Осенний август - Светлана Нина
- Дата:30.11.2024
- Категория: Историческая проза / О войне / Русская классическая проза
- Название: Осенний август
- Автор: Светлана Нина
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У всех нас есть то, чем мы не гордимся.
– Когда ты стала такой мудрой?
– А что, я была очень глупой?
– Нет, – обескураженно замолк Матвей.
– Я видела, как погибла страна, в которой я родилась. Это уже немало. Хотя мне еще рано строить из себя всезнающую… Странно жить с этими осколками.
– Я боюсь…
– Чего?
– Вновь остаться одной в этой жуткой холодной квартире, напичканной безумными людьми.
– Вера! Ты больше не будешь одна.
Он взял ее за локоть и потащил за собой, борясь с ветром, бросающимся на них с удивительным постоянством.
– Где тут ближайший ЗАГС? – возбужденно крикнул Матвей, поперхнувшись шквалом, обрушившимся ему в горло.
Вера затормозила так резко, что едва не оторвала ему рукав.
– Избавь меня от этих мальчишеских выходок. Ты уехал черт знает куда, ничего не объяснив, а теперь возвращаешься как ни в чем ни бывало! И думаешь, что я кинусь к тебе в благодарность, что ты вообще соизволил ко мне вернуться? Если тебе нужна покорная жена, то это не я!
– Да не нужна мне другая жена, ни покорная, ни скучная, никакая еще, – сказал он, как умел, со своим спокойным юморком. Она вгляделась в его мягкие, но стойкие глаза, в ироничные морщинки, в неожиданно привлекательную щетину.
Вера сощурилась и зашагала прочь. Матвей с невиданным упрямством, приобретенном от хронических лишений, побежал вслед.
Часть вторая
1
Это ощущение пред летнего города, уже переходящего к индустриализации, но все еще совсем юного, как бы новообращенного. Активно развивающегося, пухнущего водопроводами. Хранящего в недрах дворов – колодцев запах новой советской жизни. Почти полное отсутствие автомобилей, широкие дороги и по-новому заселенные квартиры в высоких домах модерн. Несоизмеримый разрыв между умирающими от голода деревнями и лоскутной столицей.
Прежде чем направиться на учебу, Вера отворяла до потолка протянувшийся шкаф из ясеня, с омерзением прислушиваясь к шебаршению соседей за дверью. Но долго на этом досадном факте она не останавливалась – нужно было выбирать облачение, разрываясь между единственной юбкой и двумя фланелевыми блузками.
Блага, которые давала их сословию баснословно нищая страна, смелись, а Петроград оказался заполонен толпами каких-то неблагонадежных людей, которых Вера раньше лишь себе представляла, причем неверно. Толпы эти вваливались в старобытные квартиры и принимались засаливать их своими ручищами. Жизнь забурлила и затеснилась в коммунальной квартире. Вера до сих пор не свыклась с мыслью, что в ее драгоценное обиталище, обуянное воспоминаниями целой семьи, подселили каких-то громогласных и не слишком аккуратных персон.
Женщины двадцатых годов – голодные, незащищенные, в простых однотонных костюмах – отголосках ослепляющей моды Европы того же времени – волновали Веру больше всего. Руками они мыли некрашеные полы, захватывая мокрую холодную тряпку и стирая колени в кровь. Замученные работой, они с утробным интересом отрывались от стирки ради скандала или сплетни. Вера не жаловалась и не роднила себя с ними. В простой одежде, которую приходилось стирать самой. Но на быте она не зацикливалась, не позволяла ему завладевать болтовней нового времени, где толпы восторженных юнцов, орущих о новых формах, не замечали своих прохудившихся башмаков.
Мария Валевская позабыла научить Веру угождать мужчинам и вести хозяйство. В любом случае, навыки управления слугами теперь бы не понадобились ее дочери. Вера с теплотой вспоминала Полину, очень аскетичную в быту и очаровавшую этой аскетичностью ее саму. Они освободились от давления растерзанного быта, от прежних церемоний и привязанности к слугам, от вечных дум о том, что надеть или купить. Теперь все было просто, трудно, но каким-то удивительным образом интересно. А следы Поли крепко затерялись в межвременной суете. Вера пыталась отыскать информацию о сестре, но это было практически невыполнимо в стране, где разрушено оказалось все от почты до обувных заводов.
Выходя из дома, Вера прежде всего пробовала воздух. Если он был хрустален и скупо обагрен ярко-белым солнцем, она приободрялась и размашисто шагала в университет балагурить с однокашниками и мечтать об обеде. Если же ее зашитые туфли сжимались при виде серости и капель по камню, Вера бежала за трамваем – крепко сколоченным, шумным, красно-белым. Бежала она и обратно домой к уюту Матвея вслед за отлетающими золотыми листьями в сочном солнце. Бежала за лекциями Петроградского университета, всеми корнями еще в старомодной жизни увесистых подоконников навязчивого запаха влажного дерева. С толстенными стенами и высокими спинками диванов в кабинетах профессоров – ушедшая пора не брезговала излишествами, а теперь ненавязчиво молчала о том, что произошло и затронуло всех.
Вера удивлялась сама себе, как умудрилась, уверяя себя в собственной тотальной меланхолии в переломный для истории момент, поступить на языковедческий факультет. И еще больше она поражалась, как мало, несмотря на отступивший с замужества голод на нее повлияла революция. Отовсюду неслось сознание, что повлиять она должна была колоссально… У Веры не получалось ко всему относиться серьезно.
Весна иссушивала Ленинград, новообращенный, выносивший в своем чреве три революции. Заливисто получалось хватать мир с неверием в его натуральность. На бегу растрепывались волны волос. Проносилась юность. Одно слово и целая эпоха жизни, наполненная всем понемногу, а больше всего собой, ослепленностью миром и его невероятностью. Каменные дома приглушенных цветов смыкались во дворы, напичканные кривобокими скамейками и веревками с потрепанным бельем. Подробности жизни, порой даже неприятные, интимные, в Вериных глазах приобретали сакральный смысл, потому что она впитывала в себя жизнь, не уставая. Войны и даже построение нового государства казались только приходящими.
Двадцатые годы, сменившись с голода на НЭП, дали Вере то, чего раньше она не чувствовала – ощущение свободы. Пусть грязноватой, недоделанной, но свободы в выборе отношений и слов. Это было бесценно после многих лет стеснения физического и мысленного. Раньше женщина могла быть свободна, лишь найдя понимающего мужа – почти неосуществимое желание. Вера не могла пренебречь тем, что теперь стала чем-то ценным не в переплете или на холсте. Внутренняя свобода сделала Веру безразличной сторонницей нового режима. Как истинная женщина, она примкнула к победителю.
2
– Ты постоянно или сгущаешь краски, или вовсе не замечаешь ничего кругом. В тебе нет единства.
– Ты сама говорила мне, что человек – это движение. Нет ничего хуже, чем засыхание суждений. А теперь обвиняешь в лицемерии.
– Наша беда в том, что…
– Мы себя ненавидим.
– … мы слишком много воевали, – закончила Вера с досадой.
– Мы себя ненавидим… – с тоской повторил
- Анна Ахматова - Георгий Чулков - Русская классическая проза
- Звёздный прилив - Дэвид Брин - Космическая фантастика
- Вечернее солнце, мерный плеск волн… - Виталий Пажитнов - Научная Фантастика
- Книжный магазин Блэка (Black Books). Жгут! - Роман Масленников - Цитаты из афоризмов
- Выше облаков. Сон первый - Катерина Игоревна Площанская - Прочие приключения / Прочее / Социально-психологическая