Парадокс Тесея - Анна Баснер
- Дата:10.07.2025
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Парадокс Тесея
- Автор: Анна Баснер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здорово! – всадник поравнялся с Нельсоном.
– Здорово. Все катаешь желающих на лошадке?
Кляча с презрением отфыркнулась и поскребла подковой асфальт. Долговязый Алеша пропустил язвительный вопрос мимо ушей – сохраняя в седле гусарскую выправку, он усиленно сканировал обозримое пространство, что-то выискивал. На его ношеном зимнем камзоле Нельсон не без удовольствия углядел известковый следок птичьего помета.
– Нет, правда, – распалился Нельсон, – на хрена ты этим занимаешься? Неужели самому не противно?..
В Алешиных невыразительных глазах сверкнули медно-зеленые отблески. Промеж бровей обозначились две вертикальные морщины, слишком грозные для безусого юнца. Сжались массивные челюсти, щеки опасно раздулись. Вдох зашумел в груди, точно связка ключей загромыхала по водосточной трубе. Всадник увеличился в размерах: плечи затмили небо, воздетая длань, казалось, могла с корнем выдрать разубранный гирляндами фонарный столб. Из лошадиных ноздрей, огромных, как жерла артиллерийских орудий, повалил обильный, едкий, мгновенно густеющий на морозе дым.
Кобыла заржала, устрашающе обнажив зубы, и ударила оземь копытом. Оглушительный треск разорвал Нельсону барабанные перепонки. На Фонтанке разломился лед, из расщелины забила черная вода, бурлящая и плавящая замерзшую белизну, как крутой кипяток. Прибывала, поднималась выше и выше. Достигнув каменного борта, перелилась, просочилась сквозь ограду, подобралась к ногам, замочила ботинки, ошпарила щиколотки.
– Лжец и лицемер! Как смеешь дерзить? – в гневе пролязгал всадник, вздымая кобылу на дыбы.
Нельсон упал навзничь, закрывая руками лоб. Он уже представил, что пудовые копыта сейчас расколют ему череп, когда сбоку щелкнула калитка. Чудовищные лошадиные ноги с грохотом низверглись на мостовую в нескольких сантиметрах от уха. Щеку саданул обломок асфальта.
Из двора выбежал Женечка, скинувший свои рекламные колодки. Он нечленораздельно покрикивал, махал руками, топал (нарочно?), взметал тучи брызг. Всадник, скрежеща шеей, медленно поворотил к нему исполинскую башку. Кобыла припала на задние, готовясь понестись на бездомного, но кошмарный Алеша звонко дернул поводом, осадил, и взбешенное животное затанцевало на месте, руша поребрик. Наездник переводил яростный зеленый взгляд с Нельсона на Женечку: поразительно, он словно не мог вполне определиться, кого из них двоих ему покарать. В конце концов, как бы нехотя, подчиняясь какой-то неведомой силе, всадник развернул лошадь к Женечке и сдавил икрами могучие бока. А Нельсон вскочил и помчался в другую сторону – так, будто вдогонку за ним неслась, выплеснувшись из гранитных берегов, темная, гибельная волна.
Бежал что есть мочи, задыхаясь, не разбирая дороги, пока не уперся в родную парадную на Жуковского. Он был один. В висках неистово стучал метроном, из легких рвался наружу клокочущий гнойный субстрат. Взмокший Нельсон упер руки в колени и попытался восстановить дыхание. Откуда-то он знал, что нужно предпринять. Во всяком случае, с чего начать. Отыскать Юсуфа. Извиниться за украденный жилет. А потом – как пойдет, главное же, сделать первый шаг, да? И все образуется, думал Нельсон, бродя в забытьи по двору. Где та каморка – выкрашенная в цвет стены дверь, шаткие табуретки, стол, покрытый клеенкой в крупный пурпурный горох?
Только вот нет никакой каморки. Отродясь не было.
Глава тринадцатая
Лиля не отвечала около месяца. Забрезжил сизый, плаксивый март. Занесенные снегом груды отбитых от тротуаров ледяных обломков, взбухнув, осели и пустили ручейки; реки и каналы подернулись желтоватой поволокой, и особенно небезопасно стало ходить под карнизами, с которых так и норовили сорваться смертоносные глыбки мокрого, мутного хрусталя.
Самым паршивым в сложившихся обстоятельствах было то, что Нельсон продолжал работы в особняке. Ничего другого элементарно не оставалось: ни сувениркой, ни тем паче телесной керамикой он заниматься больше не собирался, а нового и творчески продуктивного в затянутых паутинами закромах души, увы, не нашел. Зал же – вот, пожалуйста, очевидный и доступный способ впасть в деятельное беспамятство. И деньги ворошиловские виртуально звенели на счете – благодаря Глебу, которого, положа руку на сердце, не очень-то хотелось благодарить.
Каким-то непостижимым образом Глеб выудил из Киры пароли от почты и краудфандинговой платформы. Нельсон расспрашивал его – без интереса, по инерции – но Глеб уклонялся, причем уши его пунцовели, а очки мечтательно запотевали и съезжали на самый кончик носа. По всей вероятности, это было связано с появлением висевшей на его локте светлоликой девчушки со щербатой улыбкой, знакомой Нельсону по злополучной выставке, – создания столь эфемерного, что его легко удавалось не замечать, как хорошую погоду. Наверняка между Кирой, Глебом и Ежи существовал некий причудливый причинно-следственный узор, которого Нельсон не видел. Если честно, он и не вглядывался в прихотливую вязь судьбы – не желал и не мог. Понимал только: раз лично у него убыло, где-нибудь должно прибавиться. Потеря превращалась в алгебраический символ, и там, в разреженной атмосфере абстракций, почти переставало болеть. Возможно ли, что среди математиков – одни сплошные романтики?
В общем, Нельсон по-прежнему шкурил, грунтовал и красил. Собственноручно замешивал расходники по рецептам Дениса, выучивал ингредиенты. Взять, скажем, грунт: теплый раствор мездрового животного клея, скользкие, слоистые кусочки хозяйственного мыла, густая и несказанно вонючая олифа; соединить с разведенными в горячей воде голубыми кристалликами медного купороса, досыпать молотый мел, пропустить через терку. Добавить сюда еще клея и мела – получится шпаклевка. Чтобы приготовить краску, нужно замочить пигменты и мел в воде до сметанной консистенции, перетереть, потом небольшими порциями ввести в пасту двадцатипроцентный клеевой раствор, тщательно перемешивая. А может, ну ее, эту грешную реставрационную алхимию, токсичные варева и пары? Купить в строительном водно-дисперсионную акриловую краску, матовую, и фиг с ним? Но Лиля же говорила, что полагается воспроизводить технологии. Он и воспроизводил.
Иногда выпивал, конечно. Не без этого. Чтобы уснуть. И это срабатывало, судя по всему: Нельсон не помнил, как засыпает, и Лилю, да и никого другого, в порожних сновидениях не наблюдал. Не исключено, что малость утратил меру – уж больно часто подкладывала мама ему в тарелку шинкованные горки хрустящей квашеной капусты, в избытке поливая рассолом, независимо от того, что представлял собой завтрак; уж больно погрустнели в последнее время ее глаза (Нельсон не сомневался, что мама-то не прекратила разговаривать с Лилей по домашнему телефону украдкой от сына). А отец просто на Нельсона не смотрел. Придерживался некоего установленного им правила, согласно которому они не могут пребывать наедине друг с другом в одной комнате. Уходил, побуркивая, из кухни в гостиную и наоборот, погружался там в хрястнувшую переплетом книгу или в пустословие спортивных каналов. Родители вели себя так, будто сын отнял у них что-то чрезвычайно важное и именно им теперь подобало страдать. Зря Нельсон считал, что они давно расстались с пагубной привычкой возлагать на него какие-либо надежды. Ожидания, должно быть, существовали, и он их категорически не оправдал. Опять.
Поэтому на Жуковского было не то чтобы очень комфортно. Как и в мастерской, где у гончарных кругов вдруг завелась какая-то активная жизнь. Все из-за нового арендатора, чересчур энергичного белобрысого керамиста, нагнавшего туда с пастушьим азартом бордер-колли бестолковые отары учеников. Нельсон, пожалуй, и ночевал бы в зале, кабы не холод. Нет, не надо думать, что здесь, в продуваемом сквозняками особняке, он чувствовал себя прекрасно. Скажем так, сносно. Выносимо. В уединении, которого искал Нельсон, неумолимо настигало и одиночество. Наваливалось, вжимало в пол, выдавливало кислород из груди. Тем не менее он оказался фантастически живуч. Подымался и снова шкурил.
Сообразно внутреннему во внешности случились некоторые изменения. Нельсон сбрил надоевшую бородку, зато отпустил жесткую, зудящую щетину, в которой откуда-то возникли седые хвоинки. Заработал авитаминозную сухость кожи на диете из быстрорастворимой лапши и порошковых пюрешек с куриным паштетом. Намозолил до роговых наростов ладони. Обветшал и полегчал, подобно тому как мрамор под действием воды и серы перерождается в гипс. Казалось, если в зале потребуется заделать какую-то брешь, а материала не хватит, сможет буквально отломить от себя кусочек.
Кстати, о материалах. Как-то не ложилась сегодня клеевая краска на стены. Вроде та же рецептура, что и для потолка, но колер распределялся неровно, гранулезно. Нельсон в очередной раз пролистал распечатанные инструкции Дениса – никаких советов на такой случай. Открыл в телефоне список контактов и приложил запыленную трубку к уху.
– Ну привет, че. Тоже решил попросить об услуге? – отозвался химик.
– В смысле? – удивился Нельсон.
– А, забей. Что у тебя?
Мда, чего-чего, а любезности Денису не занимать. Чем недоволен? Тем, что давно не общались? Так это он сам не хотел. А может,
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Записки электрика, или Собаки и люди. Фрагмент романа - Денис Ядров - Прочий юмор / Юмористическая проза
- Поймать Тень - Кира Стрельникова - Любовно-фантастические романы
- Предназначенная (СИ) - Полина Чупахина - Любовно-фантастические романы
- Герои людоящеров (фрагмент) - Маруяма Куганэ - Прочее