Парадокс Тесея - Анна Баснер
- Дата:10.07.2025
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Парадокс Тесея
- Автор: Анна Баснер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, что потребуется, чтобы защитить отца.
* * *Лидия Владимировна потянула за корешок крепко зажатый с обеих сторон книгами альбом. Нельзя так делать, по-хорошему: томик в дерматиновом переплете дышал на ладан, того и гляди треснет, разойдется – а она так и вытягивала. В могиле исправится, да и то не факт. Надежда только на шнурок, которым для пущей сохранности были перехвачены толстые картонные страницы. Фотографии вечно выпадали из прорезей, поэтому для верности их подклеивали. Но и клей уже не держал, оставался на обороте снимков неровными, приплюснутыми каплями засохшей смолы.
Ленинградская школа реставраторов. Первый начальник Лидии Владимировны, немногословный ригорист и умница, смотрит на обугленный люнет дворцового зала. Здесь, на месте ожога, предстоит восстановить масляную роспись с амурами, единственная память о которой – фиксационный рисуночек чуть меньше шоколадной плитки. Позолотчик Боря, первая большая любовь, светозарный, ясноокий. Следи за руками, Лидка, – отточенным взмахом ножа разрезает листок сусального золота (какие-то доли микрона толщиной, можно даже безболезненно съесть), дует на него осторожно, как на ранку, разглаживает на замшевой подушечке, подхватывает беличьим лампензелем, похожим на маленький пушистый веерок, и кладет внахлест на живот распростертой перед ним бронзовой грации. Полирует, а Лидка завидует статуе по-черному, так это, должно быть, приятно. А вон хохотушка Валечка, высунув кончик языка, колдует над наборными мозаичными панелями. Мастера. Творцы. Демиурги.
Беспрецедентное в мировой реставрационной практике решение – фактически поднять дворцово-парковые ансамбли Ленинграда из руин. Полемика в профессиональном сообществе. Стоит ли восстанавливать? А если да, то как? И что делать потом советскому человеку с этими дворцами… До сих пор находятся специалисты, которые критикуют масштабную послевоенную реконструкцию. Но то была не реконструкция – возрождение. Возвращение гармонии. Город заново обретал исторический облик, чтобы показать изувеченным, замученным блокадой душам, что жизнь продолжается. Начинали с центральных площадей, набережных, следом – пригороды: Пушкин, Павловск, Петергоф, Стрельна.
Работы, потребовавшие у специалистов максимум художественной воли. Многие преодолевали себя – реставрация считается творчеством, ограниченным жесткими рамками. Всюду твердят: никакой отсебятины. А как без нее, когда на твоих плечах – починка мира, утратившего гармонию? Почти тиккун олам, сказал бы дед, для всех Семен Горхов, а в семье – Соломон. Но у молодого поколения мастеров, как выяснилось, свои терзания. Лиля позвонила с утра: «Лидия Владимировна, не понимаю, как быть с лепниной, разрушена полностью, близкие аналоги не нашла. Надо, наверное, придумывать самой, но я не могу. Даже приступить». И полезла Лидия Владимировна в личные анналы. А Лиле сказала: «Приезжай, милая, к полудню к дому Адамини. Знаешь, где это? На тройной мост».
Угол набережной Мойки и Марсова поля. Трехэтажный доходный дом принадлежал купцу Антонову, но чаще его называют по фамилии архитектора Доменико Адамини. На первом этаже – застекленная торговая аркада. Второй этаж в тысяча девятьсот двенадцатом заняло Русское бюро искусств – Вера Евсеева устраивала вернисажи. Несколько позже создатель кабаре «Бродячая собака» Борис Пронин откроет в подвале дома «Привал комедиантов»; расписанные авангардистами стены размоет наводнение тысяча девятьсот двадцать четвертого – второе по разрушительности после того самого, пушкинского, случившегося веком ранее. Здесь будут жить Андреев, Ахматова, Панова, Рахманов. Первого мая и Cедьмого ноября под восторженные крики будет выходить на балкон обожаемый студентами ректор Ленинградского университета Александров.
А вот и снимок. Июль сорок пятого. Несмотря на черно-белую пленку, видно, что фотография сделана погожим днем – ощущаются четкость и чистота, что бывает очень ранним летним утром, когда все спят, а ты еще не ложилась: легкая голова, шорох дворницкой метлы, прохладная роса. Позади – нарядные, как пасхальные яички, купола Спаса на Крови (храм должны были снести в сорок первом, да война помешала; ну, ничего, нашли применение – сделали морг). Впереди – водная гладь, амальгама, ртуть на посеребренной меди, «зеркало с памятью». Три моста сходятся в точку, но с этого ракурса заметно только два. У дома Адамини вместо элегантного ионического портика и треугольного фронтона – жуткая кариозная дыра. Полутонная фугасная бомба. Потом еще одна. Еще, еще, еще – в стоящие рядом Павловские казармы. Весь ансамбль западной границы Марсова поля поврежден в первый год войны.
Но сегодня об этом не догадывается окольцованный жених, переносящий по матримониальному обычаю счастливые ворохи тюля и органзы через мощеный мостик. Всю уничтоженную среднюю часть здания возвели, как было. Лишь патологически чувствительные натуры испытывают внезапное, просочившееся сквозь духи и туманы желание срочно закурить, или поесть, или как-нибудь иначе порадовать плоть. Напомнить себе, не отдавая отчета почему, что они живые, и над ними не властно то гибельное зияние, которое однажды разверзлось неподалеку. Пока не властно.
Сюда-то Лидия Владимировна и попросила подойти Лилю. Сама дотряслась до Казанского на одиннадцатом троллейбусе. Остаток пути проковыляла на разъезжавшихся ногах вдоль канала, придерживаясь за стылую, припорошенную снежком ограду. Какой-то коллапс у городских служб с уборкой улиц, право слово. Там, где наледь все-таки скололи, на тротуарах возвышались непролазные зиккураты из обломков. Соседи на кухне каждое утро обсуждали, кто из знакомых сломал шейку бедра и загремел в больницу, и все поглядывали – ты-то, грымза, когда? Фигушки. Не сломает и не загремит. И коммуналку расселить не позволит.
Декабрь в этом году выдался суетливый, немного истеричный, как сильно опаздывающий не по своей вине пунктуальный человек. Долго не наступал, а когда пришел, вдарил минусом и осадками. Только перевыполнив месячную норму, расслабился, помягчел, пустил серно-желтые подталины по следам любителей пересекать петербургские реки по льду. Под троемостьем, однако, гуляли редко – ближайший спуск у Круглого рынка неудобный, на противоположной стороне набережной вокруг заброшенного Конюшенного ведомства – перманентная стройка. Один из мостов, кстати, ложный: пролет замурован, служит дамбой.
Лиля уже ждала. От нечего делать рассматривала продрогшие морды фонарных баранов с позолоченными рогами. Кургузый пуховичок, зато помпон на шапке грандиозный, в полголовы. И русская коса до пояса, как у Натальи Седых в фильме «Морозко». Грустная, опустошенная – да, точно, упоминала ведь, что на днях завершила какой-то важный проект. Полая шоколадная Снегурка. Сняла пуховую рукавичку, чтобы взять фотографию, – ладошка в цыпках. Увидела, передернулась, перевела глаза на фасад. Было-стало, просто, но наглядно. Не то что в учебнике.
– Не представляю, как это делали. То есть мы это все проходили в университете. И вроде резоны веские – огромное символическое и прикладное значение. Воссоздание техник старых мастеров. Но как решались? И почему сейчас оно не кажется бутафорией?
Лидия Владимировна понимающе усмехнулась:
– Трудно поверить, и в мое время были люди, которые настаивали с пеной у рта, что следы войны нужно оставить. В доказательство краха цивилизации. Или как предупреждение. Позор для них, Парфенон для нас. Кто это говорил, Роден? А вы за казенные средства рисуете театральные декорации. Но Петербург – особый сюжет. Когда я это осознала, работать стало гораздо легче.
– Почему особый?
– Да климат, знаешь ли, неподходящий, – развеселилась Лидия Владимировна, – руины плохо сохраняются. А если серьезно, в практическом отношении город у нас самовоспроизводимый, что ли. Относительно юный и, в сравнении с античными памятниками, очень-очень хорошо задокументированный. Уйма архивных материалов, авторских чертежей, обмеров, фотографий. А не можешь найти нужное на бумаге – пожалуйста, ищи в натуре. Аналогичные формы, типовые детали. Элементы тиражируются, повторяются многократно. Где копии, где оригинал, не разберешь. Заимствуй, компилируй, изобретай…
Они вышли на Марсово поле. Притоптанные сугробы. Нежная заснеженная сирень. Поодаль теплится керосиновым пламенем Инженерный замок. «Пустынный памятник тирана». Когда в пятидесятых реставраторы расчищали живописный потолок в Большом Тронном зале, под монограммой Павла Первого обнаружились вензели Елизаветы. Оказалось, изначально два плафона были боковыми фрагментами росписи Екатерининского дворца. Подлинники вернули на прежнее место в Царское село, а в Тронном зале установили дубликаты.
– Город-симулякр, – сказала Лиля.
– Великая иллюзия, верно. И мы как реставраторы должны ее поддерживать.
Печальное облачко пара. Заиндевелая полоска трикотажа наползла на лоб.
– Если честно, не фальсификация меня останавливает, Лидия Владимировна. Копировать
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Записки электрика, или Собаки и люди. Фрагмент романа - Денис Ядров - Прочий юмор / Юмористическая проза
- Поймать Тень - Кира Стрельникова - Любовно-фантастические романы
- Предназначенная (СИ) - Полина Чупахина - Любовно-фантастические романы
- Герои людоящеров (фрагмент) - Маруяма Куганэ - Прочее