Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф
- Дата:27.10.2025
 - Категория: Классическая проза / Поэзия / О войне / Русская классическая проза
 - Название: Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы
 - Автор: Аттила Йожеф
 - Просмотров:0
 - Комментариев:0
 
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне хотелось, чтоб ладилось. Чудесная девушка.
Наступил канун Нового года. Весь день я ходил, как потерянный, и рано ушел домой.
Навстречу мне вышла хозяйка с вытянутым от горя лицом. Ведь одиноким людям в праздники всегда особенно грустно.
— С Новым годом, — сказала она и расплакалась.
А я, как был, в костюме, бухнулся на кровать. В соседней комнате громыхало радио. Кто-то пел удивительно противным, неестественным голосом — не иначе, как этот рыжий Кабош. Мне казалось, что это погребальная песня. Тщетно я дубасил кулаками в стену — цыц, замолчите же! Он, разумеется, все пел и пел. Я так метался по подушке, что можно было подумать, будто я пьян. Хотя какое там! Я просто оплакивал свою поруганную честь.
Вдруг постучали в дверь. У меня замерло сердце. Кто бы мог это быть? Но меня уже окружили — это пришли ребята из цеха.
— За тобой послал старик, — сказал Сейлер, протягивая руку. — Ведь ты придешь на заводскую вечернику?
— Старик?
— Да, старик.
— И он был уверен, что вы застанете меня дома? — вспыхнуло во мне что-то.
— Да уж конечно.
По щеке у меня покатилась слеза.
— Старик-то… старик — просто ангел, — сказал я комически.
— Черта с два! — Сейлер схватил меня в охапку и поднял над ребятами. — Он Человек, в этом все и дело. Как ты думаешь, кто меня натравливал, заставлял за тобой присматривать, а коли что — так и подтолкнуть слегка.
— Редкий человек, — сказал я сквозь зубы.
— Пожалуй, не такой уж редкий.
Мы двинулись всей оравой. Дома осталась только хозяйка — одинокая хозяйка с худым, заплаканным лицом.
Только теперь я заметил, что Сейлер подвыпивши.
— А ведь не так давно и я с клеймом ходил. Не веришь? Пойди в контору и загляни в мою трудовую книжку.
— А эта девушка, этот персик, тоже будет на вечернике?
— Нет, — ответил Сейлер кисло.
— Так надо будет за ней зайти, — твердо сказал я, и мы пошли к ней всей оравой. Но застали только мать. Оказывается, девушка уже вышла замуж и как раз сейчас уехала в деревню: медовый месяц.
— Эх, черт возьми… — Но все же, — не знаю, почему, — я не печален!
Перевод Е. Умняковой.
Габор Года
ПРОТОКОЛ
С моей стороны было бы непростительной глупостью, более того — преступлением, если бы я допустил хотя бы легкую насмешку над Лайошем Коцианом только потому, что он придавал непомерно большое значение внесению своего имени в протокольный список приглашенных на торжественное заседание в помещении оперного театра. Напротив. Страстное желание Лайоша Коциана присутствовать на торжественном заседании заслуживает законных похвал, так как свидетельствует о его приверженности и любви к существующему строю, что при любых обстоятельствах всегда достойно уважения. Чудесно и возвышенно чувствовать себя одним из тысячи приглашенных, избранных, ближе всех стоящих к государственному сердцу страны и многомиллионного народа.
Простаки воображают, что такой сложный список можно составить без единой ошибки, не внеся в него ни одного недостойного и не оставив за бортом никого из тех, чье общественное положение дает право присутствовать на подобном заседании. Для создания столь совершенного варианта пришлось бы увеличить зрительный зал оперного театра на десятки мест. Но и это не удовлетворило бы сотни тысяч оставшихся за стенами театра. А если мы еще вспомним о том, какой сложной общественной проблемой является распределение приглашенных по местам зрительного зала, каждый ряд и каждое кресло которого обладает особым значением, — и речь идет не о каких-то там оттенках! — то мы тут же поймем, что за беспокойством Лайоша Коциана скрывается многое такое, что вполне оправдывает мое решение посвятить ему часть своего драгоценного времени.
Мой писательский опыт подсказывает, что, начиная повествование, полезно показать внешний облик героя, обрисовав его хотя бы несколькими штрихами. Этим мы поднимаем его над серостью типичного, подчеркиваем, что вовсе не намерены обобщать исключительный случай и тем самым несправедливо оскорблять множество людей.
Коциан был высок, склонен к полноте и обладал способностью очень легко краснеть. В нем все было крупно: руки, ноги, шея, голова, глаза, только нос был мал и смешно курносился посреди мясистого лица. На своей официальной должности Коциан был первоклассным специалистом — образованным, инициативным, способным, заслуживающим (кроме вышеприведенных) еще и многих других эпитетов. Между его сознательностью и чувством уверенности в своем общественном положении, возможно, и существовало некоторое расхождение, из-за чего твердость характера иногда уступала место небольшим колебаниям, но долгое пребывание на высоких должностях породило в нем убеждение, что государственная администрация никак не может без него обойтись. Разоблачение культа личности заставило Коциана сделать и для себя некоторые выводы, но он был достаточно реалистичен, чтобы сохранить необходимую долю самоуважения. Он считал себя органической частью протокольного списка. В приглашениях на торжественные заседания и парады Коциан усматривал официальное признание своей значительности, своего мировоззрения и полезности. Кусочки глянцевитого картона свидетельствовали не только о том, что он сам мнит себя человеком значительным в общественном и государственном масштабе, но и о том, что это всем известный и общепризнанный факт.
Таким образом, положение Лайоша Коциана полностью определяло принадлежность его к избранной тысяче лиц, получающих приглашения на торжественные заседания в оперном театре. Вот об этом с полным правом и думал он в то апрельское утро, с которого начинается наш рассказ. Напомнил ему о заседании Лоранд Кутьник, пришедший с докладом о торговых соглашениях, заниматься которыми входило в многочисленные обязанности Коциана.
— Завтра вечером вы, конечно, будете в опере? — спросил Кутьник.
— Конечно, — как о чем-то само собой разумеющемся ответил Коциан и тут же вспомнил, что еще не получил приглашения.
Это показалось ему странным, потому что в подобных случаях он получал билет по крайней мере за три дня. Но Коциан не придал этому большого значения: может быть, приглашение послали к нему на квартиру. Сейчас он закончит разговор с Кутьником и позвонит жене.
Кутьник докладывал длинно, обстоятельно, останавливался на деталях, без конца перечислял взаимные выгоды, в общем, начав говорить, никак не мог остановиться. Оба прекрасно знали, что обсуждают дела государственной важности, а такие дела не терпят коротких фраз.
Однако мысль о приглашении засела в мозгу у Коциана. Как же так? В прошлом году пригласительный билет прислали к нему на работу, почему же теперь посылают на квартиру? Более того, в прошлом году приглашение распространялось и на жену, что является более полной формой почета.
— Браво, Кутьник! — воскликнул Коциан. — Но мы еще вернемся к более подробному обсуждению этого вопроса.
- Сказки народов мира - Автор Неизвестен -- Народные сказки - Детский фольклор / Прочее
 - Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
 - Холодный крематорий. Голод и надежда в Освенциме - Йожеф Дебрецени - Биографии и Мемуары / Публицистика
 - Пути и вехи. Русское литературоведение в двадцатом веке - Димитрий Сегал - Языкознание
 - Собирается буря - Уильям Нэйпир - Историческая проза