Упырь на Фурштатской - Р....
- Дата:19.06.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Упырь на Фурштатской
- Автор: Р....
- Просмотров:7
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Упырь на Фурштатской
Забытая вампирская новелла ХIХ-ХХ вв.От составителя
Вошедшие в эту книгу произведения смело можно назвать забытой классикой вампирической литературы. Многие из них редко или практически никогда не переиздаются, другие — как «Упырь на Фурштатской улице», одно из центральных произведений русской вампирической литературы — до сих пор и вовсе пребывали в неизвестности.
Книгу составили в основном сочинения русских авторов, и они отнюдь не исчерпывают вампирический жанр в русской литературе ХIХ-первой половины ХХ века: область эта куда богаче, чем представляется многим читателям и академическим исследователям (тем более что поэтические произведения не были включены в книгу и, вероятно, составят отдельную антологию).
Исключением является новелла «Таинственный незнакомец», специально переведенная для настоящего издания. Это сочинение, чья английская версия была впервые опубликована в 1854 г., стало важнейшим источником знаменитого «Дракулы» Брэма Стокера.
В комментариях читатель найдет основные сведения, касающиеся включенных в книгу новелл, и некоторые беглые замечания по поводу их взаимосвязей и места в вампирической литературной традиции; углубленное рассмотрение их — дело будущего.
ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ
Умереть, уснуть. — Уснуть!И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность.
Гамлет.Борей, этот грозный северо-западный ветер, что весной и осенью вздымает водные бездны бушующей Адриатики и становится так опасен для кораблей, с воем проносился по лесам, раскачивая ветви старых узловатых дубов в Карпатских горах, когда отряд из пяти всадников, окружавших паланкин, запряженный парой мулов, свернул на лесную тропу, даровавшую путникам некоторое укрытие от апрельской непогоды и позволившую им чуть перевести дух. Наступал вечер, принесший с собою невыносимый холод; время от времени снег начинал идти большими хлопьями. Во главе отряда ехал верхом высокий старый господин с аристократической внешностью; то был владетель Фаненберга в Австрии. От бездетного брата он унаследовал большое имение, находившееся в Карпатских горах; теперь он, в сопровождении своей дочери Франциски и племянницы лет двадцати, которая воспитывалась вместе с нею, направлялся в свои новые владения. Рядом с кавалером скакал стройный молодой человек лет двадцати с лишним — барон Франц фон Кронштейн; на нем, как и на кавалере, была широкополая шляпа с длинными перьями, кожаный плащ, сапоги для верховой езды с широкими голенищами — словом, одежда путешественника, принятая в начале семнадцатого столетия. Черты молодого человека выдавали открытый и дружелюбный характер и известную рассудительность; но в выражении лица его было больше задумчивой и чувствительной мягкости, чем юношеской отваги, пусть никто и не смог бы отрицать, что он был в избытке наделен и юношеской миловидностью. Когда кавалькада свернула в дубовый лес, он направил коня к паланкину и заговорил с дамами, сидевшими внутри. Одна из них — к кому и были по преимуществу обращены его слова — отличалась ослепительной красотой. Ее волосы, от природы вьющиеся локонами, обрамляли изящный овал лица; сияющие подобно звездам глаза были исполнены чувства, живого воображения и даже игривости. Франциска фон Фаненберг, казалось, едва слушала речи поклонника, решившего осведомиться, как приходится ей в путешествии, каковое сопровождается подобными лишениями; она, как обычно, отвечала ему коротко, почти презрительно, и наконец заметила, что если бы отец не возражал, она давно попросила бы барона занять ее место в паланкине, напоминающем ужасную клетку, ибо барона, судя по высказанным им наблюдениям, беспокоит погода; сама же она, несомненно, предпочла бы гарцевать на резвом коне и лицом к лицу встречать ветра и бури, чем сидеть здесь в заточении, в то время как паланкин влекут по холмам эти длинноухие животные, и умирать от тоски. Слова молодой дамы и особенно полупрезрительный тон, которым они были произнесены, оказали, по-видимому, самое болезненное воздействие на молодого человека: он ничего не ответил в этот миг, но рассеянный вид, с каким он выслушал любезные слова другой молодой дамы, показывал, насколько был он расстроен.
— Мне кажется, дорогая Франциска, — любезно сказал он в конце концов, — что дорожные тяготы обременяют вас куда больше, чем вы готовы признать. Вы обычно так добры со всеми, но во время нашего путешествия часто пребывали в дурном настроении, что так сказывалось на вашем покорном слуге и кузене, каковой с радостью вытерпел бы вдвое и втрое больше неудобств, если бы тем мог вас избавить от самого ничтожного из них.
По виду Франциски было понятно, что она собирается ответить новой колкостью, но тут послышался голос кавалера, звавшего племянника, и тот, пустив коня в галоп, поскакал вперед.
— Жаль, что не могу я порядком отчитать тебя, Франциска, — с ноткою недовольства произнесла ее спутница. — Стыдно так обходиться с бедным кузеном Францем: ведь он искренне любит тебя и когда-нибудь, что бы ты ни говорила, станет твоим мужем.
— Моим мужем! — со злостью проговорила Франциска. — Да мне придется полностью переменить свои взгляды или ему — все свое существо, прежде чем такое случится. Нет, Берта! Я знаю, что отец хотел бы этого больше всего на свете, и я не отрицаю, что у кузена Франца могут иметься, или имеются (вижу, вижу, ты уже состроила гримасу) свои достоинства; но выйти замуж за избалованного неженку — никогда!
— Избалованного неженку! ты совсем несправедлива к нему, — поспешила возразить ее подруга. — Только потому, что он не отправился на войну с турками, чем не добьешься славы, но послушался совета твоего отца и остался дома, чтобы привести в порядок свое запущенное имение, и сумел сделать это со всем тщанием и предусмотрительностью; и только потому, что он не называет этот бушующий ветер легким дуновением зефира — по таким ничтожным причинам ты именуешь его избалованным неженкой!
— Можешь говорить все что угодно, но он таков, — упрямо вскричала Франциска. — Человек, что завоюет мое сердце, должен быть смел, честолюбив и, не исключаю, деспотичен; мягкотелые, терпеливые и задумчивые натуры мне донельзя претят. Способен ли Франц на глубокое чувство, будь то в радости или в горе? Он вечно одинаков — сдержан, слабоволен и скучен.
— У него доброе сердце, и он не лишен пылких чувств, — сказала Берта.
— Доброе сердце! быть может, — отвечала Франциска, — но лучше пусть надо мной тиранствует, пусть подавляет мое естество будущий муж, чем дарит мне такую тоскливую любовь. Ты говоришь, что Франц не лишен и пылких чувств. Не стану возражать тебе, так как это было бы невежливо — но чувства эти обнаружить нелегко. И пусть ты права в обоих твоих утверждениях, человек, который ничем не проявляет свои качества, достоин порицания. Можно наделать немало глупостей, даже проявлять время от времени крутой нрав, если только в том не будет ничего неподобающего; и все же такого мужчину можно простить, если им руководят твердые воззрения и он движим неким идеалом. Возьмем, к примеру, твоего преданного обожателя, кастеляна Глогау, кавалера Войслава; он любит тебя всей душой и теперь всецело может обеспечить тебе должную жизнь в замужестве. Этот храбрый человек потерял правую руку — причина достаточна, чтобы отдыхать у камина или ткацкого станка милой Берты; но как поступает он? — Он отправляется на войну, в Турцию; он сражается по благородному поводу…
— Подвергая опасности вторую руку и рискуя заполучить еще один шрам через все лицо, — вставила ее подруга.
— Он оставляет возлюбленную даму, и та плачет и чахнет, — продолжала Франциска, — но вот он возвращается, увенчанный славой, и женится на ней, окруженный почестями и восхищением! И все это совершает человек сорока лет, суровый воин, выросший не при дворе, но солдат, у которого всего-то и есть, что плащ да меч. Тогда как Франц — богатый и знатный Франц — но нет, я не буду продолжать. Если ты любишь меня, Берта, больше ни слова об этом проклятом предмете.
Франциска с недовольной миной откинулась в угол паланкина и закрыла глаза, словно от усталости собиралась задремать.
— Ветер дует во всю силу, и нам, как ты говоришь, придется направиться в объезд, чтобы не угодить под его яростные порывы, — сказал кавалер, обращаясь к старику в меховой шапке и накидке из грубо выделанной кожи, который, судя по всему, служил остальным проводником.
— Тот, кто сам никогда не испытывал ярости Борея, летящего меж Сессано и Триестом, не знает ничего о бурях, — ответил тот. — Когда поднимается ветер, снег метет по земле, свиваясь в высокие и мощные колонны. Но это ничто в сравнении с тем, что следует далее. Снежные колонны вздымаются все выше по мере того, как усиливается ветер, и вот уже сверху, снизу, со всех сторон не разглядеть ничего, кроме снега — если, конечно, к снегу не примешивается песок и гравий, потому что тогда и вовсе невозможно открыть глаза. Единственный способ спастись — закутаться в плащ и лечь плашмя на землю. Даже если дом ваш в нескольких сотнях шагов, вы можете расстаться с жизнью, пытаясь до него добраться.
- Тысячеликая героиня: Женский архетип в мифологии и литературе - Мария Татар - Публицистика
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Протопоп Аввакум и начало Раскола - Пьер Паскаль - Религиоведение
- Белый яд. Русская наркотическая проза первой трети ХХ века (сборник) - А. Шерман - Русская классическая проза
- Энциклопедия мудрости - Н. Хоромин - Энциклопедии