Очерки японской литературы - Николай Конрад
0/0

Очерки японской литературы - Николай Конрад

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Очерки японской литературы - Николай Конрад. Жанр: Филология. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Очерки японской литературы - Николай Конрад:
К 64 Конрад Н. И.Очерки японской литературы. Статьи и иссле­дования. Вступ. статья Б. Сучкова. М., «Худож. лит.», 1973.Труд выдающегося советского ученого-востоковеда Н. И. Кон­рада (1891—1970)—по сути, первая у нас история японской литературы, содержит характеристику ее важнейших этапов с момента зарождения до первой трети XX века.Составленная из отдельных работ, написанных в разное время (1924—1955), книга при этом отмечена цельностью науч­ной историко-литературной концепции.Вводя читателя в своеобразный мир художественного мыш­ления японцев, Н. И. Конрад вместе с тем прослеживает исто­рию японской литературы неотрывно от истории литератур всего мира. Тонкие наблюдения над ншвым художественным текстом, конкретный анализ отдельных произведений сочетают­ся в книге с широкими типологическими обобщениями, вы­являющими родство культурообразующих процессов Японии с литературами других стран Азии и Европы. 
Читем онлайн Очерки японской литературы - Николай Конрад

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 118

6) Отолю Куронуси

Весь — в мечтаньях я,

Весь — любовь к тебе, брожу...

Слышу — первый гусь!

Мимо дома он летит.

А что здесь я, знаешь ты?

Стихотворение это снабжено предисловием, поясняю­щим, что поэт однажды бродил вокруг дома своей возлюб­ленной, куда доступ ему был, однако, закрыт. И вот, пре­исполненный любовных мечтаний, он вдруг слышит крик первого в эту осень дикого гуся, пролетающего над домом. И размышляет с горечью: «Ты там впутри, конечно, слы­шишь, что гусь пролетает мимо твоего жилища. А знаешь ли ты, что и я здесь брожу?» Если добавить к этому, что дикий гусь — обычный поэтический символ тоскующей любви, смысл стихотворения будет совершенно ясен.

Вся эта, так сказать, критическая часть четвертого раз­дела заканчивается общей оценкой всей поэзии эпохи «ше­стерых бессмертных». Цураюки указывает на то, что и помимо них, конечно, было много поэтов; поэзия тапка сно­ва стала процветать. Но тут же он замечает, что большинст­во всех этих стихов было все-таки далеко от совершен­ства: авторы не давали себе труда вникнуть в суть самой песни, изучить ее историю; поэты не относились к своему творчеству с достаточной серьезностью, недооценивали всего значения песни. Этими словами он, с одной стороны, заканчивает общую характеристику того периода упадка, который переживала японская поэзия в первой половине IX века, отмечая одновременно с этим все еще неполное совершенство и тех песен, которые создались во вторую половину этого же столетия, то есть в эпоху уже начав­шегося оживления японской национальной поэзии; с дру­гой стороны, он как бы подготовляет читателя к надлежа­щей оценке его работы, его антологии, долженствующей показать уже подлинно совершенное.

Последняя часть раздела повествует о самой истории создания новой антологии, рассказывая, откуда вышла сама инициатива этого издания, кто работал над собирани­ем материала, как был подобран материал и под каким названием этот сборник было решено выпустить в свет.

Интересно отметить то, несомненно, особенное внимание, которое Цураюки уделяет вопросу об инициативе. Он ста­рательно подчеркивает наличность почина самого импера­тора (Дайго), с пафосом рассказывает о том, с каким ува­жением ц любовью этот последпнй относился к японской национальной поэзии и как он был озабочен тем, чтобы песни не терялись, но сохранялись и для будущих времен. Этим самым Цураюкн как бы хочет дать понять читателю, что в его время ужо восстановилось то положение, которое он в предыдущих разделах своего предисловия охарактери­зовал как должное, правильное и обеспечивающее поэзии плодотворный и широкий масштаб развития. Опять восста­новились в прежнем блеске «поэтические собрания», опять император стал выступать как меценат и критик. Таким образом, Цураюки помещает творчество своего времени и самое антологию в эти, с его точки зрения, нормальные условия, желая показать, что «Кокипсю» в этом смысле ни­чуть не уступит «Манъёсю». С другой стороны, указание его на то, что инициатива издания исходила от императора, чрезвычайно важно с историко-литературной точки зрения. Обстановка издания «Кокипсю» стала образцом для. всех последующих антологий: с «Кокинсю» пошел длинный ряд императорских изданий япопских стихотворений, так на­зываемые «тёкусэнсю» — «собранные по высочайшему по­велению стихи». Слава «Кокинсю» была настолько велика, что многие из последующих правителей Японии стреми­лись, так сказать, не уступить обессмертившему себя уча­стием в издании «Кокинсю» императору Дайго и повеле­вали составлять свои собственные сборники. Разумеется, указания Цураюки па инициативу Дайго следует понимать в значительной степени как выполнение церемониаль­ной условности; точно так же и в последующее время ини­циатива императоров часто бывала достаточно номиналь­ной, но, так или иначе, с «Кокинсю» пошел обычай время от времени издавать официальные антологии,— всегда от имени какого-нибудь императора, благодаря чему история японской поэзии обладает огромным, почти исчерпываю­щим материалом для изучения японской поэзии.

«Редакционный комитет», по словам Цураюки, был со­ставлен из четырех лиц: его самого, Отикоти Мйцунэ, Мйбу Тадаминэ и Кино Томоиори, причем председателем его, главным редактором всей антологии был сам Ки-но Цураю­ки. Все эти лица были известными поэтами в свое время, и в «Кокинсю» содержится немало их произведений. Цураю­ки приводит во всех подробностях должности и чины каж­дого из них, и это обстоятельство дает, между прочим, по­вод профессору Сасаки сделать одно очепь любопытное заключение.

Чины всех редакторов «Кокинсю» весьма незначитель­ны с точки зрения хойанской «табели о рангах». Сасаки на­ходит, что для Хэйана с его бюрократическими тенден­циями, когда чипу и званию придавалось такое громадное значение, выбор этих не особенно знатных родом и высоких по чину лиц был несколько странным. В объяснение этому, действительно, несколько бросающемуся в глаза факту Сасаки приводит те специальные предпосылки, которые, по его мнепию, руководили всем делом издания: всеми соста­вителями сборника руководило скрытое стремление за­тмить «Манъёсю», создать новые основы для японской песни, причем для этой цели старались порвать со всеми прежними традициями. Поэтому было очепь важно дове­рить это дело лицам, которые могли бы па деле создать нечто повое и ценное; поэтому и пришлось прибегнуть к не столько чиновным и знатным, сколько более одаренным и образованным поэтам и критикам.

Руководились ли при составлении Редакционного Ко­митета этими соображениями или какими-нибудь иными,— утверждать довольно трудно; можно сказать только одно: редакторы блестяще справились со своей задачей, дав дей­ствительно превосходнейшие образцы японской поэзии классической эпохи, и, песомненно, по праву обессмертили себя этой работой.

Следующие строки своего введения Цураюки посвящает самому материалу, над которым им всем пришлось рабо­тать, н поясняет здесь ту схему, в порядке которой они рас­положили все стихотворения сборника. Эти стихотворения оказались расположенными в порядке тематическом: сна­чала идет отдел «четырех времен года», в обычной последо­вательности — весны, лета, осени и зимы, затем — отдел «славословий», как в общем смысле, так и в специальном приложении к императору; затем — отдел «любви», спе­циальный отдел «разлуки» и все прочие отделы, которых Цураюки особо не называет.

Отдел четырех времен года характеризуется им не на­званием «весна», «лето» и т. д., но теми темами, котопые являются типичными для каждого из этих сезонов. Для весны им указана тема «цветка сливы, втыкаемого в воло­сы» (в виде украшения).

Образцом такого содержания может служить следую­щее стихотворение:

Соловей плетет,

Слива, из твоих цветов

Шапочку себе.

Дай я в волосы воткну

Сливы цвет, чтоб старость скрыть!

Для понимания этого стихотворения необходимо знать, что по старинному поэтическому поверью соловей сплетает из лепестков сливового цветка себе шапочку. Эта шапочка служит как бы символом весны, молодости и т. п. Поэт хочет последовать его примеру: украсить себе голову цве­тами сливы, чтоб скрыть свои седины.

Показательной для лета Цураюкн считает тему «при­слушивания к голосу кукушки» — птицы, образ которой всегда соединялся с этим временем года.

Летней ночью я,

Только что прилег уснуть,

Слышу — вдруг опять:

Плач кукушки... Вместе с ним

Вот опять блестит заря.

(Перевод Г. О. Монзелера)

Типичной осеннею темой, по Цураюкн, является крас­ная листва. На этом образе построено, например, следую­щее стихотворение.

Алую листву

Осыпает тихо клен

Здесь, в горах глухих.

Как похожи листья те

На багряную парчу!

(Перевод Г. О. Монзелера)

Для зимы характерна тема «любование снегом».

Хоть еще зима,

Все же с облачных небес

Падают цветы.

Там средь темных снежных туч

Не настала ли весна?

(Перевод Г. О. Монзелера)

Отдел славословий состоит из од в честь государя, страны или вообще в виде приветствия, поздравления, об­ращенного к кому-нибудь. Образы цапли и черепахи при этом понятны и естественны, так как на всем Дальнем Востоке как та, так и другая являются наиболее распро­страненными, наряду с сосной, символами долголетия.

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 118
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Очерки японской литературы - Николай Конрад бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги