Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
0/0

Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин. Жанр: История / Публицистика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин:
Масштабный исследовательский проект Игала Халфина посвящен ключевому ритуалу большевизма – критическому анализу собственного «я», перековке личности с помощью коммунистической этики. Анализируя процесс этой специфической формы самопознания, отраженной в эго-документах эпохи, автор стремится понять, как стал возможен Большой террор и почему он был воспринят самими большевиками как нечто закономерное. Данная книга – вторая часть исследования, которая отличается от первой («Автобиографии большевизма») большим хронологическим охватом (повествование доходит вплоть до 1937 года) и основывается преимущественно на материалах сибирских архивов. Герои этой книги – оппозиционеры: рядовые коммунисты, крестьяне с партизанским опытом, подучившиеся рабочие, строители Кузбасса, затем исключенные из партии и заключенные в лагеря как троцкисты или зиновьевцы. С помощью их эго-документов и материалов контрольных комиссий 1920‑х годов Халфин прослеживает внутреннюю логику рассуждений будущих жертв Большого террора, а также те изменения в языке и картине мира, которые сопровождали политические и идеологические трансформации постреволюционной эпохи. Игал Халфин – профессор департамента истории Тель-Авивского университета, специалист по ранней советской истории, теории литературы и кино.
Читем онлайн Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 324 325 326 327 328 329 330 331 332 ... 338
здесь не этот момент, а само изображение Лашевича: на шарже он выглядит как толстый гном с непропорционально большой головой. Между тем знакомство с любой бытовой фотографией Лашевича 1926–1927 годов демонстрирует, в чем все дело: в реальности очень грузный, широкоплечий и коренастый Лашевич, к тому же сильно располневший в эти годы, похож на свое изображение не больше, чем бегемот на толстого хомяка. Но в реальности Лашевича знали немногие – а фотографические конвенции этого времени не передают особенности его фигуры: лишь на редких непостановочных фото видно впечатление его огромности, которое практически всегда упоминается в мемуарах о нем. Никакого насилия, если не ассоциировать с ним военную форму командарма, на шарже нет. Тем не менее глагол «рыпаются» в сочетании с тяжелым взглядом Лашевича, безусловно, создают ощущение плохо скрытой агрессивности.

Лашевич, видимо, страдал малоизвестными в это время медицине расстройствами обмена веществ и поэтому был, по меркам своего времени, болезненно тучен, видимо, чаще воспринимался именно как телесная аномалия – и это вызывало желание авторов графических записок шутить именно над ним. На одной из таких работ (автор неизвестен – им, в принципе, мог бы быть Межлаук, но очень характерный малоразборчивый почерк надписей на листке, сделанный явно одновременно с рисунком тем же пером, ему не принадлежит) Лашевич изображен голым, со свиным хвостиком и с четырьмя грудями (ил. 44 на вкладке).

Как и во всех графических записках, в этом нет ни грана эротики или порнографии – скорее можно поверить в то, что Лашевича изобразили в виде свиноматки. Это не оскорбление, надписи позволяют в этом убедиться: автор гордо обозначил смысл изображения как «Диктатура ([питерского] вставлено сверху в текст) пролетариата в Сибири», снизу подпись карандашом – «Ходя Ла-шев-фу». Дата создания картинки более или менее очевидна – это 1926 год, Лашевич назначен членом правления Китайско-Восточной железной дороги, отсюда и «ходя», жаргонное московско-питерское именование бродячего китайца-торговца или старьевщика, обычного для пейзажа мегаполисов рассматриваемого времени. Лашевич при этом довольно много работал в РККА именно в Сибири и ассоциировался именно с Сибирью, географически граничащей с Китаем. Характерно и то, что лицо Лашевича, соединенное с уродливо-травестийным телом, изображено, как и на предыдущей карикатуре, без каких-либо элементов шаржа: отправлявшийся на КВЖД де-факто в ссылку явный оппозиционер еще воспринимался автором картинки равным среди равных и уважаемым членом советского руководства, но не будущим изгоем, поэтому картинку надо датировать скорее 1926, чем 1927 годом, когда комплиментарное высказывание в адрес оппозиционера («представитель питерской диктатуры пролетариата в Сибири» – очень почетный партийный термин) уже выглядело бы менее уместным.

Исходя из всего корпуса графических записок в фондах РГАСПИ, можно заключить, что элемент агрессивности в шаржах был постоянным и, более того, поощряемым. Агрессия в этом кругу – это скорее хорошо, чем плохо, особенно если это чистая агрессия, «здоровая» энергия, способная вызывать и двигать конфликты, но не связанная с какой-либо злобой; возможно, поэтому практически все тероморфные фигуры в шаржах – изображения персонажей или даже стихий в виде петуха, льва, дракона – лишены «звериной» ярости. Слепая агрессия и ярость даже могли осмеиваться в графических записках, а вот агрессивность и готовность к бою скорее прославлялись: бóльшая часть шаржей на Орджоникидзе изображала его сдержанно-агрессивным перед предстоящей на заседании Политбюро «дракой». Агрессивность принималась за добродетель: в сдержанном, взнузданном виде она нужна, чтобы вызывать движение – неважно какое. Сергей Киров на карикатуре «Эластичный Ленинград» от 25 февраля 1931 года (ил. 45 на вкладке) изображен на фоне Казанского собора и Петропавловской крепости надувающим стилизованную карту Ленинграда в виде некоего пузыря, размер которого увеличивается с 2,3 млн человек до 3,3 и даже 4,6 млн.

Хотя обсуждение вопроса о скорости урбанизации региона с центром в Ленинграде на Политбюро не было исключительно позитивным: у ухода из деревни в город в этот момент скорее наблюдались отрицательные моменты (два года после голода 1929 года, бегство в город из колхозов, где рабочая сила была уже в дефиците, продолжающиеся перебои с продовольственным снабжением «города трех революций» вплоть до введения продовольственных карточек, проблемы грядущей паспортизации), энергичность и агрессивность, а тем более сдержанную, оправдывали все – и автор карикатуры с радостью и так же агрессивно подначивает ленинградского партийного вождя: «Дуй, Кирыч, дуй!»

Мы имеем необычную возможность сравнить изображение символического насилия и агрессии в графических записках и в уникальной карикатуре из коллекции Ворошилова, сделанной, по всей видимости, профессиональным художником или, по крайней мере, под руководством профессионала (ил. 46 на вкладке).

Она выглядит как черновой вариант, набросок в технике гравюры – хотя в оригинале является, по всей видимости, фотоотпечатком-негативом с неизвестного оригинала. Рука профессионального художника в работе видна хотя бы по пространственной выстроенности сложной многофигурной композиции, при этом в деталях исполнение работы предельно небрежно и, в общем, мало соответствует сложной технике. К тому же по крайней мере в отдельных портретах персонажей видится как минимум знакомство с шаржами Николая Бухарина из серии графических записок, в том числе с портретом самого Бухарина. Мы можем предположить, что сама по себе «гравюра» имеет отношение к дружбе Бухарина с карикатуристом Моором в эти годы.

Она пародирует сцену дуэли в пушкинском «Евгении Онегине» как мизансцену XIV съезда ВКП(б) в конце 1925 года. Пушкинская тема – одна из частотных в коллекции Ворошилова, что не удивительно: рисунки-маргиналии Пушкина в собственных рукописях к середине 1920‑х оставались частью культурного кода русской интеллигенции, и всякий, кто рисовал профили на полях рабочих записок, неизбежно вспоминал, что он делает то же самое, что «солнце русской поэзии». В подтверждение того, что это именно так, приведем из этой коллекции набор зарисовок неизвестного художника. Если судить по дате и изображениям, работа сделана двумя годами позже, непосредственно во время XV партсъезда, 17 декабря 1927 года (ил. 47 на вкладке).

Из семи разноразмерных портретных зарисовок неизвестного автора два профиля являются имитацией хрестоматийного автопортрета-маргиналии самого Пушкина. Но у «Евгения Онегина» как сюжета есть и более прозаическое объяснение. Опера «Евгений Онегин» в инновационных постановках Станиславского в Новом театре и Петровского в Большом театре в Москве, идущие с 1921 года, оппонировали друг другу, вызвали несколько других постановок в Москве и Петрограде/Ленинграде и стали хитом сезона[1832]. Популярен был «Евгений Онегин» и в эмиграции: в 1923–1927 годах в газете «Руль» было несколько карикатур на оппозицию, в которых Троцкий и Пятаков цитируют то ли оперу, то ли поэму, а оппозиция (но в совсем другой композиции) также устраивала онегинскую дуэль в одной из карикатур – это была перепечатка из цветного приложения к «Правде».

Вернемся к гравюрной композиции: автор, очень хорошо разбиравшийся в

1 ... 324 325 326 327 328 329 330 331 332 ... 338
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги