Предания нашей улицы - Нагиб Махфуз
- Дата:24.06.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Предания нашей улицы
- Автор: Нагиб Махфуз
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умейма сконфуженно умолкла и низко склонила голову. По вскоре опять заговорила:
— Не думала я, что он так жесток.
— Я-то хорошо знал его, и поэтому мне нет оправданий. Поколебавшись немного, Умейма спросила:
— Как же я буду тут жить, беременная?
— Да, непросто после Большого дома жить на пустыре. Но слезами горю не поможешь, придется нам построить хижину.
— Где? Он огляделся вокруг, задержался немного взглядом на хижине Идриса.
— Не стоит слишком удаляться от Большого дома, хотя это и вынуждает нас оставаться рядом с Идрисом. Одни на этом пустыре мы погибнем.
Подумав, Умейма согласилась с мужем:
— Да, и лучше, чтобы отец нас видел, быть может, его тронет наше бедственное положение.
Адхам вздохнул:
— Тоска меня гложет. Если бы не ты, я подумал бы, что все это происходит в кошмарном сне. Неужели сердце его охладело ко мне навсегда?! Я не стану оскорблять его, как Идрис. Увы, я ни в чем не похож на Идриса, а заслужил то же, что и он.
Умейма в сердцах воскликнула:
— Свет еще не видывал таких отцов, как твой!
— Прикуси язык, — одернул жену Адхам. Но ее это лишь распалило.
— Право же, я не совершила никакого преступления. Расскажи кому хочешь, что я сделала и какое понесла наказание, и, бьюсь об заклад, любой придет в изумление. Клянусь, такого отца еще не бывало в мире.
— Но в мире не бывало и такого человека, как он. Эта гора, и пустыня, и небеса знают его силу. Такие, как он, приходят в неистовство, когда кто— либо поступает наперекор их воле.
— При таком характере он скоро разгонит всех своих сыновей.
Оба замолчали. Кругом, на пустыре, не было видно ни одной живой души. Лишь вдалеке, у подножия горы, мелькали редкие фигуры прохожих. Солнце посылало горячие лучи с безоблачного неба, заливая бескрайние пески слепящим светом. На песке там и сям сверкали белые голыши и осколки стекла. На горизонте возвышалась гора Мукаттам, а к востоку от нее виднелась большая скала, похожая на голову человека, тело которого погребено в песках. У восточной стороны Большого дома стояла приземистая хижина Идриса, словно бросая своим невзрачным видом вызов дому. Весь пейзаж навевал уныние и страх, Умейма громко вздохнула и сказала:
— Трудненько нам придется. Адхам взглянул на Большой дом и отозвался:
— Я готов сделать все, чтобы для нас снова открылись эти ворота.
10
Стали Адхам и Умейма строить себе хижину у западной стороны Большого дома. Камни для нее они приносили с Мукаттама. У подножия горы собирали куски жести. Доски и фанеру искали в аль-Атуфе, в Гамалийе и в Баб ан-Наср. Оказалось, что постройка хижины потребует больше времени, чем они рассчитывали. Л у них уже подошла к концу еда, захваченная Умеймой из Большого дома: сыр, яйца и патока. Адхам понял, что пора подумать о заработке. Он решил продать кое-что из своего дорогого платья и купить на эти деньги ручную тележку, чтобы развозить на ней для продажи батат, горох, огурцы и другие овощи — по сезону. Когда он стал увязывать платье в узел, Умейма с горя зарыдала, но муж не обратил внимания на ее слезы и с насхмешкой сказал:
— Больше мне эти наряды не понадобятся. Разве не смешно торговать бататом, завернувшись в вышитый плащ из верблюжьей шерсти?!
Вскоре он уже шагал по пустырю, толкая свою тележку по направлению к Гамалийе, к той самой Гамалийе, которая не забыла еще его пышную свадьбу. Сердце у него сжималось, голос прерывался и крик, которым бродящие торговцы зазывают покупателей, застревал в горле. В глазах Адхама поили слезы. Не желая встречаться с людьми, которые его знали, он направился в самые отдаленные кварталы и ходил по ним, крича и предлагая свой товар, с утра до вечера, пока руки его не онемели, ноги не стерлись в кровь, а суставы не заныли. Трудненько ему было торговаться с женщинами, а еще труднее ложиться на голую землю где-нибудь под забором, чтобы перевести дух от усталости, или справлять нужду в каком-нибудь углу.
Жизнь казалась не взаправдашней. А прекрасный сад, имение и покои, выходящие окнами на Мукаттам, вспоминались как сказка. Адхам думал: «Нет ничего непреходящего на этом свете. Большой дом и недостроенная хижина, чудесный сад и ручная тележка, вчера, сегодня и завтра — все это нереально. Наверное, я хорошо сделал, поселившись на виду у Большого дома. Так я хоть не потеряю свое прошлое, как уже потерял настоящее и будущее. Ведь не было бы ничего удивительного, если бы я лишился памяти так же, как лишился отца и самого себя!»
А когда поздним вечером он возвращался к Умейме, ему некогда было отдыхать — надо было достраивать хижину. Однажды, проходя около полудня по кварталу аль-Ватавит, Адхам присел отдохнуть и задремал. Он очнулся, услышав шум оказалось, мальчишки хотели украсть его тележку. Вскочив на ноги, Адхам бросился за похитителями. Спасаясь от преследования, один из мальчишек опрокинул тележку, и огурцы рассыпались по земле. Мальчишки тем временем тоже бросились врассыпную, как саранча. Адхам пришел в неистовый гнев, и из уст его привыкших произносить только вежливые речи, полились потоки самой грязной брани. Он вынужден был ползать по земле на коленях, подбирая испачканные огурцы. Злость душила его, и он, как безумный, восклицал: «Почему гнев твой безжалостен, как испепеляющий огонь? Почему гордость тебе дороже родных сыновей? Как можешь ты жить в покое и довольстве, зная, что нас топчут ногами, словно букашек? О могучий, известны ли в твоем Большом доме снисхождение, милосердие и доброта?» Ухватившись за ручки своей тележки, он покатил ее прочь от проклятого квартала. Вдруг над ухом его раздался насмешливый голос:
— Почем огурцы, дядя?
Это был Идрис с его наглой ухмылкой. На сей раз, одетый в яркую полосатую галабею, с белой повязкой на голове, он выглядел щеголем. И хотя он не буянил и не шумел, а всего лишь насмешливо улыбался, свет померк в глазах Адхама. Он хотел было пройти, не останавливаясь, но Идрис загородил дорогу и, изображая изумление, спросил:
— Неужели такой клиент, как я, не заслуживает лучшего обращения?
— Оставь меня в покое, — нервно тряхнул головой Ад-хам.
— Разве приличествует таким тоном разговаривать со старшим братом? — продолжал издеваться Идрис.
Пытаясь сдержаться, Адхам проговорил:
— Послушай, Идрис, разве не достаточно того зла, которое ты мне уже причинил? Я не желаю больше с тобой знаться!
— Как можно?! Ведь мы соседи!
— Я не искал твоего соседства. Я хотел лишь остаться вблизи от дома, который…
— Из которого тебя выгнали!
Адхам умолк, лицо его побледнело от досады. А Идрис продолжал:
— Место, откуда ты изгнан, притягивает. Не так ли? Адхам не отвечал. Идрис погрозил ему пальцем.
— Ты мечтаешь вернуться в дом, хитрец. Ты слаб, но преисполнен хитрости. Так знай же, я не допущу, чтобы возвратился ты один, даже если небо обрушится на землю.
С раздувающимися от гнева ноздрями Адхам переспросил:
— Неужели тебе мало того, что ты со мной сделал?
— А тебе разве мало того, что ты сделал со мной? Я был любимцем всего дома, а ты стал причиной моего изгнания.
Причина твоего изгнания — твоя заносчивость. Идрис расхохотался.
— А причина твоего изгнания — твоя слабость. В Большом доме нет места ни силе, ни слабости! Отец твой — тиран. И силу, и слабость он допускает только в самом себе. Он силен до такой степени, что губит собственных детей! И слаб до такой — что женился на твой матери.
Адхам нахмурился и дрожащим голосом сказал:
— Пропусти меня. Приставай, если хочешь, к таким же силачам, как ты сам.
— Твой отец не дает спуску ни силачам, ни слабым. Я вижу, ты не хочешь его осуждать. Ты слишком хитер! И к тому же мечтаешь вернуться!
Взяв в руку огурец, он презрительно разглядывал его, говоря:
— Как это тебе взбрело на ум торговать какими-то грязными огурцами? Неужели ты не мог найти более достойного занятия?
— Мне оно нравится!
— Тебя заставила нужда. А твой отец наслаждается довольством и уютом. Подумай-ка, не лучше ли тебе принять мою сторону?
— Я не создан для той жизни, которую ты ведешь.
— Взгляни на мою галабею. Еще вчера в ней щеголял ее владелец без всякого на то права!
В глазах Адхама отразилось удивление.
— А как она досталась тебе?
— По праву сильного!
— Украл или убил… Я не верю, что ты мой брат, Идрис!
— Чему ты удивляешься, зная, что я сын Габалауи?!
Потеряв терпение, Адхам воскликнул:
— Уйди с дороги!
— Как будет угодно Вашей глупости. Идрис набил карманы огурцами, бросил презрительный взгляд на их владельца, плюнул на тележку и отправился восвояси.
Умейма ожидала Адхама, стоя у хижины. Пустырь был уже окутан мраком, и свечка внутри хижины светилась, как последняя искра надежды. А небо было усыпано яркими звездами, и в их свете Большой дом казался гигантским призраком. По молчанию мужа Умейма поняла, что ей лучше оставить его в покое. Она подала ему таз с водой умыться и чистую галабею. Адхам вымыл лицо и ноги, переменил одежду и сел на землю, прислонившись спиной к стене своего жилища. Жена приблизилась к нему с опаской, уселась рядышком и заискивающе проговорила:
- Война в Фивах - Нагиб Махфуз - Историческая проза
- Отчего вы не буддист - Дзонгсар Кхьенце - Религия
- Тетрадь моего деда - Александр Житинский - Социально-психологическая
- Ночи Корусканта-2: Улица теней - Майкл Ривз - Космическая фантастика
- Переулок Мидак (ЛП) - Махфуз Нагиб - Историческая проза