Лучший исторический детектив – 2 - Александр Балашов
- Дата:27.11.2024
- Категория: Детективная фантастика / Исторические приключения / Исторический детектив / Крутой детектив / Шпионский детектив
- Название: Лучший исторический детектив – 2
- Автор: Александр Балашов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знания сами по себе вещь безрадостная. «Меньше знаешь, крепче спишь!», — любил повторять эту полицейскую банальность его бывший начальник. Спал тот подполковник всегда очень крепко. Даже на работе, в специальной комнатке отдыха, предусмотренной для таких целей за искусно замаскированной дверью в его кабинете. Но тот блаженный сон вряд ли приносил начальнику радость, а уж про окружающих его подчинённых — и нечего говорить. После такого безрадостного сна начальник бывал злее цепной собаки. Но ведь жил же человек без радости! И неплохо, по нашим правильным понятиям (понятиям по правилам, значит) жил. Был на хорошем счету у своего непосредственного начальства, по вертикали власти.
Так что же значит: жить без радости? Жить без радости, понял следователь Лаврищев, это жизнь без любви. А без любви какая жизнь? Мука да и только. Как в дантовом аду. В аду нет места даже этому радостному слову — «Любовь» «Тернистый путь пройдя наполовину, я оказался в сумрачном лесу». Эта фраза великого итальянца («Божественную комедию» Лаврищеву подарили в прокуратуре на его 50-летие) вдруг вобрала в себя все эти грустные мысли, все «вечные вопросы» следователя, которые с того самого юбилейного банкета в дорогом ресторане терзали его душу. «…Я оказался в сумрачном лесу». Значит, и тогда, во времена средневекового Возрождения, всё то, о чём думал Игорь Ильич занимало умы тех людей. И они, триста, пятьсот лет тому назад, искали, но не находили радости в жизни. Какая же радость, оказаться в жизни, как в сумрачном лесу?
Одна только настоящая радость и осталась у Лаврищева. Рад был Лаврищев, что в этом суетном и недобром мире он ещё кому-то нужен. Да нет, не просто «кому-то», а, конечно же, дочери своей любимой — Ирине Игоревне. Потом в его жизни появился внук Максим. И Игорь Ильич стал его считать своей главной и единственной теперь радостью…А о чём ещё мечтать в той половине жизни, когда чувствуешь, что «оказался в сумрачном лесу»? Есть семья: жена, приёмный сын, родная дочь, внук… Пенсия слабовата? Так не в деньгах счастье. Многие бы его коллеги, вышедшие вместе с Лаврищевым на пенсию, могли бы позавидовать Игорю Ильичу. А что такое счастье вообще, думал экс-следователь по особо важным делам. Счастье — это когда тебе завидуют, а нагадить уже не могут. А что к своей «мраморной Галатее, у него давным-давно нет никакого живого чувства (а были ли они вообще?), то уже поздно локоток кусать. Да и раньше его укусить было не просто. Хотя вопрос о разводе с Марией Сигизмундовной он время от времени всё-таки ставил… Перед самим собой.
Но когда Ирина полюбила молодого человека, аспиранта одного из кардиологических центров, вышла замуж, родила Лаврищевым внука Максима — «разводной вопрос» отпал как бы сам собой. Появились совсем другие проблемы — как можно дольше продержаться на своём месте в столичной городской прокуратуре (новый прокурор особенно не деликатничал с работниками, достигшими пенсионного возраста), потом помогал молодой семье Ирины обустроиться в двухкомнатной квартире, которую Лаврищевы купили для семейного счастья дочери. Хлопоты, суета сует, проблемы, маленькие радости, ссоры и примирения, обиды и упрёки, приобретения и потери, беды и бедки, дети и детки — всё, как писал Толстой о несчастной семье Облонских, смешалось в доме Лаврищевых. Терпения не хватало, прощать не научился, любить так, чтобы раствориться в другом человеке, он не умел…Всё это было как бы из чьей-то другой, не его жизни. Постепенно о разводе Лаврищев перестал мечтать и ни о каком разрыве, выйдя на пенсию по «собственному желанию начальства», уже даже не помышлял. Жил с властной и педантичной женой как бы по инерции: притерпелся. По инерции играя и роль порядочного мужа, любящего отца, а теперь уже и деда.
ЧЕЛОВЕК С МЯГКИМИ НОГТЯМИ НИКОГДА НЕ СМОЖЕТ НАЙТИ КРАЙ У СКОТЧА
«Если ты любишь человека таким, какой он есть, то ты любишь его.
Если ты пытаешься его кардинально менять, то ты любишь себя».
(Август Аврелий).
…В тот день в руках у жены Игоря Ильича был скромный букетик июньских цветов. Но импровизированный «презент» мужа её скорее раздражал, чем радовал. Цветы после утреннего чая с дачной клумбы своим перочинным ножом — без её на то дозволения! — срезал «Ильич», как она называла мужа в дни обострения её хронической депрессии. (Так она прозрачно намекала на его уже такое далёкое прошлое, когда для того, чтобы человека назначили старшим следователем, нужно было сначала обзавестись партбилетом с профилем «вождя всемирного пролетариата», могильщика российской интеллигенции, которую вдохновитель Октябрьского переворота, выходец из интеллигентной семьи губернского Симбирска, почему-то называл в своих статьях и речах «вшивой»).
Этот оскорбительный эпитет, полагала Мария Семионова, должно быть, относился только к новой, «пролетарской интеллигенции», к той, что называется, из грязи в князи. Ну, как муж её, Игорь Ильич, тоже, кстати, Ильич. Во всех анкетах в советское время радостно писал «из крестьян». Нет, думала Мария Сигизмундовна, прав, прав был «тот Ильич», вшивая она, нынешняя наша интеллигенция, генетически вшивая. Новодел, одним словом. Вот у неё корни — так корни!.. Если «тот Ильич» вшивость приписывал «новоделу», тем, кто из грязи в князи, так это архигениальная, архиправильная мысль человека, чьи останки до сих пор зачем-то выставлены напоказ в мраморном мавзолее на Красной площади.
Другие же «кон- и архигениальные» мысли давно «почившего в бозе» вождя мирового пролетариата были мертвы и чужды для Марии, закончившей в уже далёкие от нас семидесятые годы юрфак и имевшей неизменную оценку «отл» в зачётке по истории партии и научному коммунизму.
Всю свою сознательную (то бишь — допенсионную) жизнь прослужившую в Московском городском суде, сначала секретарём суда, потом народным судьёй, а в пореформенные годы — федеральным судьёй, Мария Сигизмундовна судила легко. Но на процессах — только с колокольни, на которую её «народным судьёй» (то сеть судьёй над народом) посадил некто, имярек, которого принято безлико называть «государством». С «лёгкостью необычайной» (после соответствующих консультаций с вышестоящими госорганами) она выносила свои обвинительные приговоры. За всю свою карьеру в органах советской, а потом Российской юстиции Мария Сигизмундовна не вынесла ни о д н о г о (!) оправдательного приговора. Свою позицию называла «принципиальностью и чётким выполнением буквы закона». Ей нравилась поговорка её отца, которую он всё чаще употреблял, когда страна объявила о своём историческом переходе на рыночные рельсы: человек с мягкими ногтями никогда не сможет найти край у скотча. Мария Сигизмундовна своими
- Чайник в мастерской - Ольга Евгеньевна Сквирская - Прочее / Русская классическая проза
- Кабалла, ереси и тайные общества - Н. Бутми - Публицистика
- Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин - Биографии и Мемуары
- Похвала Сергию - Дмитрий Балашов - История
- Бог, Пространство, Мыслящая Субстанция. Учение Джуал Кхула - Татьяна Данина - Эзотерика