История моей матери. Роман-биография - Семeн Бронин
- Дата:20.10.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: История моей матери. Роман-биография
- Автор: Семeн Бронин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец пожал плечами, уклонился от разговора:
— Не знаю. Это ваше дело, внутреннее. — Видно было, однако, что он доволен дочерью: — Тебе, вижу, в рот палец не клади — по локоть откусишь… У вас там раздоры — поэтому они все такие взвинченные… Кто теперь за главного?
— Вроде Дорио, Селор и Барбе. — Рене начала следить за перемещениями в руководстве: без этого невозможно было разобраться в отношениях ее товарищей. — Был Трент — его сняли.
— Барбе за главного, — подтвердил отец. — Но это временно. Дорио под него копает, а под Дорио все прочие. Земля под каждым ходуном ходит. Хотя тот, кто действительно что-то значит, — важно прибавил он: он, видно, знал больше, чем полагалось простому профсоюзнику, да еще из анархистов, — на все плюет и делает свое дело… Что ты хочешь от легальщиков? Они же обречены на разыгрывание спектаклей. Послушаешь их: надо за оружие браться и громить мэрию или что под рукой окажется. А он придет домой, облачится, что твой буржуа, в халат и в ночной колпак, преспокойно ложится спать и забывает о том, что говорил на митинге. Они говорят: это для того, чтоб держать народ в напряжении — не сегодня-завтра вспыхнет восстание, все должны быть готовы взяться за оружие, но мы-то знаем, что это не так. И они знают. Вот и выходит балаган. А чтоб больше пыли в глаза пустить да совесть очистить, в тюрягу сходят: будет что рассказать и чем похвастаться. Все для дураков, Рене, и я вижу, ты на эту удочку не попалась. Раз спрашиваешь об этом.
— Мне надо решать, — объяснила она. — Если через год в высшую школу поступать, то, наверно, лучше повременить со всем этим.
— Да уходи совсем и навсегда!.. — Это вмешалась в разговор Люсетта: до сих пор она сдерживалась в присутствии Рене, а тут разошлась не на шутку. — Зачем тебе этот маразм?! За который никто не платит? — За время, что прошло с памятных уроков музыки, она ожесточилась, почерствела и подурнела. Ей было далеко за сорок.
— Начинается! — Робер отвернулся.
— А что ты можешь возразить на это? — враждебно сказала она ему. — Ты же сам все сказал! Может, ты к себе это наконец применишь? Сам же говоришь — балаган для дураков?
— У революционеров своя логика, — сказал Робер. — И разные бывают революционеры. Не одни только легальные.
— Я одного только вижу! И что за логика еще?! — взорвалась та. — Чтоб жена весь день работала, пальцы о рояль разбивала, а ты в своем бюро время проводил — не знаю, за кого ты там: за сторожа или за сводника!
Робер покачал головой:
— У тебя других фантазий нет? Я не хочу ни от кого брать денег, не понятно разве? — Он глядел с нарочитой веселостью. — Деньги — это кабала: сунь голову, тебе тут же хомут на нее накинут. А так все просят, одолжаются. Я анархист — мы денег не признаем, — еще и пошутил он.
— Признаешь только те, что я зарабатываю! Барон какой!.. Да что ты хоть там делаешь? — воскликнула она и обратилась к Рене как к свидетельнице. — Пять лет с ним живу и никак понять не могу!
— А тебе и не надо, — добродушно сказал Робер. — Существует конспирация.
— Чье это бюро, отец? — Рене уже понимала кое-что в этих делах.
— Было анархо-синдикалистов.
— А теперь?
— Тоже их. Только не платят. Денег нет, а к русским на поклон идти не хотят.
— Но кто-то платит за все? За аренду. Она высокой должна быть.
— Большая, — признал он. — Но не такая, как ты думаешь. Контракт до войны заключался — деньги, по нынешним понятим, мизерные, такими и остались, поскольку плата не изменилась. Но платить надо, а когда денег нет, то маленькие или большие — все одинаково… Я плачу — кто ж еще? — втихую пояснил он, будто Люсетты не было рядом.
— Видали! — вознегодовала та. — Он, видите ли, платит! Хоть бы ты чаще приходила, Рене, — может, я еще что узнаю! Это ты платишь, Робер? А может, я с моею подагрою?!
— Не ты. Есть и другие источники. Но после оплаты счетов ничего не остается, — признал он. — Что ж делать? — Он пожал плечами. — История — это такая дама: не любит, когда к ней пристают с неоплаченными счетами.
— Что?! — взорвалась его конкубинка. — Ты меня сегодня добить хочешь!.. Вот и женился бы на ней, на даме этой! Хорошая бы вышла парочка!
— С историей? Мы и так с ней помолвлены, — пошутил Робер. И чтоб не звучало похвальбою, прибавил: — Не я один. Она вон тоже. — И указал на дочь. — Мы оба с ней повенчаны.
— Христовы невесты! — не выдержала та. — Обоего пола! Не слушай его, Рене! Учись, получи какую-нибудь профессию — чтоб этих Альфонсов в глаза не видеть! Подальше от них держись и живи в свое удовольствие! Ты знаешь, что такое жить в свое удовольствие, Робер?
— Знаю. Только этим и занимаюсь.
— За счет других! Революционер чертов! Коммунист проклятый!
— Я не коммунист. Ты меня не обижай.
— А кто ж ты есть?
— Я сам по себе. Маркса, правда, иной раз почитываю. — Он повернулся к дочери, посчитав разговор с женой законченным. — Что верно — так это то, что не нужно нашему брату обременять себя семьею. Не выходи замуж, Рене. Пока впритык не припрет. У меня, например, это не получилось. Сколько ни пробовал, все боком выходит. — Это была запоздалая месть Люсетте.
— И кто виноват в этом? — спросила жена.
— Кто? Я, конечно, — отвечал по обязанности тот, совсем в этом не уверенный. Люсетта поглядела на него, будто в первый раз увидела.
— Вот поэтому тебя в семье твоей и видеть не хотят! — выругалась она. — Не знают, чего от тебя ждать. Того гляди, приведешь в дом какого-нибудь головореза!..
Семья Робера, действительно, не то что бы окончательно порвала отношения с ним, но не звала к себе и комнату его, пока что бы временно, отдала няньке, нанятой для сына Андре и Сюзанны. Робер приходил туда лишь на празднование дня рождения матери: святой день для всего семейства. Он был как отрезанный ломоть — с этим смирились и с Робером мысленно простились. Французы суше и решительнее русских: они долго и упорно помогают попавшему в беду родственнику — но только до тех пор, пока не выяснится, что он сам ничего предпринимать не хочет, напротив, упорствует в своем бедственном, на их взгляд, положении и чувствует себя в нем как рыба в воде. Тогда о нем забывают и вычеркивают его из памяти: даже мать Робера, которой, по российским представлениям, следовало печься о сыне до гробовой доски, вела себя так же. Вслед за Робером забыли и о Рене. Яблоко от яблони недалеко падает, и грехи отцов ложатся на детей — что бы по этому поводу ни говорили и ни думали все либералы и гуманисты мира.
Робер обиделся. Дом до сих пор был его слабым местом.
— С чего ты взяла?
— Как — с чего?! Твоя дочь родная — а ты ее черт знает куда толкаешь! Не ходи, Рене, в этот гадюшник! Я туда ни ногой — там какие-то сомнительные личности околачиваются!.. — И не находя слов, чтоб излить чувства, ругнулась несколько раз подряд, будто одного было недостаточно: — Merde! Merde! Merde!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Тьерри Янсен - Испытание болезнью: как пережить рак груди - Тьерри Янсен - Публицистика
- Наш подарок французскому народу - Лариса Яковенко - Юмористическая проза
- Секретная инструкция ЦРУ по технике обманных трюков и введению в заблуждение - Роберт Уоллес - Шпионский детектив
- Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк - Станислав Лем - Научная Фантастика
- Записки - Александр Бенкендорф - Биографии и Мемуары