Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрейм опроса должен был оставаться устойчивым. Излишняя самоуверенность и раскованность Карпова явно не соответствовали тому, как члены контрольной комиссии понимали содержание этого фрейма. А потому, подавляя смехом его заносчивость и самомнение, они отстаивали не абстрактную, как бы объективную картину мира, а конкретный локальный порядок взаимодействия. В этой перспективе их смех – это насмешка над Карповым, который то ли не понимает, то ли намеренно не соблюдает требований фрейма «опроса», как они его определяли.
Правда, Парижер начал с серьезностью, подобающей партийному судье. «Вы говорите, что Контрольная Комиссия Центрального городского района оправдала Вашу точку зрения. Но из нашего официального материала вытекает иная вещь. В постановлении сказано „указать т. Карпову, что он в момент последней дискуссии ошибался, неправильно понимая основы Ленинизма, и до сего времени, несмотря на решения XI партсъезда, не осознал своих колебаний и, по сути дела, продолжает поддерживать оппозицию мелкобуржуазного уклона“. И даже тогда сочли нужным вас снять из Зиновьевского Университета, направив на Советскую работу в ГубОНО. Контрольная комиссия установила уже тогда, в 1923 г., ваше отступление, хотя бы по организационным вопросам, от большевистских принципов. Что вы ответите на это?»
«Я не работал в аппарате и не был оторван от масс», – возражал Карпов. «Вы лично?» – уточнил Парижер. «Да. Я лично. Я в период гражданской войны был на боевых постах, имел самую непосредственную связь с массами». Стихией Карпова был пролетариат, а никак не мелкая буржуазия. «Здесь не о вас лично идет разговор», – вмешался т. Грибов. Он, по-видимому, имел в виду классовую сущность оппозиции в целом. «Поскольку вопрос ставится по отношению ко мне, я должен ответить, – настаивал Карпов на своем. – Если я замечаю какие-нибудь ненормальности в жизни партии, как большевик, как ленинец, прежде всего, в рамках устава партии, я стараюсь исправлять все недочеты и ошибки». Истинным марксистом был, в версии Карпова, он сам, а не опрашивающие его. «Поэтому, когда вы говорите о моем воображении, я полностью отношу эти слова к вам. Не считаю это больным моим воображением, трезво ставя и оценивая данный вопрос».
Противостояние базировалось на словах. Парижер придумал риторический маневр: «Тогда ответьте, что способствовало тому, что снова установилась связь между аппаратом и партией. Ведь партия наша растет, не произошло того кризиса, когда бы аппарат оторвался от партии, партия наше все крепнет, она стала миллионной. Где же тут разрыв?» Как видим, Парижер в реальном времени, здесь и сейчас пытается нивелировать всякую двусмысленность и жестко закрепить за членами контрольной комиссии роль настоящих партийцев. Это автоматически ставило Карпова в положение обороняющегося.
Сам он считал, что ситуация только ухудшалась: «Этот отрыв особенно ярко виден за последний период. Именно отрыв партийного аппарата от масс. Партия растет (т. Парижер – тут у Вас получается противоречие). Нет, противоречия никакого тут нет, партия пополняет свои ряды, но ведь партия состоит из представителей различных, в том же пролетариате, рабочем классе, прослоек». Постулаты социологического экскурса Карпова были общеизвестны: «Не забывайте положения Ленина, когда он говорил, что в пролетарском государстве в период диктатуры партия большевиков является единственной партией, имея полную монополию на политическое господство; естественно, поскольку другие партии находятся в полнейшем зажиме, тот, кто хочет жить политической жизнью, будет, так или иначе, просачиваться в ряды этой партии».
Последовали анонимная реплика («Совершенно правильно, очень хорошо сказано») и замечание члена контрольной комиссии т. Куликова: «И они [другие партии и стоящие за ними классы] сейчас дают себя знать». Карпов не мог не понять, что его социологический метод обращают против него же, что именно оппозиция выставляется как чуждый элемент. «Кто дает себя знать, это вопрос», – отметил он с нескрываемым притворством. «Те, кто просачиваются», – отвечал Куликов.
На первый взгляд роли в этом риторическом противостоянии как будто окончательно определились и закрепились. Для продолжения дискуссии, чтобы расчистить поле для маневра, Карпову требовалось усилить двусмысленность и произвольность формулировок контрольной комиссии, ввести новые языковые единицы, расширить предмет обсуждения. Если бы он принял трактовки и определения опрашивающих как единственные и однозначные, то немедленно бы проиграл. Поэтому он разразился ответной тирадой: «Те, которые просачиваются, они дают себя знать, но, с другой стороны, они стараются стать на официальную точку зрения, стараются оправдать действия ЦК, стараются оклеветать оппозицию. Если вы хотите, я вам персонально укажу тех лиц, которые, войдя в партию, сейчас с пеной у рта защищают позицию ЦК. Те же лица, с которыми я непосредственно принимал участие в Октябрьском перевороте, они либо в оппозиции, либо ставят перед собой вопрос – „что же сейчас из себя представляет партия?“» Контрольная комиссия же, напротив, последовательно ставила Карпова на место и возвращала разговор в прежнее русло, акцентируя внимание на росте партии: «Мы знаем, – не уступал Парижер, – что оппозиция обвиняет во всех грехах наш аппарат, но Вы не ответили на вопрос: если вы в 1922 г. наблюдали, что аппарат оторван от партии, уже тогда оторвался, какие способы, что сделали в том направлении, чтобы аппарат связался с партией? Ведь после 1922 г. прошло 3–4 г. до зарождения новейшей оппозиции, и партия все это время росла, несмотря на то, что Карпов уже тогда видел отрыв от партии. <…> Мы не будем сейчас говорить о прослойках, которые существуют в пролетариате, но сама партия растет, партия крепит и поддерживает диктатуру пролетариата – это несомненно».
Карпов, видимо, не хотел понимать все это, что только доказывало его отчужденность в последние годы. «Где он сам был связан с массой?» – спросил чей-то анонимный голос. Ведь Карпов был преподавателем, человеком далеким от производства и классовой борьбы.
«Я вышел из массы, об этом говорит моя биография, – отвечал Карпов гордо. – Я работал в партии не за страх, а за совесть, не брезгуя никакими назначениями, в момент самых тяжелых сражений всегда я был на передовом посту и, наверное, т. Парижер прекрасно об этом знает. Когда я слышу реплику – „он в Герценовском Институте связался“. Да я пошел туда, когда меня стали отстранять от работы массы, когда меня сняли из рабочего Зиновьевского университета…». Когда по постановлению районного комитета Карпов был прикреплен к железнодорожному коллективу, он два раза в неделю ходил туда пешком. «Я не пошел ни на какие назначения, а <…> продолжал жить вместе с рядовыми рабочими, членами партии Красного Путиловца одной жизнью».
«Вы мне раньше ответьте
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература