Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934
- Автор: Олег Кен
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последующие два месяца дискуссии с польской стороной, которые вел в Москве председатель объединения «Экспортхлеб» А.А. Киссин, не вышли за рамки предварительной стадии. В начале апреля 1934 г., подтвердив позитивное отношение советского правительства к соглашению об экспорте ржи («постольку, поскольку оно действительно должно было привести к повышению цен, без ущерба, однако, для других элементов, составляющих эту задачу»), Киссин указал на беспокоящие советскую сторону аспекты такого соглашения. Он выразил сомнение в эффективности трехстороннего соглашения, за рамками которого останется Венгрия, в 1933 г. экспортировавшая около 300 тыс. тонн ржи. Во-вторых, «учитывая географическое положение рынков, Советы очень сильно держатся за свои права, прежде всего, на финляндском рынке, и ни в коей мере не намерены от них отказываться». В-третьих, ссылаясь на немецко-голландское компенсационное соглашение, создающее Германии преимущества при экспорте ржи, советский представитель считал нужным рассмотреть способы обеспечения равенства всех экспортеров. До прояснения этих проблем, заявил Киссин Жмигродскому, СССР не может принять окончательного решения о присоединении к немецко-польской ржаной конвенции. Стороны договорились начать официальные переговоры в Варшаве в конце апреля[1473].
Исход трехсторонних переговоров, как и содержание принятого полутора годами позже решения Политбюро «О польско-германском ржаном соглашении»[1474], определить не удалось.
17 марта 1934 г.
Опросом членов Политбюро
161/141. – О литературной конвенции с Польшей.
Разрешить НКИД вступить в переговоры и заключить литературную конвенцию с Польшей.
Выписка послана: т. Литвинову.
Протокол № 3 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.3.1934.– РГАСПИ. Ф. 17. On.162. Д. 16. Л. 19.
Предположительно, это постановление явилось реакцией на записку М.М. Литвинова от 16 марта 1934 г. (№ 9608), в которой он просил руководство ЦК открыть возможность для осуществления инициатив, ранее обсуждавшихся представителями СССР и Польши (торговый договор и др.). Текст записки не выявлен.
К середине 30-х гг. двустороннее урегулирование проблемы авторских прав при публикации в СССР и Польше переводной литературы отвечало, в первую очередь, советским интересам (из 567 произведений, опубликованных в СССР в переводе с иностранных языков в 1933 г., только одно принадлежало современному польскому автору, в других странах было опубликовано 67 таких произведений)[1475].
Сведений о заключении советско-польской литературной конвенции не обнаружено.
18 марта 1934 г.
Опросом членов Политбюро
175/155. – О Прибалтике.
Принять предложение т. Литвинова по его записке от 17.III. с.г. с поправкой т. Сталина.
Выписка послана: т. Крестинскому.
Протокол № 3 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.3.1934.– РГАСПИ. Ф. 17. On. 162. Д. 16. Л. 19.
М.М. Литвинов в конце февраля– начале апреля был болен гриппом и работал дома (принимал коллег и т. д.) В наркомате его замещал Н.Н. Крестинский, этим объясняется адресация ему выписки из протокола Политбюро. Содержание обращения Литвинова в точности неизвестно, существо внесенных им предложений устанавливается по материалам НКИД.
Отказ Польши от совместной с СССР декларации о сохранении независимости прибалтийских государств (официально сообщенный НКИД 3 февраля) оказался подкреплен нежеланием Ю. Бека продолжать обсуждение этой темы в московских беседах середины февраля. «Чрезвычайно характерно, – выражал распространенное мнение Б.С. Стомоняков, – что, приехав в Москву, Бек не только решительно и окончательно отклонил какую-либо совместную акцию с нами для защиты независимости Прибалтики, но – что является еще более показательным – не поднял вопроса о конкретном сотрудничестве в области разоружения»[1476]. Единственным существенным результатом визита польского министра в СССР являлась договоренность о продлении советско-польского пакта ненападения на десятилетний срок. После возвращения Бека в Варшаву в двусторонних отношениях наступила пауза. Анализ польской общественной жизни приводил НКИД к заключению, что «мы имеем дело с директивой [Пилсудского. – Авт.] задержать дальнейшее сближение с СССР»[1477]. «Отсутствие до сих пор официального ответа поль[ского] пра[вительства] на предложение тов. Литвинова, – сообщал Стомоняков полпреду в Варшаве в середине марта, – показывает, что поляки не считают даже нужным особенно церемониться с нами. Мы считаем, однако, нецелесообразным проявлять дальше нашу заинтересованность в этом деле»[1478].
Советская дипломатия, таким образом, стояла перед необходимостью как адаптировать свою линию в отношении стран Прибалтики к ситуации сложившейся после подписания 26 января 1934 г. польско-германского соглашения о неприменении силы в двусторонних отношениях и срыва проекта советско-польской декларации о Прибалтике, так и изыскать способ оказания давления на Варшаву, выказывавшей предпочтение сближению к Берлином. Эта непростая задача облегчалась для советской дипломатии тем, что Рига, Каунас и Таллин разделяли беспокойство Москвы относительно последствий польско-германской декларации. Являясь декларацией, а не договором, она не содержала «обычной клаузулы об утрате пактом силы или о праве одной из сторон отказаться от пакта, если другая сторона нападет на какое-нибудь третье государство». «Невозможно представить себе, чтобы опущение этой клаузулы не имело специального значения… – выражал Стомоняков преобладавшее в европейских политических кругах мнение, – Это означает, что Польша будет соблюдать нейтралитет не только в случае германского вторжения в Австрию, но также и при германской агрессии против Литвы и вообще на Восток. Разногласия, которые могли бы при этом возникнуть, между Польшей и Германией, Польша обязана была бы на основе этого договора урегулировать путем переговоров с Германией»[1479].
В связи с этим в НКИД родилась идея предложить Литве, Латвии и Эстонии продлить срок действия двусторонних пактов ненападения, заключенных ими с СССР в 1932 г., на десятилетний срок. Судя по имеющимся материалам, именно эта инициатива была выдвинута М.М. Литвиновым в упомянутой записке от 17 марта (НКИД ходатайствует в правительстве о разрешении сделать предложения прибалтийским государствам о продлении пактов и о визите в Москву министров иностранных дел для подписания соответствующих протоколов, сообщал член Коллегии в Ковно)[1480]. Стомоняков ожидал решения «инстанции» в ближайшие дни; реакция Сталина последовала без всякого промедления. О характере внесенной им «поправки пока остается лишь догадываться. Несомненно, однако, что Генеральный секретарь пожелал выступить в роли соавтора этой обреченной на успех инициативы.
Она была сопряжена с пересмотром советской позиции в отношении Малого прибалтийского блока (Латвия, Эстония, Литва). Отказ от настороженного отношения к нему Б.С. Стомоняков в конце февраля называл «сырой идеей»[1481], но в начале марта был уже готов разделить мнение полпреда в Каунасе о желательности одновременного приезда в Москву министров иностранных дел трех балтийских стран (что способствовало бы укреплению планов прибалтийского блока)[1482]. М.М. Литвинов считал более подходящим пригласить в начале глав МИДов Латвии и Эстонии и лишь затем – Литвы. Дискуссии на этот счет продолжались, и спустя месяц после рассматриваемого решения Политбюро, Стомоняков писал полпреду в Риге: «По вопросу о малом прибалтийском блоке у меня тоже уже возникли мысли о перемене нашего отношения к сближению Литвы с Латвией и Эстонией в связи с изменением в нашу пользу соотношения сил между СССР и Польшей в двух последних странах. Мы уже обсуждали этот вопрос на днях, но не пришли еще к решению… Нужна максимальная осторожность»[1483].
20—21 марта 1934 г. советские полпреды в Риге, Каунасе и Таллине передали предложение советской стороны о продлении пактов ненападения на 10 лет в соответствующие министерства иностранных дел. В отличие от переговоров с Польшей о пролонгации пакта ненападения, начатых 25 марта и сопровождавшихся напряженными спорами, согласование протоколов о продлении пактов с тремя балтийскими странами не встретило никаких затруднений, и 4 апреля 1934 г. эти документы были подписаны М.М. Литвиновым и посланниками Эстонии, Латвии и Литвы в Москве.
Одним из аспектов «предложения т. Литвинова» являлся вопрос о привлечении к этой акции Финляндии. 27 марта, после того, как Рига и Каунас дали согласие на продление пактов ненападения, полпред Б.Е. Штейн получил инструкции разъяснить, что «мы не сделали Финляндии одновременного предложения только потому, что не хотели ее ставить в затруднительное положение, как это имело место при предыдущих аналогичных акциях» (проявленная Москвой деликатность содержала мстительный намек на разглашение МИД Финляндии сообщенного ему плана прибалтийской декларации Польши и СССР). «Если финляндское правительство желает продления пакта, мы немедленно сделаем ему официальное предложение», – обещал Стомоняков[1484]. Хельсинки было вынуждено поспешить, и 7 апреля Литвинов и Юрье-Коскинен подписали протокол о сохранении в силе советско-финляндского пакта ненападения вплоть до 31 декабря 1945 г.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Исторические кладбища Санкт-Петербурга - Александр Кобак - История
- В защиту науки (Бюллетень 1) - Комиссия по борьбе с фальсификацией научных исследований РАН - Прочая документальная литература
- Язык программирования C++. Пятое издание - Стенли Липпман - Программирование
- Великий князь Николай Николаевич - Юрий Данилов - Биографии и Мемуары