Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф
- Дата:27.10.2025
- Категория: Классическая проза / Поэзия / О войне / Русская классическая проза
- Название: Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы
- Автор: Аттила Йожеф
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как раз в этот момент в заводских воротах появилась остроносая вдова Штупак.
— Два танка с красными звездами стоят перед городским советом, а в одном из них — Тони Уташи! — сообщила она с победоносным видом.
Перевод Л. Ягодовского.
Юдит Сираки
В ТУМАНЕ
Мальчуган все смотрел на отца, который стоял у грузовика, ссутулившись и понурив голову, в какой-то странной, непривычной позе, — как будто он очень устал или хочет спать.
Уже вспыхнули фары грузовика, бросая резкий желтый свет на булыжную мостовую, над которой плыл вязкий сырой туман. По временам за его завесой исчезала улица, открытые ворота и передние колеса грузовика, у которых стоял отец. Отца тоже покрыл туман.
Мальчик испугался, глубоко вздохнул, потом протянул руки, как бы стараясь раздвинуть эту завесу и — гляди, как здорово! — это ему удалось. Перед глазами снова заплясал желтый свет, стали видны передние колеса машины и отец, который теперь казался выше и стройнее, чем когда стоял сгорбившись и вглядываясь в туман.
Отец не глядел на мальчика. Отец только снял очки, посмотрел на них, протер, потом поправил шляпу и опять надел очки.
Непонятно, зачем ему понадобилось поправлять шляпу, — ведь ветра не было, воздух был прохладен и совершенно неподвижен, и мальчику почему-то вспомнился запах снега.
— Снег, — вздохнул мальчик, — снег!
Он почувствовал, в носу что-то защекотало, как в тот день, когда отец катал его на санках, когда хлопьями валил белый снег, а отец бежал, — он был лошадкой, и снег доходил ему до самых щиколоток…
Мальчику хотелось закричать или хотя бы засмеяться, но вокруг него валялись безобразные черные чемоданы и еще более безобразный мешок, — туго набитый, он совсем накренился и был похож на карлика или гнома.
Как хорошо было бы сказать об этом папе и еще о том, что он даже мешка этого не боится! Чего бояться? Ведь он не маленький, осенью ему минет уже шесть, и тогда он пойдет в школу, папа крепко будет держать его за руку, и они пойдут вместе.
Но отец не смотрит на сына, он смотрит вперед, на колеса, и мальчик не может вспомнить, какого же цвета у него глаза: они закрыты очками, да и темно сейчас, а в темноте все равно нельзя ничего рассмотреть…
Ему тоже хотелось бы иметь очки, и они у него, конечно, будут, когда он подрастет. Но может быть, он их получит гораздо раньше, уже на рождество. Нет, на рождество он попросит лупу, — вот и у дедушки была лупа. Как жаль, что дедушка умер, а он так и не выпросил у него лупу. Мама говорит, что ее кто-нибудь забрал, а может, она просто затерялась.
Мальчик почувствовал, как у него опять защекотало в носу, но на этот раз ему совсем не хочется смеяться. Не хочется, потому что очень жаль дедушку, он был старенький и худой, ходил сгорбившись и говорил так тихо, что трудно было разобрать. А сейчас он умер, и его нет. Но тогда где же он? И где мама?
Утром мама одела его, — дала башмаки на толстой подошве, натянула темно-синий комбинезон, а поверх него еще и зимнее пальто. А потом за ними пришла машина, и они поехали. Но ехать пришлось недолго, машину все время останавливали, потому что и другие тоже хотели покататься и как раз в их машине. Тогда он спросил у мамы: почему? Там будет лучше, — ответила мама, а папа сказал: это еще не обязательно, — и так взглянул на маму, будто сердился на нее.
Однажды, давно они уже уезжали, но тогда было тепло, светило солнце, и все трое очень радовались, когда сели в поезд. А потом очень скоро приехали к красивой голубой воде, и папа сказал: это Балатон!
— Мы едем на Балатон? — спросил мальчик утром.
— Нет, — прошептала мать, — нет, мы поедем к морю.
А папа ничего не сказал и вышел из комнаты.
Мальчику стало жарко в зимнем пальто, потом он начал зябнуть и опять заплакал. Мама надела на него шапку, шею замотала пушистым шарфом, потом быстро взяла за руку и отвела в сад.
Мальчик еще никогда не видел сад на рассвете, и его поразило, что все было таким черным. На рассвете сад казался совсем маленьким, хотя в нем росли красивые, высокие деревья и кусты, на которых при солнце росли белые, хорошо пахнувшие цветы. Даже ступенек лестницы, спускавшейся к воротам, нельзя было разглядеть в темноте. Перед ним теперь зияла какая-то пропасть, какая-то глубокая, слепяще черная яма, такая страшная, что он крепко зажмурил глаза и только вздохнул. Потом пришел папа, подхватил мальчика на руки и ринулся с ним сквозь темноту и унес его к воротам.
У ворот уже стояла машина.
Машина была огромной, куда больше, чем те, на которых мальчик ездил раньше. Он обрадовался этому, а еще двум фарам, тоже большим и ярким, но вскоре опять начал зябнуть и заплакал, теперь уже громко и жалобно. Тогда какой-то мужчина в шапке и кожаной куртке сказал отцу очень противным голосом: «Идемте уж! В чем там дело? Грузите вещи! А если этот мальчишка будет реветь, оставим его здесь».
Но его не оставили: мама обняла его, папа погрузил чемоданы, и они быстро тронулись.
А теперь вот стоят.
Мальчик не знал, зачем они остановились, и хотел спросить об этом у отца. Но папы нет и нет, он скрылся в клубящемся сером тумане, который словно бы начал немного редеть и стало посветлее, чем на рассвете, когда они тронулись в путь.
Нет, мальчик не понимал этого путешествия. Что же это за поездка, если они все время останавливаются? И почему плачет эта противная девчонка, которую как раз посадили рядом с ним на мешок, похожий на гнома? Быть может, надо что-то сказать ей или спросить. Когда он плачет, мама всегда берет его на руки, ласкает и начинает укачивать, и даже поет: ля-ля-ля…
А что, если и он стал бы петь этой противной маленькой девчонке, которая только и знает, что реветь, и у которой красная лента? А, нет, все же он не будет петь! Хотя он любит петь и знает стихи, много-много стихов. Но их он тоже ей не будет рассказывать, пусть себе ревет…
В руке у мальчика яблоко, он смотрит на него, вертит, нюхает и
- Сказки народов мира - Автор Неизвестен -- Народные сказки - Детский фольклор / Прочее
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Холодный крематорий. Голод и надежда в Освенциме - Йожеф Дебрецени - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Пути и вехи. Русское литературоведение в двадцатом веке - Димитрий Сегал - Языкознание
- Собирается буря - Уильям Нэйпир - Историческая проза