Форма входа
0/0
Именем Ея Величества - Владимир Дружинин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Именем Ея Величества
- Автор: Владимир Дружинин
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Именем Ея Величества - Владимир Дружинин. Жанр: Историческая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Именем Ея Величества - Владимир Дружинин:
Роман повествуют о событиях недолгого царствования императрицы Екатерины I. Слабая, растерянная Екатерина, вступив на престол после Петра I, оказалась между двумя противоборствующими лагерями. Началась жестокая борьба за власть. Вокруг царского престола бушуют страсти и заговоры, питаемые и безмерным честолюбием, и подлинной заботой о делах государства.
Читем онлайн Именем Ея Величества - Владимир Дружинин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Впрочем, карающие ещё не вчитались. Толста больно. Пускай писатель сам объяснит.
Ввели колодника. Данилыч поглядел скорбно. Боже милостивый, что делают с человеком боль и страх! Не узнать Посошкова — куда делась округлость лица, где бодрая осанка удачливого коммерсанта? Глаза запали, утратили природную, живую голубизну — оловянность какая-то в них. Неделя допросов — и отощал, скинул жирок с живота, с груди, меньше ростом стал, съёжился, будто хочет в собственной коже спрятаться от кнута, от раскалённого железа. Зрелище неприятное, изредка пробуждавшее жалость в душе князя непрошено, непозволительно. Причастен ли сей Посошков, арестованный по делу Федоса? Возможно, ничуть…
Угодил, как кур в ощип.
Излишнее, стеснительное это чувство — жалость. Поддаться ему опасно. Один Бог видит человека насквозь, государь и тот сомневался. На дыбе, если послушать, каждый невинен, яко младенец.
Данилыч потел, освежался квасом, бросал на жаровню палача душистую бумагу, чтобы отбить запах гари, крови, обожжённой плоти, нечистот. Ласково вразумлял писателя:
— Грех тебе, Иван Тихоныч! Меня обманываешь, императрицу нашу обманываешь. Покайся, милый! Пошто тебя пастырь твой окаянный возлюбил? Сочинение твоё берёг, благословлял тебя лапой своей мерзкой. На что настраивал? Покайся честно! Скажешь правду — выпущу тебя на волю, ей-Богу выпущу, сегодня же. На волю, к жене, к деткам… Хочешь, к себе на службу возьму?
Мелькала такая мысль — взять грамотея, сочинителя, оборотистого купца и к тому же серебрянщика. Родился в селе Покровском под Москвой, ремесло там от дедов, с юных лет плавил, ковал, чеканил обожаемый князем металл. Вот кто определил бы досконально истинную ценность изделий, закупаемых за границей, а также разной иноземной монеты — талеров, шиллингов, пиастров всяких… И помогал бы составлять рецепты для выпуска денег российских.
— Бормочешь ты, милый, не разберу…
Губа у сочинителя рассечена — верно, упал и напоролся на что-то или сторож наподдал. Ох, свирепость людская…
— Князь, батюшка… Спроси новгородских…
Могут подтвердить — не показывался он там в последние годы, незачем было, понеже на винном заводе добрый есть управитель. Книга писалась в Петербурге ото всех тайно.
— Тайно? Почто же этак?
— Она… Токмо для государя.
Действительно, на первом листе обращение к отцу отечества. Покорнейшая просьба удостоить вниманием рассуждения его, Посошкова, о предметах весьма важных. Отчего напрасная скудость происходит и отчего богатство умножается.
— От Федоса не таился, однако… Поднёс ему книгу. Не он ли надоумил писать?
Клянётся сочинитель — сам осмелился, без наущенья стороннего. А поднёс архиепископу, почитая его за покровителя. Гнусные поступки Феодосия предугадать не мог. Ранее представил ему первую свою книгу — о семейных добродетелях, о воспитании детей. Нуждался в одобрении.
— Понятно, Иван Тихоныч, понятно. Похвала и кошке приятна. Теперь-то разумеешь, каков благодетель твой?
— Да кабы ведал…
— Он злодей, отступник, — и князь повысил голос. — Государя покойного лаял, царицу лаял. Слышал народ, а ты… Уши у тебя заложило? Ступай, подумай! Может, вспомнишь.
Что нового в итоге? Не раз было сказано, не раз записано… Ошибся писатель, надо же — Федосу дарил книги, не кому другому…
Говаривал царь — лучше десять виновных простить, нежели казнить одного невинного. А распознать не просто… Всяк человек ложь. Тоже его речение, к концу жизни более частое. Казнить Посошкова, впрочем, не за что. На что же решиться? Отпустить сочинителя — значит пошатнуть пугало заговора, в котором ему надлежало бы играть видную роль. Гнев царицы он уже навлёк. Пишет, дружбу водит с большими бородами — сего довольно.
— Это еретик, да? Эй, Александр! Жечь надо…
Известий из камеры пыток требует постоянно. Количество арестованных, намёки Данилыча, таинственные умолчания — дескать, роем, матушка, роем — жалят её больше, чем улики — натянутые, хрупкие. Внимает, глотая венгерское, и возбуждённая фантазия дополняет скупость рапорта. Название книги она забыла, зато гнев против ересей, гнев пасторский забурлил в ней. Иная книга страшнее бомбы во сто крат, — вещал Глюк, ветеран германских церковных распрей.
Что же — спалить, не разобравшись? А вдруг мужик-то умён окажется. Не хуже немцев, нанятых в Академию наук. И ему, может, в ней глаголать.
Останавливало царское имя, выведенное крупно, благоговейно. Пётр внушил Данилычу уваженье к учёным и пишущим. Без вниманья не оставил бы книгу, если бы дожил. Злосчастный Посошков опоздал немного. Подвела его книга. Что ж, авось она и выручит. И обретёт он — серебрянщик, добытчик — вместо тюремной ямы ну не кресло в Академии, так княжескую милость, службу…
— Замучил ты человека, — сказал князь Ушакову, прощаясь — дай отдышаться. Одуреет ведь.
Так отчего же постигает державу скудость и как сотворить богатство?
От лености, возглашает автор, от насилия помещиков и самоуправства чиновников, коих расплодилось ныне видимо-невидимо, семь шкур дерут с бедного земледельца. Указы его величества, осуждающие сие, справедливы, но «высокородные на уложенные уставы мало смотрят, но как кто восхощет, так и делать будут по своей пыхе». Станет ли жестокого жадного помещика укрощать, наказывать чиновный шляхтич? Нет, конечно… «Вси правители дворянского чина своей братии знатным норовят, власть имут и дерзновение токмо над самыми маломочными».
Тиранят крестьян, городской люд и указов не боятся. Благие намерения государя и распоряжения, выходит, бездейственны, ибо нужны меры решительные, замена начальствующих лиц. Доверять исполнение указов на местах лицам простого звания, лишь бы толковые были, честные, доброго нрава.
Право дворян владеть землёй и людьми Посошков не оспаривает, но напоминает:
«Крестьянам помещики не вековые владельцы, того ради не весьма их берегут, а прямой их владелец Российский самодержец». Он властен над жизнью и имуществом всех подданных, и все они перед ним в ответе, высшие и низшие.
Однако даже самый мудрый монарх не безгрешен. Подушную подать, введённую царём, Посошков не приемлет — «душа вещь неосязаемая». На учёте у сборщиков младенцы, ветхие старцы, беглые, умершие — не скоро ведь обновляются списки. Здоровые, работающие тяжкое несут бремя. Не лучше ли взимать налог не с души, а с дохода — пропорционально? Подражания заслуживает, по мнению автора, старинная «десятина» — десятая часть достояния, уделявшаяся церкви.
Новое не всегда хорошо — немало уроков подаёт прошлое. Прежде, при Алексее Михайловиче, Уложение, сиречь новый свод законов, издавалось не токмо самолично монархом, но Земским собором. Созывали подданных разных званий, не одних благородных. Так бы и впредь поступать при важнейших надобностях.
Во всякое время да будут ведомы государю мнения и нужды подданных — и не через чиновных, а из первых уст. «И ещё кто узрит какую неправостную статью, то бы без всякого сумнения написал бы, что в ней неправости, и, ничего не опасаясь, подал бы ко исправлению тоя книги, понеже всяк рану свою в себе лучше чует, нежели во ином ком». Тут Посошков спешит заверить — сии поправки к закону «вольным голосом» не в ущерб самодержавию, и предлагает автор такой порядок «ради самые истинные правды».
В согласии с Петром писатель считает — никто не может быть выше закона. Справедливый закон да объемлет всё бытие огромного государства, проведёт границы дозволенного и запретного. Конечная же цель управления — общая польза, одоление скудости, рост богатства.
Источник оного — труд. Исправно трудится тот, кто ждёт от усилий своих верного прибытка. Многая скудость — от произвола помещиков. Они не только мучители, но нередко дурные экономы, допускают переделы земли, дробление её. Разумнее закрепить за каждой семьёй надел твёрдо, дабы мужик сознавал себя на своём куске хозяином. Когда земля не кормит, он бросает её, бежит на Дон, а кто зажиточней, тот чает большей прибыли от торгов. Сие необходимо строго пресечь.
Всяк да занимается своим наследственным делом — негоже изменять ему, терять интерес, лезть в чужие сани. Сам ремесленник, ставший купцом, винокуром, Посошков весьма радеет о горожанах. Богатство державы возрастёт сильно, если развить коммерцию, мануфактуры. Некоторые купцы имеют крепостных, да и автор грешен в этом. Запретить, пусть нанимают, труд добровольный предпочтительнее. В городах поощрять ремёсленные цехи, мастерство, тогда иностранцы, покупающие в России одно лишь сырьё, «будут за нами гоняться».
Купцам установить разряды, первому, с капиталом в десять тысяч и выше, носить собольи шапки. Обязательную одежду, вплоть до рубашки, Посошков назначает для каждого сословия — сие престижу способствует и ответственности перед законом и государем. И здесь он прожектирует в духе Петра, поборника жёсткой, всепроникающей регламентации.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Именем Ея Величества - Владимир Дружинин бесплатно.
Похожие на Именем Ея Величества - Владимир Дружинин книги
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Императрица и ветер - Мария Чурсина - Фэнтези
- Записки - Александр Бенкендорф - Биографии и Мемуары
- Подводные лодки Его Величества - Пол Кемп - Прочая документальная литература
- Один год дочери Сталина - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары
