Пустующий трон - Кен Лю
- Дата:25.04.2025
- Категория: Боевая фантастика / Героическая фантастика / Научная Фантастика / Разная фантастика / Фэнтези
- Название: Пустующий трон
- Автор: Кен Лю
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тифан не устает демонстрировать это качество, – сказал Кинри. – Но поскольку мы знаем его историю, то сможем в противовес создать свою.
Они с Одуванчиком улыбнулись друг другу.
Мота снова умолк, обдумывая зацепившие его слова девушки: «Все равно как человек, ставший заложником своей истории».
Кинри застал Одуванчика за рисованием на кухонном дворе.
Вокруг кипела работа. После победы во втором раунде многие сотрудники вернулись, решив, что никакого проклятия на «Великолепной вазе» больше не лежит. Пока повара и их помощники носились вокруг хлебопечек и изогнутых зеркал солнечных жаровен, таскали воду и дрова, ощипывали цыплят, чистили рыбу и заваривали на огне крем, Одуванчик стояла за мольбертом посреди всей этой кутерьмы и сосредоточенно оглядывалась, изредка делая решительные взмахи кистью.
Кинри тихо подошел сзади, не желая ее беспокоить. Ему хотелось лишь быстро взглянуть, что она рисует, прежде чем продолжить работу. Ужин был в самом разгаре, и Лодан и Мати требовались все свободные руки.
Картина оказалась небольшой, фута четыре в диаметре. Одуванчик использовала только черную тушь, и бумага была покрыта неровными пятнами всевозможных размеров вперемешку с тонкими завитками. Время от времени девушка опускала кисть в ведерко у ног, отступала на пару шагов и с расстояния махала кистью на бумагу, обдавая ее мелкими брызгами туши. Девушка работала столь энергично, что и платье, и лицо у нее были в чернильных точках и мазках.
Кинри с отвисшей челюстью смотрел на мольберт. Он видел много картин в стиле Дара, как в Укьу-Тааса, так и на гинпенских рынках, но ничего подобного прежде не встречал. Казалось, на бумаге одновременно отпечатались и причудливые логограммы ветрописной каллиграфии, и следы вроде тех, что остаются на береговом песке при отливе, и тонкие паутинки в каплях утренней росы, и извилистые потоки замерзшей лавы морозной зимой.
Но больше всего эта работа напоминала голосовые картины льуку.
Одуванчик вдруг резко попятилась, замахнувшись кистью для очередного хлесткого броска. Завороженный Кинри не успел отскочить, и покрытая тушью кисть ткнула его прямо в нос.
После неловких взаимных извинений молодые люди переглянулись. Черное пятно на носу и половине лица Кинри рассмешило Одуванчика.
– Будем считать, что ты стал частью картины, – сказала девушка. – Правда, обычно я прошу натурщиков сидеть передо мной, а не подкрадываться сзади.
– Красивая картина! – Он усмехнулся и утер нос.
Одуванчик привыкла к тому, что молодые люди всегда хвалили ее работы (только гадкий Гимото был исключением), и понимала, что в большинстве своем их интересовали вовсе не картины. На чайных церемониях в домах индиго юноши сочиняют стихи об аромате напитка, но при этом не сводят глаз с девушек-подавальщиц. Неискренние похвалы возмущали ее, и было обидно услышать нечто в этом роде от Кинри.
– Ты и правда так думаешь? – лукаво спросила она.
– Ну… да, – запинаясь, подтвердил Кинри.
Взгляд девушки немного испугал его, и он не отважился посмотреть ей в глаза.
– Тогда скажи, – Одуванчик прикусила рукоять кисти и указала на хлебную печь, – где на картине изображена эта печка?
Кинри наморщил лоб:
– Она одновременно и на картине, и вне ее.
– Что?! Это еще как?
Юноша подошел к мольберту:
– Вот это пятно по объему похоже на печь, а этот легкий завиток – на дым. Эти расплывчатые пятнышки символизируют вязкое тесто; эти длинные мазки – энергию пекаря, выбегающего из кухни с горячими буханками; а вот эти – мелкие точки… Глядя на них, я буквально чувствую, как корочка крошится во рту. Но в то же время здесь не нарисована сама печь. Ты изобразила лишь ее дух, но не физическую оболочку. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так рисовал, по крайней мере в Гинпене… – Заметив выражение лица Одуванчика, он остановился. – Прости. Сам не знаю, что несу. Я в искусстве ничего не смыслю.
Одуванчик сморгнула выступившие на глазах слезы:
– Нет, ты ничего дурного не сказал… Просто… до сих пор никто не понимал моих картин, даже мой брат.
– Она… правда очень красивая, – неловко пробормотал Кинри. – Мазки напоминают следы улиток на банановых листьях перед закатом, если понимаешь, о чем я… Яркие дуги поверх жилок, переливающиеся, словно радуги. Глядя на них, понимаешь, каких усилий улитке стоило преодолеть каждый дюйм, и задумываешься о том, что в головах у этих созданий… – Он сглотнул и с тревогой добавил: – Прошу, не злись, что я сравниваю твою картину с улиточной слизью. Просто других слов не нахожу.
– Обижаться тут совершенно не на что, – тихо ответила Одуванчик. – Ты говоришь искренне, а искренность прекрасна и ценна.
«Вот как? – задумался Кинри. – А если я расскажу тебе всю правду о себе, ты тоже сочтешь ее прекрасной?»
– Ты сказал, что не видел, чтобы так рисовали в Гинпене, – заметила девушка. – А где видел?
– Чтобы так рисовали кистью – нигде. – Кинри помотал головой. – Но этот стиль напоминает голосовые картины, которые я видел на родине.
Он рассказал ей о повествовательных танцах, кактусовых барабанах и о том, как шаманы рисуют при помощи голоса и музыки.
– Голосовая картина передает дух истории, а не слова-шрамы. – Молодой человек невольно использовал переводной вариант описательного оборота льуку. Пока он говорил, глаза его подернулись влагой от тоски по дому.
Одуванчик внимательно слушала, пытаясь представить то, что описывал ее собеседник.
– Хотелось бы мне когда-нибудь посмотреть, как создаются эти голосовые картины, – промолвила она, когда Кинри закончил рассказ. – Даже если шаман – льуку, а я – дара, нам найдется что обсудить, когда речь зайдет об искусстве…
Кинри такое казалось невероятным, и его сердце болезненно сжалось.
– И часто слуг пускают посмотреть повествовательные танцы? – спросила Одуванчик.
– Нет, – помотал головой Кинри. – Повествовательные танцы священны… – юноша не сразу вспомнил, что, согласно выдуманной биографии, сам был слугой, – …как правило, – неуклюже закончил он.
К счастью, Одуванчик вроде бы не обратила на это внимания.
– А ты помнишь, что за истории они рисовали в танцах?
Почувствовав облегчение от перемены темы, Кинри пересказал ей историю Афир и Кикисаво. Одуванчик с удовольствием слушала, внимая каждому его слову.
– Жаль, что после стольких испытаний эти двое не смогли остаться друзьями, – заметила она, дослушав до конца. – Совсем как император Рагин и Гегемон. Они столько вместе пережили, но в итоге рассорились.
Для Кинри было странно слышать сравнение великих героев степного народа с двумя жестокими тиранами Дара, но, прожив в Дара достаточно времени, он уже не считал рассказы придворных учителей непреложной истиной.
– Как ты пришла к такой манере рисования? – спросил он Одуванчика.
– Вдохновлялась своей любимой
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Эмоциональный интеллект - Дэниел Гоулман - Психология
- Новые Миры Айзека Азимова. Том 4 - Айзек Азимов - Научная Фантастика
- Как зарегистрировать бизнес в России: ООО, ИП, самозанятый - Ирина Некит - Менеджмент и кадры
- Проект Атман - Кен Уилбер - Психология