Парадокс Тесея - Анна Баснер
- Дата:10.07.2025
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Парадокс Тесея
- Автор: Анна Баснер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лучше бы она вспылила, лучше бы едко выложила то, что у нее на уме.
Что ему сорок лет, а он живет и столуется у пожилых родителей.
Что он безответственен.
Что ему достаточно грошей, которые он зарабатывает дрянными керамическими сувенирами, – главное, на пиво и сигареты хватает.
Что он разгильдяй и оппортунист – не в экономическом смысле, а так, по своему modus vivendi.
Что его акции в парадных – симптом кризиса среднего возраста, легкий способ показать себе, какой он молодец.
Но Лиля промолчала и тем отняла у него возможность невысказанное опровергнуть. Заставила его подумать все это про себя самостоятельно. Кто он такой, чтобы учить ее жизни? На поверку Лиля гораздо взрослее него. Перед ним никогда не стояли те проблемы, с которыми она сейчас сталкивается: чем заниматься дальше, как себя обеспечивать. А кроме них приходится решать вопросы позаковыристей. Сумеет ли она реализовать себя? Есть ли смысл идти выбранным путем? Каждодневно Лиля испытывает такое давление будущего, что трещит ее настоящее. Какой уж там поток… Это он может позволить себе паясничать перед вечностью – ее горизонт планирования существенно ближе.
С фантазией о восстановлении бального зала можно распрощаться. Без Лилиных знаний Нельсону не справиться. Но убеждать ее он больше не мог. Не понимал как. Да и ни к чему подкидывать в этот костер – из переживаний и неудовлетворенных насущных потребностей – позолоченные гнилые дровишки в виде утопических реставрационных задач.
Пока Нельсон донимал себя этими думами, Лиля бродила по залу. Поначалу витала невесомой дымкой, будто старалась постичь пространство. Потом принялась понемногу осваивать: обследовала сколы лепнины, поскоблила разложившийся от сырости паркетный лак, собрала фрагменты разбитого панно. Сосредоточенно всматривалась по очереди в оба зеркала – изучала их крапчатую поверхность, минуя свое отражение. Слегка поглаживала шероховатые, со струпьями краски стены, подобно тому как сам Нельсон любовно касался ее, Лилиной, шелушившейся кожи. Не потому ли она пошла в реставрацию? Чтобы, излечивая здания, помогать себе?
Болезнь определенно изводила ее, причем разум страдал не меньше тела. Когда они только познакомились, Нельсон отметил некую скованность, по-своему даже привлекательную, которую списал на юный возраст и неопытность. Вся зажималась – он буквально ощущал кончиками пальцев, как твердели от настойчивых прикосновений, будто глина после обжига, ее мышцы под одеждой. А эти ледяные русалочьи руки… Но он же, в общем, не трепетный мальчик, на одних лишь прогулках по Петербургу да разговорах долго не протянул бы. Что-то изменилось в тот вечер, когда они стали очевидцами замороченной акции на Литейном, а после пришли в мастерскую. Она расстегнула рубашку – и стояла перед ним расцвеченная проклятием безысходной неземной красы. Тогда он и узнал, что ее внешняя стесненность обманчивого свойства – как холод кипящей воды или прочность ртути.
Однако Лилин псориаз вовсе не был проклятием, чем она его считала. Он просто был. Рисовал на коже прихотливые формы вроде несуществующих багряных созвездий – и Нельсон гадал по ним, словно волхв, будто путник вникал в эти небесные карты, которые, по его убеждению, могли привести к Лиле с той стороны, куда она сама смотреть не желала. Временами к любви Нельсона прибавлялась еле заметная жалость – как дождь опресняет соленое море, – но не из-за недуга, а из-за ее отношения к нему. Из-за того, как она одергивала длинный рукав, стоило показаться пятнышку, как торопливо стряхивала с простыни отмершие клеточки кожи, напоминавшие овсяные хлопья.
Той ночью, когда Лиля впервые уснула рядом с ним в мастерской, он лежал, чувствуя на плече тепло и тяжесть ее сна, скульптурную хрупкость всего ее состава. Курил, благостно опустошенный в паху, и вдруг вспомнил о своей натуралистичной, плотской керамике. Возникла идея. Осторожно, чтобы не потревожить Лилю, Нельсон затушил сигарету и встал со впалого дивана. Круг включать нельзя, загудит – разбудит. К счастью, заготовка, которую они вылепили, только-только начала подсыхать. Он взял сыроватое изделие и ковырнул глину проволочной петлей инструмента так, что от стенки отделилась пластинка размером с арбузное зернышко. Раздавил ее плоским концом стека, им же нанес рельефную овсяную текстуру. Сделал россыпь таких хлопьев, весьма правдоподобных, после чего перенес их пинцетом обратно на смоченный изгиб вазы. Поставил сушиться подальше, чтобы она не попалась на глаза Лиле.
Обнаружив наутро, что эксперимент удался, Нельсон решил продолжить. За три месяца испробовал всякие техники, чтобы повторить шершавый узор псориаза, пусть и не был уверен, что покажет результаты Лиле. Может быть, когда-нибудь. Преодолел неприязнь к гончарному кругу – ручной лепкой невозможно передать совершенство Лилиной сути – не столько тела, сколько ее непримиримого, сверхтребовательного стремления к идеалу, которое довершало ее, как негативное пространство в рисунке есть часть художественной формы, придающей ему целостность.
* * *Меж тем Лиля все больше сливалась с бальным залом, на ощупь читала со стен его прошлое. Сколько времени они промолчали? Бог знает.
Одно из овальных окошек под потолком наполнилось солнцем. Это был уже не тот прожектор, который раньше беспощадно высвечивал изъяны особняка. В зале засиял мерклый граненый луч – скорее даже лунный, не солнечный – и, найдя на полу неподалеку от Лили в складках сбитого сукна нечто блестящее, высек сноп сиреневатых радуг.
Лиля опустилась на колени, будто служительница храма этой странной дневной луны. Искры прошли сквозь пальцы, а на ладони остались хрусталики – подвески исчезнувшей люстры. Она зажала их в кулаке.
– Давай попробуем.
Короткая фраза на мгновение вышибла из Нельсона дух.
– Ты серьезно?
– Да. Только не рассчитывай на полное восстановление. Приведем в порядок, законсервируем, что сможем.
Нельсон кинулся было к ней, но споткнулся о тряпку и, падая, со всей дури всадил локоть в стену. Что-то треснуло, руку проштопали мириады электрических игл. Лиля вскрикнула.
– Сломал!
– Не, – Нельсон медленно согнул и разогнул онемевший локоть, – нормально. Ушибся немного.
– Ты кронштейн сломал!
Да ну не может быть. Действительно, сорвал гипсовый кронштейн, поддерживавший полочку под зеркалом. Это же насколько хлипкое тут все, размышлял Нельсон, осматривая брешь.
– Это знак, – сказала Лиля. Отвернулась, пугалась взглянуть. – Не надо нам ничего трогать!
– Погоди, по-моему, здесь что-то есть.
Нельсон раскидал остатки штукатурки и просунул неповрежденную лапу в отверстие:
– Как тебе такое за знак?
Извлек продолговатый сверток, обмотанный побуревшими газетами.
– Извещения и постановления Советов и Учреждений… – зачитала Лиля из-за его плеча, – плохо видно, можно мне… Петроградской Трудовой Коммуны. Тысяча девятьсот восемнадцатый, с ума сойти.
Лист за листом она аккуратно снимала бумажную шелуху. Нельсон уже давно бы сорвал.
– Ценные наслоения, помнишь? – пояснила, уловив его нетерпение.
Незатейливая обертка защищала трещиноватый холст, накрученный на плотный газетный валик живописным слоем наружу. Быстрыми, легкими мазками художник изобразил небольшой оркестр, вихрившийся на подмостках. Нарочито примитивная и по-ярмарочному пестрая картина, несмотря на отсутствие реалистичных деталей, искаженную перспективу и потемневшие, загрязненные краски, сразу брала зрителя за грудки. Впечатление усиливал заставленный снедью стол в нижней части картины. Нельсон точно сам оказался среди хмельной ресторанной публики – созерцал карикатурные фигурки музыкантов поверх плетеной сдобы, зажаренных цыплячьих ножек, пахучих ананасов и слив, слишком сытый, чтобы пуститься в пляс.
– Авангардненько, – оценила Лиля. – Такая живопись всегда была выше моего понимания. То есть я мозгом разумею, что привнесли эти колумбы от искусства, но нутром не отзываюсь. Серовы-Коровины как-то родней.
– А представь, это самый настоящий русский авангард? Некоторые художники безумных денег стоят. Вот тебе и фонд на реставрацию!
– Размечтался… Удобный рояль в кустах. С чего ты взял, что это подлинная вещь? Может, это реквизит с какого-нибудь квеста? Проводили тут, мало ли.
Нельсон осклабился.
– Спорим?
– Спорим! – она задрала клювик, будто собиралась тюкнуть. – Как ты будешь это проверять, интересно?
– Прикачу тебе из кустов второй рояль. А за ним вынесу на круглом вращающемся стульчике друга семьи, искусствоведа и эксперта по русскому авангарду. Небезызвестного тебе преподавателя Савелия Петровича Диденко. Который и с архивной работой по особняку нам поможет, раз уж на то пошло.
Когда Лиля ввязывалась в спор (а случалось это нередко), она чрезвычайно напоминала Нельсону маму. Та же боевая серьезность, которой хватило бы поднять с колен средневековую Францию. Тот же шумный возмущенный
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Записки электрика, или Собаки и люди. Фрагмент романа - Денис Ядров - Прочий юмор / Юмористическая проза
- Поймать Тень - Кира Стрельникова - Любовно-фантастические романы
- Предназначенная (СИ) - Полина Чупахина - Любовно-фантастические романы
- Герои людоящеров (фрагмент) - Маруяма Куганэ - Прочее