Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин
- Дата:22.11.2024
- Категория: История / Публицистика
- Название: Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1
- Автор: Игал Халфин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Витковский не чувствовал себя виновным: «Элементов фракционной работы у меня нет. Факты, выставленные тов. Морозовым, по моему убеждению, не являются фракционными. <…> Во время приезда тов. Троцкого решил взять с собой нескольких партийцев и пойти на собрание к Троцкому, для выяснения ряда вопросов, что не рассматриваю как <…> неверный шаг». Дать обещание не проводить фракционную работу отказался «потому, что боится, что дискуссия примет такие формы, что без этого не обойтись. Считаю, что в настоящее время не провожу фракционную работу, в дальнейшем за это не ручаюсь».
Позиция Витковского вызвала недоумение. Начались выяснения:
– Как ты понимаешь фракционность, и в чем должна быть честность дискуссии?
– Нужно чтобы аппарат выложил документы «на стол» и спорил, не заставляя членов ЦК устраивать беседы на квартирах. <…>
– Что же ты считаешь фракционностью, если нынешнюю работу оппозиции ты фракционной не считаешь?
– Эту работу я не считаю фракционной, так как никаких решений (собрание) не принимало.
Очнев пришел на подмогу: «Ничего оформленного, организационного, действующего она (университетская оппозиционная группа) из себя не представляла. Соберемся, бывало, в общежитии (Витковский, Нелогов, я – иногда М. Карманников), потолкуем по злободневным темам в порядке просто товарищеских переговоров, и только»[970].
Карманников вообще попал в эту компанию по неопытности. Он был «молодым партийцем <…> просто не разбиравшим сущности разногласий. Не совсем понимает того, что сделал, что чувствуется из его рассуждения»: говорил, что не считал собрание на улице 25‑го Октября оппозиционным, «так как там были представители большинства». Пойти туда заставило «желание послушать и посмотреть на Троцкого». Неужели он не видел, что его окружают оппозиционеры? «Было много, не всех знаю», – мямлил он в ответ, но Нелогова и Витковского распознал[971]. Витковский был замешан гораздо больше. Упреки в его адрес сыпались со всех сторон: «Витковский все время вербует партийцев на подпольные собрания, читает открыто партийные документы, не разрешенные партией к огласке. У него дисциплина фракционная стоит выше партийной» (Кирпиков); он «знал, что ведет фракционную работу, ибо не рассказал честно кружку о ней сразу, а умалчивал и увиливал от ответов» (Кипятков). «Совершенно нечестно поступать так, как поступил Витковский, налгав президиуму кружка по поводу участия его в подпольных собраниях» (Никифоров). «Личную неудовлетворенность и недовольство переносит в партийные рамки. Если даже <…> и даст обещание не продолжать фракционную работу, есть сомнение, что он это обещание выполнит» (Смирнов). Витковский возражал, что организационных связей с оппозицией он не поддерживал и все это навет недоброжелателей. Материалы оппозиции и речь Троцкого он «получал по почте». Не бравировал ли он тем, что сделал взнос в пользу фракционной работы в размере 30 рублей? – Нет, «денег не давал, хотя некоторым товарищам говорил, что давал. <…> В распространении листовок участия не принимал».
Еще более скандальной была история Василия Ивановича Домовца, до 1917 года – рабочего, затем красноармейца. Несмотря на то что он пользовался доверием райкома и был кооптирован в президиум 7‑го кружка, чернорабочий из крестьян, только недавно засевший за книги, Домовец чуть не повелся на троцкизм, попав под усердную обработку Нелоговым[972]. В своем заявлении в партбюро А. М. Куколев подробно расписывал, как оппозиционеры учили Домовца выставлять нужные аргументы, прибегать к определенным риторическим ходам, чтобы распропагандировать товарищей. В устах Куколева история о быте комвузовских оппозиционеров приобретала оттенок комического:
Настоящим довожу вас до сведения, что 17‑го октября часов в 8–9 вечера ко мне в комнату пришла жена члена ВКП(б) т. Домовец и заявила, что ее муж хотел побить, но сама смеялась и все ее внешнее выражение и поведение, как то с заявлением «побить» не сочеталось. Желая узнать, в чем дело я бросил книгу и побежал в комнату к Домовец. Комната была заперта, и на мой стук мне ответил т. Домовец «нельзя». Я продолжил работать у себя в комнате. Минут через 15–20 т. Домовец был в коридоре, где живу я и Пантюхин, заявивший, что он по ряду вопросов не согласен с партией и ее ЦК, а согласен с оппозицией. Где он Домовец был, я не знаю. Что делалось у него в комнате, я тоже не знаю. Был ли у него Пантюхин в это время, я тоже не знаю. Но когда я узнал, что у него был Нелогов, член ВКП(б), объявивший себя сторонником оппозиции, то это обстоятельство толкнуло меня на мысль, что комнату т. Домовцу не открыли мне потому, что у него там было что ни будь такое – что представляет секрет для партии, т. е. какие ни будь оппозиционно-фракционные занятия.
На другой день, т. е. 18 октября, я поставил об этом в известность секретаря нашего партколлектива тов. Морозова С.
19‑го вечером часов этак в 8–9 ко мне в комнату пришел тов. Домовец. Мы с ним разговаривали по вопросу внутрипартийных разногласий. Он мне заявил, что с нынешнего дня он вполне разделяет свое мнение с оппозицией, и готов заявить об этом в бюро коллектива. Спорили мы с ним горячо и долго, часов до 11–12. За это время он мне сказал следующее:
1. Партийной демократии нет. Зажим кругом.
2. В партийном аппарате бюрократическая каста Сталина. Аппарат перерождается. Партии нет. Есть аппарат.
3. В ЦК ВКП(б) есть три группы: а. левая, истинные ленинцы (оппозиция), б. Центр, Сталин и его каста. В. Правые, Рыков, Калинин и другие. <…>
4. Подготовка съезда ведется группой Сталина, а не партией – вперед выборы на съезд, а (лишь) потом дискуссия. Это будет не съезд, а совещание сталинцев.
5. ЦК обвиняет оппозицию, не критически, а при помощи лжи и клеветы. Документы, которых боятся – прячут. Свою речь на Московском партактиве за 10 дней до переворота Чанкайши Сталин спрятал под сукно. (Генеральный секретарь выражал там уверенность в правильности поддержки Гоминьдана. – И. Х.)
6. Пильняк написал, кажется, какую-то повесть, и посвятил ее тов. Фрунзе. В этой повести он разоблачил Сталина, который приказал Фрунзе сделать операцию. Профессора были против операции, а Сталин приказал. Фрунзе умер под ножом и хлороформом. Повесть эту реквизировали. (Подразумевалась «Повесть непогашенной луны» Бориса Пильняка. «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе», – писал Пильняк члену ВЦИКа, критику А. К. Воронскому 28
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Корни сталинского большевизма - Александр Пыжиков - История
- Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7. Анализ одного произведения: «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева (Сборник научных трудов) - Сборник - Языкознание
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Как организовать исследовательский проект - Вадим Радаев - Прочая справочная литература