Лучший исторический детектив – 2 - Александр Балашов
- Дата:27.11.2024
- Категория: Детективная фантастика / Исторические приключения / Исторический детектив / Крутой детектив / Шпионский детектив
- Название: Лучший исторический детектив – 2
- Автор: Александр Балашов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игорь Ильич знал: если забраться на макушку старого дерева, то с высоты был хорошо виден отчий дом, который построили его отец с матерью ещё в сорок восьмом году, за два года до его рождения. А посмотришь на Восток — и на меловой горе, в хорошую погоду, можно рассмотреть остроконечный шпиль старинного Горнальского мужского монастыря и купол с крестом, венчавший церковь Рождества Пресвятой Богородицы… Там, рассказывала ему в детстве мать, монахи ка зеницу ока хранили чудотворную икону Пряжевской Божией Матери, привезённую ими в очекнь давние времена аж с самой Греции.
Игорь Ильич хорошо помнил, как мать рассказывала ему, уже что-то кумекавшему своей русой головкой, о том, как его крестили в действовавшей монастырской церквушке. Для отца-коммуниста, тогда ещё не застреленного бандитами, приехавшими добыть в их новом доме, пахнущем свежей смолой сосновых досок, царский перстень, о котором не врал напропалую только самый ленивый в округе, крещение сына могло дорого обойтись. Если бы кто из гуевцев донёс о церковном обряде, то Илью Захарова сперва исключили бы из партии, а затем в шею бы погнали из колхозных бригадиров.
— Ма, а зачем маленьких крестят? — спросил тогда маленький Игорёк.
— И маленьких, и больших крестят в церкви, чтобы их Господь хранил. Спасал и хранил, — ответила мать. С крещённым — Бог. И он всегда — с Богом. Зря что ли батюшка тебе крестик повесил? То-то…
…В тот приезд к матери Лаврищев донимал мать уже с позиции изрядно подпорченного атеизмом работника внутренних органов. То есть с шаткой позиции колеблющегося. В своём половинчатом отношении к религии был он, как все. Или — почти, как все: к Богу обращался, когда припрёт так, что дальше некуда… Полуверие — это неверие. Таких сирых и убогих, нищих духом с небес трудно заметить. Как-то услышал у Юлиана запись песни Высоцкого и удивился с неясной причиной восхищения глубине и силе слов народного любимца: «Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал…».
В Библии, чья мудрость проверена столетиями, сказано: если уивидишь разумного, ходи к нему с раннего утра, и пусть нога твоя истирает пороги дверей его. Матушка его была мудра. Это он поздно понял… Во времена его детства и юности гуевцы опрометчиво отмахнулись и от мудрой Книги, и от мудрых людей. Да и сам Игорь Ильич считал религиозность матери следствием её малой образованности. «Тёмен ещё народец наш, — думал следователь. — В космос уже сколько раз слетали, а мать всё на иконы в красном углу крестится».
— А ты, сынок, во что или в кого веруешь? — в тот приезд своего ненаглядного Игорёшки спросила мать.
— Я, мать, в его величество закон верю. Ему и служу верой и правдой.
Мать вздохнула, глядя на сына уставшими и мудрыми глазами, в которых всегда стояли слёзы, готовые пуститься по морщинистым щекам сухого загорелого лица.
— Главное, чтобы твои законы согласовывались с Божескими.
Лаврищев улыбнулся:
— Ма! У Бога всего десять заповедей, кажется, а мои законы в толстенный толмуд УК РСФСР не влезают. А ты говоришь, чтоб «согласовывались»…
Баба Вера нахмурилась, сухо сказала:
— Дурак ты ишшо, Игорёшка, хучь и лоб до макушки лорос!.. Не убий, не укради, чти мать и отца своего… Какие ишшо законы надо выдумывать? Ты хучь тыщу их напиши, не будут они отвечать Божескому Закону, главному закону нашей совести, пустыми и мёртвыми они будут в жизни человека. Ты там, в Москве своей, в церкву-то, хоть на Пасху, ходишь?
— На Псаху в ней и президент с правительством Богу молятся. За Россию, наверное. Значит, и за меня, дурака грешного! — рассмеялся следователь.
Тогда Лаврищев удивился набожности матери. В детстве, когда Вера Ивановна Лаврищева, мать его, от зари до зари горбатилась в колхозе «Ленинский путь», то тяпая сорняки в поле, то работая на ферме дояркой, он не замечал её религиозности. Как-то даже пошутил грубо, сказав матери, что отстающее их коллективное хозяйство нужно срочно переименовать в колхоз «Пути Господни неисповедимы». Мать дала ему, уже женихавшемуся парню, звонкую затрещину — не богохульствуй, мол.
Сколько себя помнил Игорь Ильич, икона Богородицы всегда висела в красном углу. Разве это говорило ему о чём-то? Ну, висела и висела старая икона, написанная на доске. По церковным праздникам мать зажигала под иконой лампадку, мерцавшую по вечерам ровным жёлтым огоньком. Вот и всё, что осталось в его памяти о религиозности своей мамы Веры?
Но что, если не вера матери, помогла этой хрупкой на вид женщине, после смерти отца, когда на её руках остались трое её детей, вынести все испытания, выпавшие на её долю? Цепкая детская память Игоря на всю жизнь запомнила, будто сфотографировала, фантастическую и даже натуралистическую по своей жестокости картину — мать на пеньковом канате таскает с поля на обочину просёлочной дороги огромные гранитные валуны, которые каждую весну выдавливала из себя земля. Невесть откуда, из какого прошлого планеты, были они родом…Угодил так угодил с очередным нарядом на работу кум Веры Лаврищевой, председатель колхоза «Ленинский путь» Шабардин, «Шабарда чёртова», как звали его гуевские бабы.
Случилось это той весной, когда бандиты, не найдя золотого кольца с драгоценным камнем, на глазах жены и детей застрелили отца Игоря, определил свою упрямую куму, отказавшую куму в близости, стаскивать с поля неподъёмные камни. Тракторов в колхозе тогда было мало, а баб, вдов всех возрастов и габаритов, а так же молодух, хватало. Были и настоящие богатырки, что и «коня на ходу остановят, и в горящую избу войдут…». Так нет, дал наряд Вере Лаврищевой и её подружке, Фросе Журавлёвой, гуевской «правдолюбке», бабе с острым языком, страдавшей больными бронхами. Фрося от непосильной работы тут же слегла, захаркав кровью от «блатной работёнки», как мрачно шутил на наряде Шабарда.
Оставшись без подмоги, мать обвязывала валун верёвкой, сделав помочи, запрягалась в пеньковую упряжь — и тащила его на обочину дороги, вязнув резиновыми сапогами в раскисшем от весенних дождей чернозёме. И вот таким макаром одна, удивив всю деревню, вытащила на развилку просёлка, соединявшегося с большаком, огромный красноватый, в белёсых прожилках огромный валун, прозванный потом её односельчанами Вериным Камнем. Игорь ещё мальчишкой, когда возвращался из Суджи по большаку, шёл на два верных ориентира, чтобы не сбиться с пути — на старую ракиту с дуплом и на
- Чайник в мастерской - Ольга Евгеньевна Сквирская - Прочее / Русская классическая проза
- Кабалла, ереси и тайные общества - Н. Бутми - Публицистика
- Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин - Биографии и Мемуары
- Похвала Сергию - Дмитрий Балашов - История
- Бог, Пространство, Мыслящая Субстанция. Учение Джуал Кхула - Татьяна Данина - Эзотерика