Парадокс Тесея - Анна Баснер
- Дата:10.07.2025
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Парадокс Тесея
- Автор: Анна Баснер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько возьмешь? – спросила Лидия Владимировна, не узнав свой по-старчески треснувший голос.
– Две за все.
Не торгуясь, Лидия Владимировна вынула кошелек.
* * *Елагин был сложным проектом. От снарядов, разорвавшихся в сорок втором, дворец охватил пожар. Обрушились перекрытия. Выгорело все: живописные плафоны, расшитый золотом штоф на стенах, наборные паркеты, бесподобные двери. Сразу после окончания войны специалисты зафиксировали уцелевшие элементы отделки (весьма немногочисленные), а непосредственно к реставрации приступили только в пятьдесят втором, когда был готов проект восстановления дворца.
Молодой, но уже опытный реставратор, Лида вместе с коллегами работала над утраченными накладными деталями дверей. Пришлось сделать множество обмеров и поднять кипы документов: чертежей, дворцовых описей, фотографий, и все равно в точности воспроизвести декор удалось не везде. Каждая дверь была уникальным творением архитектора – украшения не повторялись. Там, где не хватало информации, нужно было хоть и чуть-чуть, но проявлять художественную смелость и проектировать по аналогии – с достаточной долей достоверности, но не гарантируя полной идентичности с подлинником. Все получилось: бригада столяров изготовила полированные двери, отделанные мореным кленом и красным деревом, мастера-литейщики отлили и прочеканили новый декор.
Но вот, годы спустя, с десяток оригинальных деталей все-таки нашли ее на Удельной – небось растащили в военное время, пока остов дворца стоял погорельцем. Вновь разглядывая бронзовые накладки, теперь при искусственном освещении метро, Лидия Владимировна с удовлетворением отметила, что некоторые ее собственные эскизы вышли, в общем-то, получше оригиналов. Тетя Надя за такие мысли дала бы по лбу, будь жива.
Благодаря тете, секретарю Инспекции по охране памятников, она и стала реставратором – как еще тринадцатилетняя девчонка в разгар войны могла попасть в только открывшееся архитектурно-художественное училище? Первый набор – сто шестьдесят исхудавших подростков со страшно взрослыми глазами; большинство, как и Лида, сироты. Из них растили специалистов по восстановлению декоративной живописи, скульптуры, дерева, камня, металла, мозаики – город уже готовили к возрождению, несмотря на то что война еще полыхала. До выпускного дожили не все. Семерых убило осколками снаряда у входа в училище. Дымящаяся, горько пахнувшая железяка упала тогда прямо к Лидиным ногам. Словно загипнотизированная, она наклонилась и зачем-то взяла раскаленный черепок. Тут же, вскрикнув, выпустила. На ладони не осталось живого места. Месяц карандаш не могла держать – волдыри нагноились, ожоги затягивались болезненно, оставив на память грубые рубцы.
Тетя Надя, понятно, всю оставшуюся жизнь чувствовала перед ней вину. Да и Лидия Владимировна, наверное, в глубине души так и не смогла ее простить. Это от тети мама – поэтесса, безвозвратно проводившая мужа на фронт, – наслушалась, как сотрудники Инспекции планируют защищать город: укрывать сфинксов и Медного всадника, закапывать в землю коней Клодта и статуи Летнего сада, фиксировать, невзирая на риски, разрушения зданий-памятников, вывозить музейные экспонаты. Мама, мучимая бессилием своих бесплотных стихов, тоже хотела совершить осязаемый подвиг.
А однажды тетя Надя рассказала про альпинистов. Вражеские летчики использовали шпили и купола как артиллерийские ориентиры. Блестящие доминанты нужно было немедленно спрятать: там, где позволяло покрытие, закрасить серым, где нет – замаскировать сусальное золото чехлами. Из скалолазов, состоявших в спортивном сообществе «Искусство», собрали спецбригаду. Мама, заядлая альпинистка, разумеется, не раздумывая присоединилась к ней, как только представилась возможность.
Тяжелейший, изнурительный труд при любой погоде, под авианалетами. Мама возвращалась домой после подъемов («мои золотые высоты», как она их называла, в общей сложности около двадцати пяти объектов) и садилась на пол прямо в прихожей коммунальной квартиры. Потом, царапая обои, ковыляла до комнаты по смрадному нескончаемому коридору, жаловалась, что все время тошнит и кружится голова. Как-то пришла, а у нее в кровь исколоты руки – теснясь на дощечке в основании Адмиралтейского шпиля, альпинистки сшивали толстыми иглами края гигантского, в полтонны весом, брезентового полотнища, чтобы парусину не сдуло ветром. Когда Лида прижалась к маме, та сказала лишь: «Это все мелочи. По Леле вон чуть очередь не прошла, в чехол попала… но высоту взяли…» И отключилась.
Наступили холода. Верхолазы взялись за Петропавловский собор. Беспощадные шквалы, шедшие с Невы, не давали подобраться к шпилю. Продвигались крайне медленно, беспрестанно переделывали – на морозе шаровая масляная краска мгновенно затвердевала и сходила слоями. Долгие ночи провели альпинисты наверху – там, где не было ничего, кроме пронизывающего ветра и ледяного золота. К переохлаждению прибавились голод и физическое истощение: весной сорок второго мама умерла от воспаления легких. Уходила в лихорадке, дико металась по кровати. Несмотря на квартирную стужу, упорно сбрасывала одеяло, которое тетя Надя на ней поправляла.
* * *Водогрей, мерно гудевший синим огоньком, источал тоненький запах газа. На шкафчик над засаленной плитой Лобановых кто-то из соседей прилепил свежую записку. «В вашем углу дежурным вчера обнаружен огромный рыжий таракан. Срочно примите меры!» Почерк решительный, в слове «вашем» шариковая ручка прогрызла верхнюю дужку у первой буквы. Ниже, почерком полегче, с долей фатализма продолжено: «Нам отныне с ними жить, но как?» Зоны общего пользования воистину не отличались чистотой. Кухня – неприглядное, заселенное паразитами чрево коммуналки, санузел – клоака.
По престарелому дровяному очагу с уголка недоотжатой наволочки на бельевой веревке, неверно отмеряя секунды, щелкали капли. Лидия Владимировна поставила сардинницу на чугунную варочную панель подальше от беспокойной водицы и отперла дверь, ведущую в закуток перед черным ходом. Обтянутый тисненой кожей сундук клацнул замками, протяжно зевнул – раритетная сервировочная вещица была до поры до времени припрятана, и Лидия Владимировна направилась к себе.
В комнате ценный товар она не хранила. Сосуществование в коммунальной квартире наделяло жильцов своего рода экстрасенсорикой: все знали всё обо всех, даже если сами того не желали. Стены, перегородки, ширмы и занавески становились проницаемыми границами совместного быта, мало защищавшими от пассивного (а иногда и активного) любопытства. В условиях всеобщей хронической осведомленности какой-либо пустячный признак, нарушавший привычный уклад, будь то загруженный в холодильник экзотический фрукт или внеурочно надетое нарядное платье, уже порождал конспирологические теории. Что говорить о внезапном появлении на полках дорогих вещей – не фарфоровых «безделиц», истинной стоимости которых все равно никто не знал, – а драгоценных товаров из золота и серебра. Внимание к частной собственности у людей, деливших жизненное пространство «по справедливости», было обострено до предела. Поэтому Лидия Владимировна, безошибочно определявшая минуты пустования кухни по нутряному, десятилетиями выработанному чувству коммунального распорядка, предпочитала держать особо важные клиентские заказы в сундуке – в закутке за дверью, которую все принимали за прямой выход на черную лестницу и никогда ею не пользовались за неимением ключа.
Единственным ключом, равно как и другими жилищными секретами, единолично распоряжалась Лидия Владимировна. Объяснялось это тем, что многоквартирный доходный дом с жестяным куполом-шапочкой когда-то принадлежал ее деду, владельцу строительной компании и железоделательного завода (девочкой она постоянно смотрела под ноги – нравилось находить название конторы на крышках канализационных люков).
Предприимчивый, но неизобретательный архитектор с животноводческой фамилией продал деду и еще нескольким заказчикам нечто вроде типового проекта здания в стиле модерн, тасуя свои коронные приемы: высокий угловой эркер, глазурованный кирпич, рельефные вставки и застекленные перегородки между парадной и черной лестницами. Недавно Лидия Владимировна, зайдя в подъезд, вдруг ощутила благолепный трепет, будто очутилась в безлюдной церкви, а затем увидела на площадке третьего этажа потустороннее цветоносное свечение – неизвестный ремонтник самоотверженно расчистил сохранившийся фрагмент витража из рифленого стекла с монохромным полураскрытым васильком.
В доходном доме дед жил сам и сдавал помещения в аренду: первый этаж под продуктовую лавку и булочную, квартиры – главным образом банкирам, служащим страховых компаний, предпринимателям, инженерам и их семьям. После революции дом уплотнили. По словам деда, поначалу можно было выбирать, кого подселить к себе на «лишние метры», поэтому первые соседи были «людьми приличными», неизменно сконфуженными своим вторжением на чужую территорию. С насильственным прибавлением новых жильцов (некоторые выходцы с рабочих окраин вселялись в уверенности, что наконец получили причитавшееся им по праву) стены сдвинулись теснее, приведя к регулярным вспышкам классовой борьбы. У деда от барских апартаментов осталась всего одна комната, и та неполноценная – половина бывшей гостиной. Здесь он и жил с сыном и невесткой, неудобно отгородившись от них буфетом, здесь
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Записки электрика, или Собаки и люди. Фрагмент романа - Денис Ядров - Прочий юмор / Юмористическая проза
- Поймать Тень - Кира Стрельникова - Любовно-фантастические романы
- Предназначенная (СИ) - Полина Чупахина - Любовно-фантастические романы
- Герои людоящеров (фрагмент) - Маруяма Куганэ - Прочее