Парадокс Тесея - Анна Баснер
- Дата:10.07.2025
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Парадокс Тесея
- Автор: Анна Баснер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну хорошо, даже если бабушка не была диссиденткой, – упорствовал Глеб, – согласитесь, Лидия Владимировна, нельзя торчать по восемь часов за прилавком в подобном месте и не разделять антисоветских взглядов. Не пойму, что с ней произошло? Как она может сегодня выступать за коммунистов? Я-то думал, она с детства такая, эээ, запрограммированная. По рельсам – из пионеров в комсомол, потом конструкторское бюро, НИИ, вот это все…
– Жизнь прожить – не поле перейти, как известно. Знавала я ретивых комсомольцев из райкомов и горкомов, которые на выездных заседаниях устраивали дебоши почище сайгонавтов. Такие после распада Союза радостно переобулись и стали первыми приватизаторами. Знавала и абсолютных маргиналов, которые, наоборот, преобразились. Кто в церковь ушел, кто в прикладную науку, как твоя бабушка. А девяностые вообще всех встряхнули, можно только догадываться, что у нее произошло. Разваливались НИИ. Проекты теряли финансирование, разработки загнивали. Взгляды интеллигенции менялись.
– Но почему она мне никогда не рассказывала? – Глеб хотел разразиться праведным гневом, а вышло как-то по-детски возмущенно и обиженно.
– А ты спрашивал бабку-то? Хотя бы разочек интересовался ее биографией? Вижу, что нет. Ну не ерзай ты так, я ж тебя не ругаю. И не расстраивайся, – Лидия Владимировна коснулась кофейного следа на заднике книги, – романчик мы твой пристроим. Автограф, издательская обложка, сохранность, не считая пятна, отличная. Думаю, на кредит твоей девушке наберем.
Глеб, контуженный диалогом, совсем забыл, зачем пришел. На мгновение даже не понял, о каком кредите речь. И о какой девушке. Дурак. Дубина стоеросовая. С образом Ежи вернулась и острота восприятия: в мысли вторглись скверные звуки и запахи коммунального обихода. Отравили, растворили, прожгли. «Даная», облитая кислотой.
Проницательная Лидия Владимировна взялась за телефон:
– Я еще Ленку наберу, посовещаемся. Ты не жди, это надолго. Да и тебе явно есть куда идти. Книжку оставь, реализуем, дам знать. Дверь входную можешь захлопнуть, я позже закрою. И передавай привет бабке.
Глеб впопыхах промычал все положенные вежливые слова, вылетел за дверь – и с наскока впечатался в мамашу Лобанову. Отиралась у замочной скважины, держа в охапке груду поблекшего, облысевшего лисьего меха, когда-то бывшего парадной шубой. Грела уши, шныра. Тут-то и настиг Глеба праведный гнев – на ответственную за погром Лобанову, на бабушку, разменявшую диссидентские взгляды, на собственное накопленное с двенадцатого года насажденное бессилие.
– Попалась!
Глеб ухватился за шубу, которая, казалось, тут же начала распадаться на клоки. Представил, что вместо мехов сжимает в кулаке обесцвеченные перекисью желтоватые патлы.
– Придурок, пусти, – огрызнулась Лобанова, но дернуть «роскошное» манто не рискнула, – я шкаф разбираю, не видишь?
Огромный платяной шкаф позади нее был раскрыт; внушительный амбарный замок с ключом болтался на врезанной в створ петле. Из нафталиновых темнот тянули рукава синтепоновые куртки и драповое, на вате, пальто с протертым песцовым воротником. Сверху, на полке, – высокая меховая шапка, напоминавшая разоренное воронье гнездо.
– Ну и сколько ты за нами шпионишь? – Глеб вырвал шубу, бросил ее на пол и наступил. – И про выставку прознала!
– Это натуральный мех, ты, урод, куда прешь ногами? – завизжала Лобанова, пятясь от напиравшего Глеба.
Когда Лобанова примяла спиной висевшее в шкафу тряпье, решение созрело у Глеба моментально. Не до конца осознавая, что делает, он резко втолкнул бабу внутрь, захлопнул дверцы, навалился, продел дужку навесного замка в петли и щелкнул.
– Подумай о своем поведении, – сказал в матерящуюся щель, вытащил из замка ключ и положил в карман.
Поправил очки, обулся, надел куртку, игнорируя бившуюся в шкафу Лобанову, и под крики «Спасите, задыхаааааюсь», «Здесь нет воздуха!» вышел. Коммуналка кишит людьми – услышат. Освободят. Как-нибудь. Сбежал вниз по лестнице. На улице достал ключ, посмотрел на него – и с чувством выполненного долга выкинул в урну у троллейбусной остановки.
Глава двенадцатая
Нельсону снилось, что «жилеты» методично набивают ему легкие поролоном – такими желтехонькими замызганными полосками, оторванными по весне от оконных рам. Неприятно, конечно, но ничего страшного – всегда можно проснуться. Однако наяву дышалось по-прежнему тяжко, с присвистом. Более того, горло изнутри словно надрали наждачкой, а в голове заварили какой-то комковатый крахмальный клейстер, который то и дело приходилось вытягивать из пазух, уперев язык в распухшее небо, и мучительно, сгустками, сглатывать. Собрать себя в кучу и доплестись до особняка? Или еще немножко поспать?
Второй раз Нельсон проснулся уже вечером – от ледяного прикосновения, вызвавшего по телу ознобный перегуд со лба до пальцев ног. Лиля. Попыталась на ощупь определить температуру. Нельсон разлепил спекшиеся, по-простудному кислые глаза, чувствительные даже к тусклому, прореженному бахромой свету торшера, откинул душное стеганое одеяло и спустил ноги с дивана. Еще чего, болеть. Где-то в мастерской был волшебный пакетик парацетамола с неправдоподобно лимонным вкусом. Бахнуть кипяточку и вперед. Он наклонился за носками – в черепной коробке нарушился некий хрупкий баланс, весь жидкий, цементный вес воспаленного мозга перетек в межбровье, да так там и застыл.
– Ну и куда ты, радость моя, собрался? – Лиля склонилась над ним с угрожающе заботливым видом. – Градусник тут есть?
– Только пирометрический конус для обжига. Но его я, пожалуй, никуда совать не буду, – вяло отшутился Нельсон, растирая набрякшую переносицу.
Температура наверняка поднялась до субфебрильных значений, если не выше, судя по полному отсутствию желания надевать что-то сверх носков и трусов.
– Совершенно невозможный тип, – демонстративно вздохнула Лиля, обратив глаза к потолку.
– Почему же невозможный. Разве что маловероятный.
Фыркнула, рассмеялась. Хорошо. Нельсон тоже попытался, но вместо смеха из груди вырвался отрывистый лающий кашель. Лиля опять посерьезнела.
– Так и знала, что ты в зале застудишься. Давай в аптеку схожу? – предложила.
– Нет, побудь со мной. Пожалуйста. Если тебе для очистки совести абсолютно необходимо как-нибудь меня полечить, я согласен на постельный режим, – Нельсон завалился на разложенный диван, увлекая за собой Лилю.
Она выскользнула.
– Нетушки, сначала выздоровей.
Как всегда права. Нельсон хорохорился, но о любовных подвигах, разумеется, сейчас не могло быть и речи, в таком-то состоянии. У него и подняться не получалось: распластался на диване, свесив ноги, ощущая голой спиной остывшую, сыроватую от пота простыню.
– Я согласен на жаропонижающее, – сдался Нельсон, подкладывая тощую подушку под наливавшуюся болью голову. – На полках, где сушится сувенирка, обувная коробка с лекарствами. Завари порошок, пожалуйста.
Пока Лиля искала в аптечке зелье, нашарил на тумбочке пачку табака, но с самокрутками возиться не хотелось. Да и курить. Плохо дело. Апатия к никотину – надежный индикатор повышенной температуры, никакого градусника не надо. В соседней комнате зашипел, нагреваясь, электрический чайник: шшшшшшш. Белый шум, как в старом телевизоре. В сознании творится что-то подобное: сигнала нет, мельтешат черно-белые мушки, антенна улавливает лишь земные радиопомехи и микроволновой фон Вселенной. Реликтовое излучение, «эхо Большого взрыва».
– Что это?!
Лиля грохнула на пол пластиковый ящик без крышки и отдернула руки, как от террариума с ядовитой гадиной. Нельсон подскочил; сверху на него опрокинулся потолок. Псориазная керамика.
– Это так, эксперименты… Я собирался показать, но еще не закончил… всегда восхищался твоей кожей, – он попытался прикоснуться к Лиле. Та, сжавшись, отшатнулась:
– Не трогай меня!
Как она посмотрела. Словно Нельсон ее предал. Или ударил. Объем легких вдруг критически сократился, ему почудилось, что он дышит – поверхностно и часто – двумя тугими бордовыми грелками.
– Пойми, я просто вдохновлялся твоей красотой, – прохрипел он, – ты сама не…
– Да, вдохновлялся, как вдохновляешься живописной руиной или мертвой бабочкой из Зоологического, – со злостью произнесла Лиля. Силуэт ее читался в полумраке необыкновенно четко, будто отделенная от тела тень.
Нельсона кольнуло:
– Что такого?
– Ты используешь творчество, чтобы присвоить качества предмета, вот что! И я для тебя не более чем пассивная вещь для изучения и любования, – она в сердцах отвесила пинка ящику, внутри которого горестно стукнулись вазы, проложенные обрезками бумаги. – Хуже позирующей модели. Она хотя бы знает, что ею пользуются. Половинка заветренного лимона для натюрморта. Не личность.
Чушь какая. Нельсон из-за почти полной наготы почувствовал собственную беззащитность и принялся, путаясь в штанинах, влезать в джинсы.
– Ты сама себя слышишь? Почему вещь, воспетая муза! Гала для Дали, Хохлова для Пикассо!
Лиля саркастично ухмыльнулась:
– Как почетно! В истории искусств дофига примеров потребительского отношения художников к музам. Эксплуатируют образы. Опустошают, выкачивают из них энергию и направляют в свое творчество.
– Наоборот! Я верил, что смогу помочь тебе побороть комплексы. Принять себя! Целиком!
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Записки электрика, или Собаки и люди. Фрагмент романа - Денис Ядров - Прочий юмор / Юмористическая проза
- Поймать Тень - Кира Стрельникова - Любовно-фантастические романы
- Предназначенная (СИ) - Полина Чупахина - Любовно-фантастические романы
- Герои людоящеров (фрагмент) - Маруяма Куганэ - Прочее