Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык
0/0

Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык. Жанр: Классическая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык:
Русская литература в последние годы вызвала к новой жизни множество забытых и вытесненных имен; особенно много вновь открытых поэтов принадлежит Серебряному веку. Одним из таких забытых, но весьма ярких представителей литературы на рубеже XIX–XX веков является Аделаида Герцык.В книге собрано ее творческое наследие, включая лирический дневник и философские размышления. В своей поэзии, в основном религиозного и мистического содержания, Герцык выходит из литературы модерна навстречу тоталитарному XX столетию. В этом столкновении — завораживающая суть ее стихов.Издание снабжено довольно обширным справочным аппаратом и приложением, в котором собраны отзывы современников о творчестве поэтессы.
Читем онлайн Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 89 90 91 92 93 94 95 96 97 ... 102

В связи с этим стоит и неизменное удаление, даже уход от жизни, все возрастающий к концу ее, от жизни с ее теснотою, связующей крылья души, угашающей ее пламень.

«Ах, дней моих безвестных вереница…», «Меня заткала густая паутина бытия…», «Обуяли нас труды безвестные, за ними не видно нам — зацветают ли поля небесные, и лилии есть ли там?» Так, в тисках повседневности, под гнетом необходимости, трогательно и глухо жалуется эта душа. И, наконец, в стихотворении, озаглавленном «Смертный час», жажда освобождения от телесного, тленного достигает высшего напряжения:

Через омут жизни мутной,Как сверкающий алмаз,Ты нас тянешь, ты нас манишьСмертный час!Солнце хочет пробудитьсяТам, в обители иной…

Или вот еще:

И теперь средь пустынных окраинЯ — колеблемая ветром трость…Господи! Ты здесь — хозяин,Я — только гость.Отпусти же меня этой ночью,Я не дождусь зари,Отпусти меня в дом свой Отчий,Двери свои отвори!

Приближаясь к роковому порогу, за которым кончается эта жизнь, поэтесса проявляет свой пророческий дар. Все стихи ее перед смертью исполнены предчувствия смерти. Высокий дух ее трепещет от сознания своей неготовности и в то же время втайне ликует в ожидании скорого раскрепощения:

Я живу в ожидании карыИ в предчувствии райских услад…

Все эти последние годы своей жизни, сложившейся для поэтессы необыкновенно жестко и жестоко, почти поработившей ее злобе дня своего, А. Герцык принуждена впервые встать лицом к лицу с действительностью, всегда столь тягостной для нее, да еще с дикой действительностью русской революции. «С высот незыблемых впервые я созерцаю тяжкий дол…», — говорит она. Тут в ее художественной личности раскрываются новые черты. Ее прежде неопределенная мистичность, религиозная настроенность становится верованием, подлинной религиозностью. Буквально все стихи ее этого периода озарены или, по крайней мере, просвечены стремлением к Богу, исканием путей к Нему. Беру самые примечательные:

Заросла тропа моя к БогуТравою густой.Никто не укажет дорогу,Нужно самой…

И дальше:

«Богородица-Приснодева,Укажи мне путь.Ты сложи суету земную,В нищей встань чистотеИ в святую рань, в золотую —Выходи налегке».

Или:

Его Имя, как светило,Жизнь и пламень излучает.Его имя разлучаетС тем, кому Оно не мило.

А вот еще стихотворение, названное «Храм», где поэтесса не находит ничего прекраснее «Дома белого, где в курении растворяется плоть», это — «Дом, где сходится человек и Господь».

Итак, пройден большой и извилистый путь. От интимной и туманной мистичности к четко-белеющей верующими полной Церкви, от Кого-то светлого, но безымянного — к Лучезарному Имени. И какой «русский» это путь! Какое русское богоискательство!

Мне хотелось бы к старцу скрытьсяВ одинокий сосновый скит.И при бледной дрожащей лампаде,Позабыв всех друзей имена,В голубом просветленном взглядеПрочитать, что я спасена.

И опять та же мысль:

Приду в далекое селеньеК святому старцу отдохнуть.Скажу: открой мне в чем спасенье…

Не могу не привести еще одного стихотворения, и смыслом, и ритмом изумительного, которое выписываю целиком:

Дают нам книги холодные, мертвые,И в каждой сказано о Нем по-разному,Толкуют Его словами пророческими,И каждый толкует Его по-своему.И каждое слово о Нем — обида мне,И каждая книга, как рана — как рана новая.Чем больше вещих о Нем пророчеств,Тем меньше знаю, где правда истинная.А смолкнут речи, Его взыскующие,И ноет тело от скуки жизненной…Как будто крылья у птицы срезаны,А дом остался без хозяина.И только свечи перед иконамиМерцая, знают самое верное.И их колеблющееся сияние,Их безответное сгораниеПриводит ближе к последней истине.

Другая новая черта, явившаяся в Герцык в годы революции и ее бед, это — жарко вспыхнувшая в ней любовь к родной стране, к ее детям и к детям-малюткам особенно. Как дева-обида, как птица-Горюнья веет она над Русью в ее лихолетье, над неродящими полями, над голодающими и холодающими людьми — и кроткими, горькими жалобами звучат ее песни:

Как грешница без покрывала,Стоит бесхлебная страна.Господь! Сними с нее опалуИ дай зерна.

Или вот — стихотворение «Подаяние»:

Над человеческим бессилиемЛикует вьюга и глумится.А как же полевые лилии?А как же в поднебесье птицы?

И дальше:

Есть грань, за нею все прощается.Любовь царит над миром этим,Преграды чудом распадаются —Не для себя прошу я — детям.

Вот еще трогательнейшие строки:

Рассыпалось все на свете,Не стало ни мужа, ни брата.Остались нам только дети.Им нужно, чтоб их любили,И нужно, чтоб их одели…

И, наконец, еще строфа, полная почти мученической восторженности:

Только тайна одна необманнаяМне открылась и дух зажгла —Как любить любовью безгранною,Как в любви вся земля светла.

Дочерчивая образ А. Герцык как поэтессы, скажу, что творчество ее — глубоко русское в самом прекрасном значении этого слова. Все, что создало, напоило, зажгло эту поэзию-песню, коренится в русской земле и русской душе. Ее лирическая тропа из девичьей светлицы среди чащоб, марев и зарев российского бытия в скит к старцу и к Богу — не тропа ли каждого русского писателя и… русской богомолки. И великая любовь к людям — всяким — и добрым, и лихим, — любовь, зарождающаяся жалостливостью и завершающаяся жертвой, не присуща ли она в разной степени всем из нашего народа — от великого до малого, от Достоевского до описанного им мужика Марея? А эта незаботливость о телесном и удаление от мира сего — это Мариино святое «безделие» — не одно ли это из качеств и в то же время недостатков русского народа? Да, А. Герцык была настоящей русской писательницей, и русская же горе-горькая выпала ей судьба!

Говорить ли о форме ее произведений? Разъять ли музыку, как труп? Разложить ли благоухание на атомы? Вряд ли это можно и нужно. Ибо Герцык, органически чуждая букмэссерству современной технической литературы, была не из формотворцев. С самых первых шагов своих по пути искусства она шла сторонкой, просто и строго угадывая интуицией лучшее в изысканиях новых форм стиха. Нет у нее экзотики, даже вообще красочности и выпуклости образов, нет оригинальности эпитетов (недаром самые излюбленные у нее: скупой, белый, строгий, нищий). Нет у нее склонности к твердому, словно окаменелому метру; недаром стихи, пишущиеся по строго установленным канонам, как сонет, даже сафическая строфа, не удавались ей. Рифма ее почти всегда обыденна, зачастую даже приблизительна и даже как бы нарочно не точна. Вообще, вникая в ее форму, видишь, что поэтесса как бы намеренно недовоплощает своих творений; упорно хочет не украсить, но лишь слегка облечь их; не стремится вылепить их, как глинянный, определенной формы сосуд, но лишь пролить их в мир, как воду чистую, текуче-неопределенную.

Однако и в ее форме есть нечто свое и очень ценное: это ее ритм, даже не ритм (в том смысле, в каком применяем мы его, например, к Блоку), а лад нашей песни, духовного стиха, заплачки, заговора. Законов этого лада установить нельзя. С учетом долгих и коротких слогов к нему не подойти. Его воссоздало музыкальное чутье поэтессы, опять-таки по-русски музыкальное чутье. Вот образец: «А душа поет, поет…» Или стихотворение «Дают нам книги…», мною уже приведенное выше.

Еще раз выражаю сожаление, что нет под рукой изданных стихов Герцык, в которых много чудесного именно по ладу их. Память же изменила, как и многое…

До свиданья же, прекрасная поэтесса, не надолго слетевшая к нам вещая Алконост. Верю, что ныне ты там, куда порывалась всю жизнь, куда указывала нам постоянно рукой своей и куда указываешь своим пением… И верю еще, как ни маловерна, в неизбежную встречу.

Борис Зайцев

Из дневника: 20 августа 1926 года

Тяжело писать о Горьком — но необходимо, слишком вызывает к этому его письмо. Тем радостнее выйти из нездорового воздуха на свет Божий. Свет Божий состоит из разных сияний: бессмертно расстилается он с холма «древней Ниццы», с оливковых склонов Грасса, не менее бессмертен в душе скромной и смиренной русской поэтессы, в прошлом году умершей, чьи «Подвальные очерки» только что довелось мне прочесть. Солнце в подвале! Это не так-то просто. Да еще в каком подвале? В том самом, куда сотнями и тысячами сажал человек «незабываемой душевной чистоты».

1 ... 89 90 91 92 93 94 95 96 97 ... 102
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги