Лучший исторический детектив – 2 - Александр Балашов
- Дата:27.11.2024
- Категория: Детективная фантастика / Исторические приключения / Исторический детектив / Крутой детектив / Шпионский детектив
- Название: Лучший исторический детектив – 2
- Автор: Александр Балашов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молча они просидели около получаса, слушая, как плещется в у берега невидимая им выдра или ещё кто-то из речной живности.
— А почему вас Заремой зовут? — первым прервал молчание Лаврищев. — Странная фамилия.
— Ничего странного. Это ведь мой творческий псевдоним. Фамилия моя по папе Шухова. А мама — татарка, её имя Зарема. Это с тюркского переводится как «алая заря».
— Красиво.
— Прекрасно. Красота спасёт мир, как вы думаете?
— Не спасёт, если мы не спасём красоту.
— Резонно.
Они опять помолчали.
— О чём вы думаете? — мягко спросила Зарема.
— Думаю, где бы поесть, а то негде переночевать… Так кажется гласит бородатая шутка?
— У вас есть отчий дом.
— Нет уже маминого дома… Уверен, что за эту ночь они там все полы вскроют, стены выпотрошат, чердак с крышей на бок сдвинут в поисках брюлика…
— Можете остановиться у меня, — вдруг предложила Анастасия.
— А это удобно? — спросил он. — Это деревня, не боитесь, что разговоры пойдут… А вы — писательница, инженер человеческих душ, как когда-то говорили. А к душам допускаются только идеальные люди.
— Идеальных людей не бывает. Вот вы, каким вы себя считаете?
— Моральным уродом, — не задумываясь, ответил Лаврищев. — По отношению к матери.
— Раз так считаете, то вы далеко не безнадежны.
— Есть надежда? Даже когда умирает Вера?
— Надежда, как вы знаете, умирает последней.
— Эта банальность типичное заблуждение, пришедшее из «проклятого прошлого».
— Банальности, как право, есть истины, подтверждённые веками. Вспомните латинскую пословицу: пока дышу, надеюсь. Дышите глубже — и всё у вас будет хорошо.
Лаврищев шумно втянул ноздрями тёплый вечерний воздух, напоенный запахами молодой травы, чистой речки, луговых цветов.
— Воздух, действительно, пить можно… Но я о другой атмосфере.
Игорь Ильич кивнул в сторону деревни.
— Там я задыхаюсь. Хотя, как следователь, привыкший к анализу поступков, понимаю: я ничем не лучше их. Ни-чем. Даже, сели у меня есть надежда, это не индульгенция от моих совершённых грехов.
— А знаете, мы в этом с вами близки, — задумчиво сказала Зарема.
— В чём — «в этом»?
— В мироощущении. Вы — следователь. Я писатель, значит — исследователь. Корень один и тот же. И по-моему, мы оба склонны к самоанализу, который я называю самокопанием. Полезное, но очень опасное качество для человека, когда самокопание превращается в самозакапывание.
— Вы что, спасаетесь в этой глуши от самозакапывания в столице? — спросил Игорь Ильич.
— В какой-то степени.
— И, разумеется, отмаливаете свои прошлые грехи самопожертвованием и милосердием к сирым и убогим…
Анастасия резко встала, поправляя длинную юбку.
— Ну, знаете, товарищ следователь!..
— Что?
— Я ухаживала за вашей матерью не из корыстных побуждений. Ни о каком «брюлике» с голубиное яйцо я и слыхом не слыхивала… Я любила Веру Ивановну всей душой, всем сердцем… Потому что, потому что…
— Что «потому что»?
— Потому что она мне напоминала мою мать, Зарему, которая умерла в Казане, в доме престарелых… А я тогда, окончив Литературный институт, делала карьеру в творческих кругах…
— В каких кругах?
— В кругах ада, если хотите.
Лаврищев понимающе кивнул:
— Вы и правда, Анастасия-добрая душа. Пишется в одно слово, как название какого-нибудь интернетовского фонда милосердия.
Зарема подошла к краю обрыва и тихо сказала:
— А у вас душа обиженного ребёнка… Мне так кажется.
— Правильно кажется, — грустно улыбнулся следователь. — Только обидел свою душу я сам. Некого винить. Теперь вот нужно её спасать…
— Главное, как я поняла, это начать… Не так ли, Игорь?
— Ильич, — добавил Лаврищев.
— Можно я вас просто Игорем буду называть? Вы не так уж стары для мужчины. Самый расцвет… Толстой Софью и на восьмом десятке так ревновал, что решился на побег из Ясной Поляны…
— Который в его возрасте для него закончился трагически.
— Просто рядовое воспаление лёгких. Его можно было заработать и на катке в Сокольниках. Дело случая…
— Вся наша жизнь — дело случая.
— Да вы — философ, мой дорогой следователь. А от философии до поэзии уже полшага…
— В жизни стихов не писал. Только нудные отчёты для вышестоящего начальства.
— Какие ваши годы, Игорь…
— А какие — ваши?
— Какие ни есть — все мои… Не жалею, не зову, не плачу…
— Есенин?
— Он самый… Мужицкий Пушкин, как сам однажды о себе сказал.
— Почему «мужицкий»? Его и женщины очень любят.
— «Мужицкий» — значит, грубый, не изящный, простонародный.
— Просто народный. Так будет вернее.
Со стороны деревни донеслась музыка.
— Во как в Гуево на поминках гуляют, госпожа писательница! Как у вас дела с сатирическим жанром? Сюда бы Гоголя. Он бы уж точно выдал, как мёртвые души душу живую поминают водкой с пивом нефильтрованным…
Анастасия повернулась к Лаврищеву, сверкнула карими глазами.
— А знаете, Игорь, пойдёмте-ка к Вериному Камню…
— Думаете, вдвоём сдюжим?
— Главное — начать. А там с Божией помощью, глядишь, и сладится… Если с желанием и любовью.
— Вы, Анастасия Зарема, неисправимая оптимистка, — тоже встал с дерева Лаврищев. — В моём положении вы — целебный бальзам для больной души.
— Лишь бы не елей, — улыбнулась Анастасия. — Дайте вашу руку.
Лаврищев протянул писательнице ладонь.
— Тёплая, живая…
— Вы, случайно, не экстрасенс?
— Совершенно случайно — да.
— Тогда, уверен, всё у нас получится. Я в пять лет назад серийного убийцу с помощью экстрасенса Казарян вычислил и обезвредил. Не знаете Казарян Жанну?
Анастасия, не выпуская руки Лаврищева, тихо сказала:
— Настоящих экстрасенсов только я и ещё десять процентов, не считая Казарян, мне совершенно незнакомую личность. Остальные просто притворяются профессионалами. Впрочем, так и в писательском деле. И, наверное, в юриспруденции — тоже.
Через четверть часа они уже были у Вериного Камня. Зарема обняла камень ладонями. Лаврищев хотел было что-то сказать по этому поводу, но Анастасия приложила палец к губам.
— Тсс! — прошептала она. — Не мешайте мне слушать и слышать.
— Камни прошлого молчаливы, — тоже шёпотом ответил Игорь Ильич.
— Вы ошибаетесь, мой милый следователь, — покачала головой Анастасия. — Это гранит, в котором есть и слюда, и кварц… Кварц — это кристалл, который прекрасно записывает информацию…
— И какую же информацию сообщил вам этот уважаемый гранитный валун?
— Тсс! — снова приложила палец к губам писательница. — Он говорит, что много лет назад под этот камень Вера Ивановна Лаврищева положила в жестяной коробочке то самое, о чём она писала в своём завещании…
— Золотой перстень с бриллиантом? — не поверил следователь. — Если бы все мои дела с такой лёгкостью раскрывались, то в СК России нужно брать на работу не профессиональных юристов, а профессиональных экстрасенсов…
— Практика — критерий истины, — возразила Зарема. — Что, исполним волю покойной? До погоста метров пятьсот… Она ведь одна его катила по полю… А нас —
- Чайник в мастерской - Ольга Евгеньевна Сквирская - Прочее / Русская классическая проза
- Кабалла, ереси и тайные общества - Н. Бутми - Публицистика
- Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин - Биографии и Мемуары
- Похвала Сергию - Дмитрий Балашов - История
- Бог, Пространство, Мыслящая Субстанция. Учение Джуал Кхула - Татьяна Данина - Эзотерика