Предания нашей улицы - Нагиб Махфуз
- Дата:24.06.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Предания нашей улицы
- Автор: Нагиб Махфуз
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Презренные, из-за хлеба и похлебки вы защищаете того, кого ненавидите…
И набросился на них. Они отражали его удары своими палками, но сами ударов не наносили и постепенно отступали назад. Внезапно Идрис бросился между ними, стараясь добраться до Адхама. Люди, глядевшие на эту сцену из окон домов, громко закричали, Адхам, готовясь защищаться, воскликнул:
— Идрис, я не враг тебе, образумься! Идрис поднял было палку, но тут громкий голос возвестил: «Габалауи!», а Ридван, обращаясь к Идрису, прошептал:
— Отец идет.
Идрис отпрыгнул в сторону, оглянулся и увидел Габалауи, приближавшегося в окружении слуг с факелами в руках. Он заскрежетал зубами и издевательски крикнул отцу:
— Скоро я подарю тебе внука, сына распутницы. То-то ты порадуешься.
И кинулся бежать по направлению к Гамалийе. Люди расступились, давая ему дорогу, и вскоре он исчез в темноте. Габалауи приблизился к месту, где стояли братья. Под тысячами устремленных на него взглядов он старался казаться спокойным. Властным тоном сказал:
— Продолжайте же свадьбу.
Фонарщики вернулись на свои места. Вновь ударили барабаны, запели флейты, зазвучали голоса певцов, возобновились танцы, свадебное шествие тронулось в путь.
До утра не спал Большой дом, до утра продолжалось пиршественное веселье. Когда Адхам вошел в свою комнату, из окон которой виднелись пустыня и холм Мукаттам, Умейма стояла возле зеркала. Лицо ее все еще было закрыто белым покрывалом. Одурманенный вином и гашишем, Адхам еле держался на ногах. Собрав последние силы, он подошел к девушке, поднял покрывало и открыл ее лицо, которое в этот миг показалось ему особенно прекрасным. Адхам наклонил голову и нашел губами полные губы Умеймы, потом заплетающимся языком пробормотал:
— Что значат все печали по сравнению со сладостью этой минуты… Нетвердыми шагами направился к постели и упал поперек нее, не сняв ни платья, ни сапог. А Умейма глядела на его отражение в зеркале и улыбалась нежно и сочувственно.
5
В Умейме Адхам нашел неведомое ему доселе счастье. По простоте душевной он всех оповестил о том, что счастлив, и это стало для братьев темой бесконечных анекдотов.
Каждый раз, заканчивая молитву, Адхам простирал руки вверх и восклицал: «Слава ниспослателю щедрот! За милость отца слава ему, за любовь супруги слава ему, за то, что вознес меня выше многих достойных, слава ему, за чудесный сад и за подругу-свирель слава ему!» Все женщины Большого дома в один голос называли Умейму примерной женой — она заботилась о муже, словно о сыне, была ласкова со свекровью и угождала ей во всем. Сам Адхам был преисполнен любви и нежности к жене. Если раньше дела по управлению имением отнимали у него часть времени, которое он мог бы провести за невинными забавами в саду, то теперь любовь заполнила собою все и ни для чего не оставила места. Один за другим текли счастливые дни, и это продолжалось гораздо дольше, чем предполагали насмешники Ридван, Аббас и Джалиль. Но время шло, и на смену бурной радости постепенно пришло успокоение. Так поток, который шумит, бурлит и пенится на порогах, в низине становится плавной рекой. Адхам вновь начал задумываться над многими вещами, вновь почувствовал цену времени, смену дня и ночи, понял, что беседа, даже самая приятная, теряет всякий смысл, если она продолжается до бесконечности. Он вспомнил о саде, своем неизменном приюте, и решил, что им не стоит пренебрегать. Все это совсем не означает, что сердце его охладело к Умейме — она по-прежнему владела им безраздельно, но у жизни свои законы, и человек познает их лишь опытом. Адхам вновь стал посиживать у ручья, любуясь цветами и птицами, наслаждаясь и отдыхая. Однажды в его уголок пришла Умейма, веселая и очень хорошенькая, села рядышком и заговорила:
— Я смотрела из окошка и думала, где ты задержался и почему не позвал меня с собой. Адхам улыбнулся:
— Боялся тебя утомить.
— Меня утомить? Но ведь я так люблю этот сад! Ты помнишь нашу первую встречу здесь, на этом самом месте? Он взял ее руку в свои, прислонил голову к стволу пальмы, устремил взгляд в небо, видневшееся сквозь ветви. А Умейма продолжала говорить о своей любви к саду. Он молчал, а она без умолку говорила, ибо ненавидела молчание с той же силой, с какой любила сад. Сначала она рассказывала о себе и о своей жизни. Потом перешла к последним сплетням в жизни Большого дома, в первую очередь к отношениям между женами Ридвана, Аббаса и Джалиля. Наконец она промолвила с упреком:
— Ты не слушаешь меня, Адхам! Адхам с улыбкой ответил:
— Что ты, радость моя!
— Но ты думаешь о чем-то другом…
Это была правда. Но, хотя Адхам не слишком обрадовался приходу жены, присутствие ее не было ему в тягость, и, если бы она захотела уйти, он стал бы искренне ее удерживать. Он воспринимал ее как неотделимую частицу самого себя. Поэтому он извиняющимся тоном сказал:
— Я люблю этот сад. Часы, проведенные здесь, — самое приятное воспоминание моей прошлой жизни. Его цветущие деревья, поющие птицы, журчащий ручей, наверное, знают меня не хуже, чем знаю их я. Я хочу, чтобы ты разделила со мной эту любовь. Смотрела ли ты когда-нибудь в небо сквозь ветви?
Умейма на мгновение подняла глаза, затем с улыбкой обратила их на мужа и сказала:
— Сад и правда красив. Неудивительно, что тебе в нем так хорошо.
Он почувствовал в ее словах скрытый упрек и поспешил добавить:
— Он был таким, пока я не знал тебя.
— А теперь?
Адхам нежно сжал руку жены:
— Твое присутствие оттеняет его очарование. Пристально глядя на мужа, Умейма произнесла:
— К счастью, сад не может тебя упрекнуть, когда ты покидаешь его ради меня.
Адхам засмеялся, привлек ее к себе, прижался губами к ее щеке. Потом спросил:
— Разве эти цветы не более достойны нашего внимания, чем жены братьев?
Умейма серьезно возразила:
— Цветы красивы, но жены твоих братьев без конца болтают о тебе, об управлении имением и о доверии к тебе отца, все время — с утра до вечера.
Адхам нахмурил брови:
— Чего им не хватает?
— Я боюсь, они тебя сглазят… Адхам воскликнул в сердцах:
— Будь проклято это имение! Оно забирает все мои силы, оно сделало братьев моими врагами, из-за него я лишился покоя! Да пропади оно пропадом… Умейма приложила палец к его губам.
— Не будь неблагодарным, Адхам. Управление имением — важное дело и может принести пользу, о какой ты даже не помышляешь.
— До сих пор оно приносило мне одни заботы. Достаточно вспомнить об Идрисе.
Умейма улыбнулась, но не оттого, что ей было весело, а желая скрыть встревоженное выражение своих глаз, и сказала:
— Взгляни на наше будущее так, как ты глядишь в небо, на деревья и на птиц.
С этого дня Умейма всегда сидела с Адхамом в саду. И редко молча. Но он не тяготился ею, привыкнув слушать ее вполслуха или вовсе не слушать. А под настроение брал свирель и начинал высвистывать какую-нибудь мелодию. Адхам был доволен жизнью и искренне считал себя счастливым. Даже выходки Идриса воспринимались теперь как нечто привычное. Только вот мать Адхама чувствовала себя все хуже и хуже. Ее мучили жестокие боли, и сердце Адхама разрывалось от жалости. Мать часто призывала его к себе, горячо благословляла и возносила Богу жаркие молитвы о благополучии сына. Однажды она сказала умоляюще: «Адхам, всегда проси Господа о том, чтобы он отвел от тебя зло и наставил на истинный путь». Она долго не отпускала его от себя и просила, перемежая мольбы стенаниями, помнить ее завет. В тяжких мучениях она скончалась на руках у сына. Адхам горько оплакивал мать. И Умейма оплакивала свекровь. Пришел Габалауи, долго смотрел в лицо покойной, потом бережно прикрыл его покрывалом, и в его суровых глазах светились тоска и грусть.
Не успел Адхам немного оправиться от горя и вернуться к обычному образу жизни, как его поразила непонятная перемена в поведении Умеймы. Началось с того, что она перестала сопровождать его в сад. К собственному удивлению, он обнаружил, что это его ничуть не обрадовало. Он спросил ее, в чем причина, Она сослалась на дела и усталость. Адхам заметил также, что она не отвечает на его ласки с прежней горячностью, а словно лишь терпит их, не желая обидеть мужа. Адхам встревожился. Что случилось? Он мог бы обращаться с ней построже, иногда ему и хотелось так поступить, но слабость Умеймы, ее бледность и явное желание ему угодить останавливали его. Временами она казалась печальной, временами растерянной, а однажды он даже уловил в ее взгляде враждебность, что одновременно рассердило и испугало его. Адхам сказал себе: «Потерплю еще немного — или все наладится, или я прогоню ее ко всем чертям!»
Войдя в покои отца с отчетом за месяц, Адхам почувствовал на себе испытующий взор и услышал вопрос:
- Война в Фивах - Нагиб Махфуз - Историческая проза
- Отчего вы не буддист - Дзонгсар Кхьенце - Религия
- Тетрадь моего деда - Александр Житинский - Социально-психологическая
- Ночи Корусканта-2: Улица теней - Майкл Ривз - Космическая фантастика
- Переулок Мидак (ЛП) - Махфуз Нагиб - Историческая проза