Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другие верили в искренность отхода Николаева; его третье заявление впечатляло глубиной своих признаний. Карасов подвел итог: «Тов. Николаев вел активную работу, никто отрицать не будет. И не присоединяюсь к предложению за исключение лишь только потому, что он подал заявление до съезда, а во-вторых, 3‑е заявление носило характер признательности и откровенности. Я предлагаю ограничиться строгим выговором». «Я следил за Горбатых, – говорил Кликунов. – Горбатых, под влиянием Николаева, шел, не сознавая куда». Вполне вероятно, что последний не понимал до конца, что он делает, но Николаев уж точно действовал с полным сознанием дела. «Если бы не последнее заявление т. Николаева, то его без разговора нужно было исключить из партии. Факт, который остался в моей памяти, это при обсуждении резолюции обследования работы ячейки ВКП(б) СТИ бросил реплику „ты нас оппозиционерами считаешь“. Мне сразу бросилось в глаза, что они оппозиционеры, и оппозиционность проявилась во время дискуссии у них активно, а Горбатых использовался удачно по специальности бузотерства. Сверх этого можно сказать, что Николаев был руководителем некоторых членов оппозиции».
Тут можно предположить, что партпроверкомиссия интуитивно догадывалась о «сетевом» характере оппозиции. Во всяком случае, она понимала, что оппозиция в чем-то устроена не так, как ядро партии.
Более того, Николаев был бунтовщиком: «Мы имеем дело с серьезным оппозиционером, который считался с [оппозицией] и сразу отошел от нее и очень искренне признается в своем поступке. Мне вторично пришлось говорить с Кутузовым, который на задаваемые мною вопросы отвечал до конца, даже не отрицая момента, и который думал овладеть ячейкой, и шаги у них были на это. Что касается о председателе, то я был поставлен в известность и принял некоторые предосторожности на свой риск. Я предлагаю не отделываться легким наказанием, а исключить его из партии по двум характерным причинам: 1) как активного оппозиционера и 2‑е – за предложения срыва нашей ячейки».
Когда поражение оппозиции стало очевидным, «тов. Николаев услышал под собою слабую почву и постепенно стал отставать от оппозиции». Он послал одно заявление, затем второе и, наконец, в своем третьем заявлении «открывает всю гнусность оппозиции». Но, даже давая более полные показания, Николаев продолжал подрывную деятельность.
Хронология, выстроенная Кликуновым, была убийственна: как только шансы оппозиции на успех сошли на нет, Николаев ушел в подполье, превратился из открытого оппозиционера в обычного двурушника.
Пространные филиппики Кликунова смутили Николаева, но он взял себя в руки: «Я считаю выступление т. Кликунова в большинстве заслуживающее внимание, – сказал он. – Действительно, во время моего выступления я привлекал голоса, а иначе не было бы и цели выступать. Только т. Кликунов неправ в том, что я был руководителем, я таковым не был и не буду». Николаев делал акцент на своем покаянии: «Постепенное отступление объясняется тем, что я несознательно подумал, и у меня появились сомнения до того времени, пока тов. Львов не сделал доклад, после которого я [все] уяснил себе и подал третье заявление. Если бы не сделал т. Львов доклад, то бы я остался, наверное, при своем убеждении».
Иными словами, Николаев настаивал на том, что его выход из оппозиции был результатом переосмысления, а не желания спасти свою шкуру. «Теперь я сам не знаю, почему попал в группу оппозиционеров, и моя вина только в том, что я не сообщил раньше в ячейку». А что касается его риторических способностей, то они не всегда использовались во вред: «Здесь убеждают, якобы через т. Николаева был использован т. Горбатых, но я могу уверить Вас, что я отошел вперед от оппозиции и убеждал еще т. Горбатых [сделать это]».
Но почва уходила из-под ног Николаева. «Принимая во внимание его развитость в достаточной степени и выступление т. Кликунова», Фельбербаум снял свое предложение (строгий выговор) и присоединился к предложению Карасова об исключении. Бурлакин голосовал так же, «потому что в 25 году жил с ним вместе, [и уже тогда] он доказывал мне о невозможности построения социализма в одной стране».
Пять голосов было подано за то, чтобы исключить Николаева из рядов ВКП(б), за строгий выговор – три голоса.
На общем партсобрании опять задавал тон Кликунов: «Зачитаю вам заявления Николаева, – начал он. – (Читает.) После этих двух заявлений, как видите, нет ни слова об организационных связях. Наконец после некоторых разговоров поступило третье заявление. Оно слишком большое. Читать ли?» В зале раздался шум. Красников предложил «вычитать те места, где говорится от организационной связи с оппозицией». Мысль, что его недруг станет его редактором, всполошила Николаева. «Как человек, находящийся накануне политической смерти, предлагаю зачитать все заявление, так как думаю, что все члены нашей организации должны знать все подробности, прежде чем решать такой вопрос о дальнейшем пребывании меня в партии».
Кликунов уступил и прочел заявление полностью. Бюро решило Николаева исключить, добавил он, так как тот «был активный фракционер, организационно с оппозицией был связан и вел активную работу».
Николаев ответил, что и он, и его единомышленники недавно сделали важные шаги на пути к перековке:
…если бы мы [не] были искренни в своем последнем заявлении, то эти действия можно было бы считать провокаторскими. Наш отход от оппозиции вполне искренен. Мы ошиблись, необходимо нам предоставить возможность исправить свои ошибки. Теперь мы от сомнений отрешились. Неужели за одни сомнения мы перестали быть членами партии? Припомните 1917 год, когда Рыков и Ногин вышли из состава правительства, будучи не согласны по вопросу о закрытии буржуазных газет. Целый ряд виднейших товарищей ошибались по различным вопросам, но, тем не менее, и сейчас они приносят существенную пользу. Мы, конечно, не можем сказать, что в будущем никогда не сделаем ошибок, но мы не непогрешимы.
Весь смысл речи заключался в самонаблюдении: «Постепенность моих трех заявлений объясняется известным психологическим процессом».
Эта защита затрагивала ключевой вопрос герменевтики: кто лучший коммунист – тот, кто никогда не грешил, или тот, кто грешил, но раскаялся? Заимствуя свой аргумент из христианской матрицы, Николаев практически ссылался на слова Луки из Священного Писания: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15:7).
Коммунист должен быть непорочен. Но, по логике пастырской власти в интерпретации Мишеля Фуко, если у коммуниста нет несовершенств, если он слишком чист – не вселит ли это в него нечто вроде гордыни, не станет ли его сознание превосходства в своем совершенстве пропастью, соблазном, который заведет его в чужой лагерь? Поэтому хорошо, если у Николаева есть несовершенства, если он знает, в чем несовершенен, и не лицемерит, скрывая свои недостатки. Хорошо, если
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература