Юность, 1974-8 - журнал «Юность»
0/0

Юность, 1974-8 - журнал «Юность»

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Юность, 1974-8 - журнал «Юность». Жанр: Советская классическая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Юность, 1974-8 - журнал «Юность»:
В НОМЕРЕ:ПРОЗАЛюдмила УВАРОВА. Переменная облачность. Повесть.Геннадий МИХАСЕНКО. Милый Эп. Повесть. Окончание.ПОЭЗИЯПабло НЕРУДА. Возвращаясь. Посол. Все. Подождем. Здесь. Приехали несколько аргентинцев. Перевод с испанского Льва Осповата.Сергей БАРУЗДИН. Моим друзьям. «…А мы живем…». «Есть у нас в Переделкине деревце…». «В Порт-Саиде все спокойно…». «Бегите суеты, бегите суеты!..». «Как порою жизнь обернется!..»Абдулла АРИПОВ. Аист. Ответ. Перевод с узбекского А. ГлейзерДмитрий СУХАРЕВ. «Каждому положен свой Державин…». Шутливая песенка. Ночные чтения. Возлюби детей и щенков. Лирический геройАлександр РОМАНОВ. Утро. «Когда эта песня была?..» «Приезд мой яркой встречей озари…»Олег ЧУХОНЦЕВ. Девочка на велосипеде. «Еще помидорной рассаде…». Иронические стансы. Бывшим маршрутом. «…И поглотила одна могила…»Юрий СМИРНОВ. «Менялы, коллекционеры…». «Должно быть, мало витаминов…»Сергей БОБКОВ. Вечный огонь. «Красноперые дни…». «От свидания к свиданью…». У моря.Людмила ОЛЗОЕВА. «Подснежник в золотых веснушках детства…». «Под сердцем жажда жить комочком проросла…»КРИТИКАИраклий АНДРОНИКОВ. Новый Пушкин. (К нашей вкладке)Л. АНТОПОЛЬСКИИ. Познание современностиБ. РУНИН. Это стихи!Круг чтения. Маленькие рецензии и аннотацииПУБЛИЦИСТИКАВалерий ПОВОЛЯЕВ. Четыре праздничных дняПИСЬМО АВГУСТАПисателю Г. Медынскому (от воспитанников трудовой колонии)Г. МЕДЫНСКИЙ Разговор всерьез.НАУКА И ТЕХНИКАЕвгений РОМАНЦЕВ. Чудеса обыкновенныеСПОРТАлександр ШУМСКИИ И пришлось президенту сбрить усыЗАМЕТКИ И КОРРЕСПОНДЕНЦИИВладимир ТУКМАКОВ. Игра без предрассудковЮ. ЗЕРЧАНИНОВ. Спеша творить добро…ЗЕЛЕНЫЙ ПОРТФЕЛЬВ. КРАПИВА, Ю. МАКАРОВ. Дневник абитуриентаГерман ДРОБИЗ. Робкие люди
Читем онлайн Юность, 1974-8 - журнал «Юность»

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 63

В повести Николая Жернакова «Поморские ветры» (издательство «Советская Россия») молодой рыбак Алексей Королев, рассказывая о себе, в то же время пытается узнать свое предназначение, свою правду. В этом непрерывном исповедальном монологе очень сильны и признаки диалога. Алексей обращается к отцу, ища ответ в поступках Королева-старшего, его испытывая и себя проверяя в этой долгой, напряженной беседе: «Вот и думаю: неужели я в тебя пошел характером? Если так, то где же та граница, которая разделила нашу жизнь надвое?» Почему «граница»? Почему «надвое»? Потому что Онисим Королев — сложный человек. Есть в ием нечто размашистое, удалое, напоминающее сыну о Стеньке Разине, а вместе с тем эта вольная, могучая натура дробится на мелочи, на браконьерство, пьянство, торговые незаконные обороты, на тюремный застенок, наконец. Ему отчего-то скучно, не может найти он простор своей энергии, из Алешки невольно воспитывает мазурика, подручного в своих делах. Имеет ли нравственный смысл сопоставление своей судьбы и судьбы такого человека? Да, имеет. Алексей обращает к отцу свои жгучие вопросы, потому что ощущает в нем несвершившееся, ту душевную силу, мера которой может быть присуща и ему самому. Повесть Николая Жернакова — поиск этой меры… Впрочем, иногда кажется, что Королев-младший мельче, несамостоятельнее своенравного, отчаянного Онисима, что он, как слабенький листик на крепкой ветке, за которую всячески стремится удержаться. Отчасти это естественно: он молод, только начинает жизнь. Да и склад его характера другой: он скорее романтик, чем реалист. Как он любит свой рыбачий промысел, свою Двину!..

Писатель ведет героя с помощью той путеводной нити, которая связывает людские судьбы, поступки и мысли. И когда не дописаны человеческие характеры, слабеет наше читательское «ощущение нити». Впрочем, нить все же крепка: герой находит себе дорогу, судьба его складывается в конце концов благополучно. Но он отнюдь не удовлетворяется внешним благополучием. Он хочет понять, как живут «хорошие люди» и как жить, не скрывая от них своей «сердцевины», как определить, где кончается личное и начинается общественное, — сгущенный гражданский смысл личного поступка. Писатель накрепко включил своего героя в ритмы непрерывной нравственной беседы; сама пульсация характера уже содержит в себе некоторый ответ…

Подвинемся, однако, южнее могучей Двины, к Вологде, с ее кремлем и поржавело-белыми куполами церквей, с часами, тихо вызванивающими на колокольне, и утицами, мирно купающимися в неширокой речке Вологде, с ее 800-летней историей, с современной разнообразной жизнью. Тут тоже писательская семья, богатая дарованиями, интересами, проблемами, поисками. Среди членов ее — Виктор Астафьев.

Повесть «Последний поклои», новые главы которой опубликовал журнал «Наш современник» (№№ 5–6 за 1974 год), писатель назвал «самой большой и неизбывной любовью». Он обозначает и жанр произведения: «моя летопись», то есть «автобиографическая летопись», когда, по сути, нет отличия между автором и лирическим героем, когда люди и места событий «выведены под своими доподлинными именами и названиями». Впрочем, «Последний поклон» менее всего походит на летопись, пунктуально и умиротворенно следующую за фактами. Это вещь страстная, требовательная, выросшая из личностного эмоционального соединения прошлого и яви. «Было» и «есть» в ней прочно соединены. Зрелый, владеющий суровым опытом жизни писатель Виктор Астафьев — и мальчик Витька, там, в Сибири, в Игарке, выселенный из родного села Овсянка вместе с семьей. Автор вглядывается: это я? Это я потерял мать, умершую так рано, а потом отца и мачеху, забывших обо мне в трудное время? Это я беспризорничал, лил сиротские слезы, воровал, дружил с хромоногим Кандыбой, в полусне, изъеденный вшами, голиком лупил вредную учителку Ронжу, сгорал от лихоманки на казенном топчане, видел, как заживо палят крыс, топчут карманников сапогами на базаре, и пришел все-таки к порогу детдома? Это я все победил, не смешав добро и зло, обострив в душе неслыханную чуткость к справедливости: «Обмялся, чуток стал, всякое слово в заболь принимаю? Это я-то маленькое существо, которое вынесло в груди своей громадную волю к жизни?.. «Удивительно! Из полублатного мальчишки, хлебнувшего горя по ноздри, вырос солдат, самоотверженно защищавший Роднну, человек с широким гражданским мышлением. Он вернулся с фронта, рассуждает так: «Я живой, я счастлив. Счастлив? Нет, нет, не хочу такого счастья, не приемлю, не могу считать себя и людей счастливыми, пока у нас под ногами будет трястись от военных громов не земля, нет, а мешок, набитый человеческими костями, и неостывшеи лавой будет клокотать кровь, готовая в любой миг захлестнуть нас красными волнами… Но я жив! Я радуюсь дарованной мне жизни, желаю вечного мира, покоя и радости не только себе, но и всем людям». Тот, пацан, думал, как бы вывернуться из очередной опасной ситуации да что завтра поесть. А этот, солдат, ощущает в руках бьющегося огромного тайменя и размышляет о таинственной природе бытия, а потом фантазия уносит его к нашим пращурам, в далекие времена, когда не было у человека иных «устремлений, кроме продления себя». У него-то появились другие стремления! Откуда? Видно, из той детской остроты ощущения справедливости и несправедливости, из способности обобщить увиденное выросло и развернулось в нем гуманистическое мироощущение. Второе, повзрослевшее «я» героя наследует у первого его лучшие качества, преобразовывая и закрепляя их.

Главная черта книги В. Астафьева — достоверность. Автор держится строгой правды. Он не добавляет мальчику Виктору выдуманных чувств и мыслей, сверхсложных переживаний. Веришь и тому, что Виктор-солдат вынес в сердце те идеи, о которых говорит писатель. Повесть «Последний поклон» пронизана глубоким доверием к тому, что воспринимает, испытывает и узнает для себя один человек. Но при этом: субъективное, страстное, личное, своя боль и радость — все это с объективным, существующим за пределами индивидуального «я». Открытие внутреннего сопрягается с открытием внешнего. Это образец по-настоящему современной реалистической прозы с ее напряженностью, драматизмом, бескомпромиссным духом исследования. Это автобиографическая летопись, примыкающая к высшему разделу литературы по имени «летопись человека»… Еще одна писательская индивидуальность, неповторимая, самобытная, никого не дублирующая.

…И еще один шаг по нашему северному маршруту: вологодская деревенька Тимониха.

Это сельцо-кроха — шесть-семь домов. Таких немало еще рядышком: Тегернха, Печиха, Лобаниха, Вахруниха. Чем выделяется среди них Тимониха? А и ничем особенно, если не принять в расчет одного обстоятельства — это родина писателя Василия Белова. Сюда время от времени наезжает он, чтобы освежиться душой, поохотиться за горбатоспинным окунищем, да и наработаться всласть. Где как не в родных местах так-то работается? Просторная изба, где он располагается, окружена плетнем и подняла высоко бревенчато-выпуклые оправы окон. Тишина тут прямо-таки ударяет в уши. Беззвучно, словно в немом кинофильме, идут в отдалении коровы. Огромный, не имеющий предела небосвод распластался тихо, как-то ненавязчиво, будто сплющивается и льнет к земле. И грустно, и беспомощно, и лирически-нежно пускает по ветру свои листья березка. Синие, сиренево-синие облака плывут-протекают над плавно бугрящейся и плавно сникающей равниной. Холмы… Они с какой-то гармонической завершенностью переливаются один в другой, пропуская у своих подножий светлую речку Сохту.

Глянешь вокруг и подумаешь: не зря-таки новую свою книгу назвал писатель «Холмы» (издательство «Современник», 1973). В книге есть и рассказ с тем же названием. Герой его, гуляя и размышляя, выходит на «крутой и зеленый холмик, огибаемый голубой озерной подковой», любуется куполом церкви средь редких белых облаков, прислушивается к жужжанию пчел. О чем же размышляет он, обретая мир и спокойствие в родных своих пенатах? «Он ощутил сейчас какое-то странное радостное и грустное чувство причастности ко всему этому и удивился: «Откуда он взялся и что значит все это? Где начало, кто дал ему жизнь тогда, ну хотя бы лет четыреста назад? Где все его предки и что значит их нет? Неужели теперь все они это и есть всего лишь он сам и два его сына? Странно, непостижимо…». Как видим, о вещах вовсе и не пустячных раздумывает он. О жизни, об истоках ее, о таинстве смерти, о людской памяти, о вечном круговороте природы, в которую вовлечен человек. Герой произносит внутренний монолог, который можно назвать лирико-философским и в некотором смысле элегическим. Почему? Да потому что в вопросах — коренных и важных для нашего героя — нет заданной категоричности. В них есть то, что с большой долей условности можно назвать сомнением о сомнении. И это чрезвычайно показательно для героев Василия Белова. Иван Африканович Дрынов из повести «Привычное дело» так именно разговаривает сам с собой, когда заплутал он в лесу и стало ему на душе ох как худо. Константин Платонович Зорин из «Плотницких рассказов» весь пронизан такими вопросами, ищет ответов на самые общие задачи жизни. И понятно, что склад мышления героев с несомненностью указывает на особенности мироощущения автора. Сама натура писателя Василия Белова требует таких именно вопросов, но и требует, чтобы задавались они от имени персонажей его произведений. Отдавая им частичку самого себя, Василий Белов остается вроде бы «в стороне», но в то же время присутствует при диалогах героя с реальной действительностью.

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 63
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Юность, 1974-8 - журнал «Юность» бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги