Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, для Ярославского явкой было место, где нелегальная литература находила своего читателя. Белайс же отказывался признавать, что квартира, где он встречался с друзьями, была конспиративной, даже если разговор иногда заходил о политике. Белайс дружил с Я. А. Фуртичевым задолго до ссылки последнего в Иркутск – оба учились в ИКП. Последний останавливался у него, когда бывал в Москве. Какой иной характер, кроме дружеской посиделки, могли иметь их встречи?[1126]
Говоря о тех же встречах, секретарь партийной ячейки Всероссийского кооперативного банка Куранова объясняла Ярославскому нюансы: «Знаю, что они собираются иногда группой, выпивают просто по-товарищески, на одном таком собрании был один член бюро ячейки, и он мне сказал, что Белайс хотел там держать политическую речь, но все запротестовали, говорили, что мы собрались для того, чтобы отдохнуть, а не для того, чтобы обсуждать политические вопросы. Поэтому ему не удалось выступить»[1127].
Опрос Харитонова Ярославским продолжался так: «Белайс очень сильно щеголял вашим именем как члена Центрального Комитета, с которым он сносится, который дает директивы, с которым он знакомил других товарищей и т. д.» Моисей Маркович отвечал: «Кто же не знает, что „левые коммунисты“ выдвигали вопрос о создании Центрального Комитета. И всегда ко всякого рода дискуссии готовились организационно для того, чтобы обеспечить поддержку со стороны масс. Это вы прекрасно знаете. Если бы кто-нибудь ничего не знал об этой нашей работе, если бы вы, скажем, спали три года летаргическим сном, то, когда вы проснулись, то вы бы сказали, что, наверное, была организационная подготовка. Но никакого Центрального Комитета не было»[1128].
Под нажимом контрольных комиссий оппозиционеры нет-нет да и признавались, что имели что-то наподобие тайной, параллельной партии организации. В Москве, например, каждый организатор кружка руководил только своим кружком и члены двух кружков не могли знать друг друга; организаторы и руководители кружков между собой связаны не были[1129]. «Вы мало говорили про соучастников, – корили в Томской контрольной комиссии сдавшегося левака Василия Афанасьевича Финашина. – Ведь не мог Ваш комитет состоять из 3‑х?»! «Из 3‑х, – следовал ответ. – Мы организовали тройки, причем если провалится, то один, и в крайнем случае он может открыть тройку, больше он не знал. Старались делать так, чтобы <…> друг друга не знали»[1130]. Номер 505 – «шифр и символ» для посвященных – направлял во 2‑й дом Советов, в кабинет к Сапронову, за директивами оппозиции. При входе записывали не свою, а чужую фамилию[1131]. Финашин был знаком с указанием, «что в работе надо соблюдать конспирацию». Организаторы «отбирали <…> адреса и телефоны, объяснив, что это необходимо в целях конспирации для дальнейшей связи». На первых порах агитаторы оппозиции не поощряли большие собрания, боясь «провала»[1132]. Докладчиков приводили на собрание «под наблюдением своих людей по маленьким переулкам». Если видели, что имеет место слежка, все отменялось[1133]. «Формальных заседаний не устраивали, – свидетельствовал омский оппозиционер Таранов. – Но фактически подпольные заседания имели место под видом собеседования за чашкой чая»[1134].
Доцент ИГУ Григорий Михайлович Карташев так и не сумел уяснить себе, был ли в Иркутске оппозиционный центр. «За весь период нашей работы в Иркутске, – писал он 12 апреля 1928 года, – не удалось наладить ни регулярного созыва собраний, ни организационного центра, ни вообще членов фракции оппозиции – и те, и другие собрания созывались от случая к случаю. Организационный центр, как общее правило, заседал на квартире у меня». Чуть ниже Карташев сам себе противоречил: для ведения дискуссии «была выделена группа товарищей – организационный центр. <…> Обязанности между членами центра были распределены следующим образом: Фуртичев – руководитель Свердловского района, [Б. П.] Бялый – руководитель Ангарского района и [Г. М.] Карташев – руководитель Маратовского района». Позднее тактику изменили: «Мыслилось <…> состав фракции оппозиции разбить на группки в 5–6 человек, приурочив их к тем или иным ячейкам ВКП(б). Каждая такая группка должна была быть и организационной, и пропагандистской единицей»[1135].
Что такое «оппозиционный центр»? Как понимать связанные с ним понятия: «собрания», «сборища», «совещания»? Кто выдавал «директивы», устраивал «явки»? Все эти вопросы были стержнем противостояния в Новосибирске. Неутихающий и крайне принципиальный, этот лингвистический спор доминировал в стенограммах опросов сибирских оппозиционеров.
Новосибирская контрольная комиссия использовала такие термины, как «антипартийная группа» или «фракционная группа оппозиционеров»[1136]. «Мы вполне уверенно заявляем, – констатировала она, – что в нашем районе мы имеем оппозиционную группировку, оформленную организационно и идейно, имеющую свою особую фракционную дисциплину, фракционную антипартийную группировку, активно и систематически ведущую разлагающую работу против важнейших партийных решений, против всей партии в целом». Под «фракцией» понимали группу людей, «имеющую свои особые задачи, объединенную общими действиями и дисциплиной, больше, нежели нашей партии»[1137]. Между партией и оппозиционерами возникла «интеракционная петля», когда классифицируемое трансформировалось под воздействием классификации и затем начинало менять саму классификацию. Чем больше партия маргинализировала оппозицию, тем больше оппозиция становилась communitas – и, соответственно, у нее возникало больше потенциала для создания новых категорий и классификаций. Оппозиция переосмысляла идеи революции, нарушая тем самым «партийное святое». В свою очередь, представления и тип отношений между оппозиционерами начинали входить в еще большее противоречие с классификациями, принятыми в партии. Оппозиционеры должны были быть организованы как партия, а не просто являться группой друзей, собирающейся на чаепитие. Если оппозиционеры утверждали, что это не так, они становились чем-то крайне опасным.
В наиболее заметных фракционерах числились А. С. Куклин и Н. Я. Пекарь-Орлов – подручные Зиновьева в его ленинградской работе. В версии новосибирских властей, Пекарь-Орлов «использовал аппарат для оппозиционных надобностей по связи с Москвой (поездка его в марте месяце и в мае). При последней поездке в Москву 9 июня участвовал в демонстрации оппозиции на вокзале при проводах Смилги, ехал с ним на восток в том же купе, привез на реку Обь директивы оппозиционного центра»[1138]. В течение почти двух лет эти люди не могли найти «общего языка» с партией ни по одному важному вопросу, «подчеркивали разделения на „мы“ и „вы“»[1139]. На партсобраниях уступали слово один другому «в силу фракционной дисциплины». Когда было необходимо, делали «заявления от фракционной группы оппозиционеров», ходили на кустовые собрания чужого, Вокзального района Новосибирска «с целью дезорганизации собрания»[1140].
Новосибирские оппозиционеры были не лыком шиты. Через семь лет после описываемых событий (в 1934 году) Давида Борисовича Чарного арестуют в Ленинграде и посадят в камеру с Изолитом Григорьевичем Жестянниковым. «Чарный рассказал мне, – говорил Жестянников, – что, когда они работали в Сибири, в их организацию
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература