Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подвижные сообщества структурируют себя иначе, чем относительно статичные. Когда оппозиционеры описывали «связь», они описывали ее языком товарищеской спайки или даже родственной связи, а не формальных атрибутов, таких как номенклатурная должность. Антиструктура – это не отсутствие структуры, это другой способ структурирования, горизонтальный, а не вертикальный, неформальный в противоположность формализованному: разбойничья шайка в противоположность армии. Как в партии, так и вне ее оппозиционеры создавали кружки «своих». Сергей Сергеевич Резцов с Московского завода редких элементов говорил Коган, что он «лично» уже подготовил себя к исключению. «По этому поводу в панику впадать не следует, „свои“ ребята мне и так доверяют»[857]. Зная Коган по организационной работе в Рогожско-Симоновском районе Москвы, Василий Афанасьевич Финашин доверял ей. Финашин давал Коган читать секретные документы Сапронова и Троцкого и разъяснял, что, если она хочет стать своей, ей надо вносить ежемесячный взнос в фонд комитета оппозиции «в размере партаванса». Финашин обещал сделать девушку своим секретарем, доверить ей списки членов оппозиции по району, с которых она будет «взнос взымать»[858]. Так как Коган брала на себя все больше, А. С. Айзенберг удивлялся, что ее еще до сих пор не ввели в комитет. Всех, кого он обрабатывал и рекомендовал, беспрекословно принимали, и Айзенберг обещал это устроить, но в любом случае давал Коган понять, что она своя[859].
На квартиру этого авторитета по экономическим проблемам, свидетельствовала Коган, приходило много троцкистов. «С некоторыми из них он меня знакомил, прибавляя при этом, что это „свои ребята“». «Свои» были обычно чистые «рабочие», и Коган говорили, что их «не следует стесняться». Касьянов – «свой парень», писала она; или: их вождь, Сапронов, послал ее «как свою»[860]. Дискурс троцкистов ориентировался на бинарную оппозицию семантико-ценностных параметров «свойственности»/«чуждости»: «Оппозиция „свои – чужие“ представляет специфику политического дискурса, так же как оппозиция „добро – зло“ является базовой для области морального, „прекрасное – безобразное“ – в области эстетического». Действия группы «своих» всегда рассматриваются как правильные, дружеские; действия оппонентов – наоборот, как плохие, вражеские[861]. Под «своими» оппозиционеры подразумевали понимавших, что ритуалы товарищества, которое их связывает, это не проформа, а важная часть альтернативной, истинно революционной повседневности. Такое понимание: ты наш, не их, демократ, а не аппаратчик, герой, а не приспособленец, – было важным критерием принадлежности к «своим». Моральная связь внутри оппозиции опиралась главным образом, кроме единства мировоззрения, на созданную совместной борьбой и риском товарищескую близость, традиции пережитого, с одной стороны, и с другой – на непререкаемый моральный авторитет Сапронова, Троцкого и других. Оппозиционный диалект перекодировал целые пласты политического активизма в образах радикальной контркультуры. В каждой из оппозиционных групп создалась одна мерка нравственности по отношению к своим, другая – к чужим. Лгать позорно, но обманывать, прятаться и вводить в заблуждение партийный аппарат – почетно. Красть стыдно, но ограбить партийную кассу – удальство. Убийство есть преступление, но террор – исторически оправданное геройство. Экстремизм не осмысливался как личная жертва: оппозиционер не растворялся в банальной партийной активности, а делал по-своему, ставя на карту все. Это был, по сути, единственно возможный путь для тех, кто ощущал дистанцию между практикой революционной борьбы былых лет и нынешним прозябанием в бессмысленном партийном повиновении.
Сам способ их повседневного существования говорил оппозиционерам, что речь идет о сохранении революционных ценностей и традиций. К такой этике можно отнести понятие кинизма – «жизни без утайки», без разделения на публичное и приватное; жизни в отказе от всех партийных привилегий и благополучий. Киник-оппозиционер воплощал свое мировоззрение не как абстракцию, а как конкретное повседневное поведение. Он практически, а не декларативно старался реализовать принцип идейного существования: «Кинизм не только привел к тому, что тема истинной жизни [обернулась] темой жизни скандально иной, но и утвердил эту инаковость иной жизни не просто как выбор жизни отличной, блаженной и суверенной, но как практику борьбы, горизонтом которой является другой мир»[862]. Следуя таким принципам, киник-оппозиционер достигал настоящей свободы и власти: он оказывался единственным подлинным большевиком. И в то же время это антипод аппаратчика, сидящего в своем кабинете, показывающий, сколь тщетна, иллюзорна и зыбка власть партийной верхушки. Фуко видит в установке античного киника источник политического действия: «Это идея активизма, так сказать, в открытой среде, то есть активизма, обращающегося абсолютно ко всем, активизма, не требующего определенного воспитания (paideia), но прибегающего к некоторым жестким и радикальным мерам не столько затем, чтобы воспитывать и поучать людей, сколько для того, чтобы встряхнуть их и заставить вдруг измениться»[863].
И. Л. Абрамович не сомневался в «моральном превосходстве» сторонников оппозиции. В Плехановском институте, где он учился, «была очень крепкая в идейном отношении и мощная количественно оппозиционная группировка. Входило в нее человек 200–250, среди которых были студенты всех трех факультетов – экономического, технологического и электротехнического <…>. В отличие от нынешних студентов, все мы были люди взрослые, с немалым жизненным и политическим опытом, побывавшие на фронтах, на партийной, хозяйственной, профсоюзной работе. <…> К большинству примыкали все послушные, все не решающиеся самостоятельно мыслить, все голосующие по директивам. В оппозицию – и на заводах, и в институтах – шли люди идейные, отдававшие себе отчет, с какими опасностями связана принадлежность к оппозиции. <…> Вся эта деятельность – организационная, пропагандистская, издательская – проводилась сознательно, делалась принципиальными людьми»[864]. В оппозиции уверяли: «По своему политическому уровню, а главное, по преданности делу партии, исключаемые нередко бывают выше исключающих. Оказавшись вне партии – за „неверие“ и „пессимизм“ по отношению к
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература