и раздобрел.] В беседе как-то незаметно мы подошли к вопросу об оппозиции. Я ему напомнил, как он выступал на одном из собраний актива, когда прорабатывали решения Августовского пленума ЦК и ЦКК. Там т. Арефьев выступал в такой форме: «что в оппозицию попадают обиженные партийцы».
Арефьев считал себя таким: в 1926 году он работал секретарем ячейки Тяга при станции Томск-2, затем слесарем, затем помощником машиниста пивоваренного завода. Направленный в Мариинск в первых числах июня 1927 года, он должен был лечиться – «и теперь на должности машиниста имею 45 рублей. Вот эти-то переброски и заставляют считать, что партийные органы со мной обращались не так, как следует, тем более что на моем иждивении 6 человек, из которых 3 учатся». Сафронов четко помнил, как Арефьев усмехнулся и бросил: «„ты, мол, Сафронов тоже парень из обиженных“». Это была явная попытка сблизиться. Сафронов помнил, что проявил должную осторожность: «Я тоже посмеялся и говорю, да из обиженных, но обвинен за дело». Пьяный собеседник разболтался. «Далее т. Арефьев говорит, что, а у нас в Мариинске все же есть оппозиционеры. Я спрашиваю, кто? И где? Не в Маргозаводах ли? Он отвечает, опять смеясь, не там и не здесь. <…> На мой вопрос, сколько же у Вас все же оппозиционеров? 3, 5, 10 или больше? Т. Арефьев говорит, что „найдется и 11“. <…> Если ты не сочувствуешь оппозиции, то и знать тебе нечего. Хочешь вступить, будешь знать только меня, Арефьева».
Сафронов отвечал свысока:
«В пьяном виде такие дела не решаются. Пойдем я тебя провожу, проспишься, и тогда можем поговорить». Арефьев согласился и пошел со мною. Когда мы очутились на улице, я взял его под руку и спрашиваю, «где ты живешь?» Он говорит, указывая на
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература